Дело о 140 миллиардах, или 7060 дней из жизни следователя

Такого не могло и не должно было быть. Факт прекращения дела против Сеидова и последующего его осуждения дополнило досье, давно собираемое на Мамедова. Стержнем же его стало дело Саши Бабаева. Можно было ставить вопрос о серьезной проверке прокуратуры республики партийной комиссией. Алиев продирижировал, и партию разыграли. Решением бюро ЦК КП Азербайджана Гамбоя Мамедова освободили от занимаемой должности. Роману Андреевичу Руденко оставили пустяковую мелочь – подписать соответствующий приказ, что он и сделал. Гейдар Алиевич Алиев, как и другие его соратники по партии, любивший цитировать В. И. Ленина, напрочь игнорировал его наставления «о двойном подчинении и соцзаконности», по которому прокурор находится в подчинении по вертикали и не может быть зависим от местных органов власти.

Новым прокурором республики стал заместитель председателя КГБ Аббас Тагиевич Заманов, сосед Гамбоя Алескеровича по подъезду, человек бесконечно далекий от прокурорской деятельности.

Мамедова спровадили на пенсию, но депутатской неприкосновенности не лишили. Видимо, Алиев, побаиваясь строптивого прокурора, решил тем самым подсластить пилюлю.

Но каким неблагодарным оказался бывший прокурор! Когда его пытались трудоустроить, он отказывался от предлагаемых должностей среднего руководящего звена и все норовил занять номенклатурную, то есть равнозначную той, с которой его сняли. Но разве можно так провести Гейдара Алиевича? Сегодня я тебя сюда, а завтра ты заявление в Москву: мол, за что сняли на бюро, когда на номенклатурную, пусть и на другую, должность утвердили?

Такое противостояние длилось несколько лет. В конце 1978 года по заранее расписанному сценарию проходила очередная сессия Верховного Совета республики. Заседание заканчивалось, и председательствующий по традиции спросил: «У кого что есть?» И вдруг все замерли. Подняв руку и встав со своего места, к президиуму двинулся Гамбой Мамедов. Он шел, покраснев, играя желваками, в полной тишине. Это было такое отступление от ритуала, что растерялись не только депутаты, но и рабочий президиум во главе с Алиевым. Гамбой Мамедов шел посягать на основы, и об этом догадывались. Его пробовали остановить репликами, но тщетно.

Алиев лихорадочно перешептывался с составом президиума, а Мамедов между тем вышел на трибуну. Речь его была сбивчивой, но страстной. Он говорил о непорядочности первого секретаря ЦК, о том, что в республике процветают приписки, особенно в хлопковой промышленности, очковтирательство, обман государства и т. д. Многого он сказать не успел: его стащили с трибуны разгневанные депутаты (фактически работники спецслужб, обслуживающие сессию).

И тут-то началось! Подыгрывая лидеру партийной организации республики, на трибуну поднимались «честные труженики», позором клеймившие отступника. Они вспоминали о якобы разваленной Мамедовым работе прокуратуры и многом другом. Все говорили о гремевших на весь Азербайджан судебных процессах, о бескомпромиссной борьбе с этим злом под руководством Гейдара Алиева, делая вид, что не знают о повсеместно процветавших мздоимстве и воровстве.

Никто не хотел вспоминать, что совсем недавно работник исправительно-трудовой колонии в Шуше, доведенный до отчаяния отказами в переводе к новому месту службы, из-за отсутствия денег для взятки дошел до крайности. С табельным оружием он приехал в Баку и вошел в здание МВД. Поднялся в приемную министра, оттолкнул адъютанта и ворвался в кабинет. Как в тире, стал расстреливать находившихся там людей: министра, двух его заместителей… Один из присутствующих успел спрятаться под стол. (Впоследствии его уволили за трусость. Хотя как он мог спасать в такой ситуации министра, так никто и не понял…)

Затем отчаявшийся работник колонии подошел к окну, в последний раз посмотрел на бурлившую за этими стенами жизнь и застрелился. Министр Гейдаров был другом Алиева, участником Великой Отечественной войны, Героем Советского Союза. Его уважали и неплохо о нем отзывались. Тем трагичнее была его гибель – расплата за обстановку, которая сложилась в республике. Глубоко же вникать в суть происходящего, а тем более говорить об этом, значило играть «не по правилам».

Мамедов уходил с сессии подавленным. В прошлом полковник КГБ, он шел домой под плотным наружным наблюдением. По пути ему встретился бывший коллега, который не знал о том, что произошло. Они поздоровались и минут пять поговорили. За этот разговор бывший сослуживец расплатился сполна.

Гневу Алиева не было предела. Новому прокурору дали команду немедленно возбудить против Гамбоя Мамедова уголовное дело. Основание? Как у нас любят говорить: был бы человек… Я не исключаю, что тогда могли пойти на его арест, причем с далеко идущей целью. Дело в том, что Мамедов болел тяжелой формой сахарного диабета, и достаточно было лишить его ненадолго инсулина, чтобы последовал летальный исход. После этого, подтасовав любые факты, уголовное дело можно прекращать в связи со смертью виновного. Ну а по части причины смерти все было бы шито-крыто. В данном случае Гамбой Мамедов оказался хитрее и умнее своих противников. Он знал о постоянной слежке и о том, что его возможному отъезду из Баку воспрепятствуют любым способом. Мамедов сделал все, чтобы усыпить бдительность соглядатаев. Глубокой ночью, ближе к утру, он вышел из квартиры, сел в автомашину и уехал в Ереван, а оттуда самолетом вылетел в Москву.

В здании на Старой площади, в приемной Президиума Верховного Совета СССР, добивался приема на высшем уровне опальный прокурор республики. А в Баку бурлил гневом Гейдар Алиев.

Гамбоя Мамедова в ЦК КПСС приняли и выслушали.

– Вы предъявляете претензии к первому секретарю и ваше заявление подлежит проверке, но вы верите партийной организации республики? – дружески спросили его. – Разве у вас есть основания не доверять коллективному органу ЦК – бюро?

– Нет, не доверять бюро ЦК у меня оснований нет, – растерянно ответил Мамедов.

– Вот и хорошо. Мы дали соответствующие поручения. Езжайте в Баку и доложите на бюро все известные вам факты злоупотреблений. Товарищи во всем разберутся и нам доложат.

Я думаю, что уже тогда Гамбой Мамедов стал понимать, что загнал себя в угол. Но выхода у него не было, и он поехал в Баку. На бюро решил дать второй бой, к нему тщательно подготовился.

Председательствовал Алиев. Как только Мамедова пригласили в зал заседаний и он попытался заговорить, его грубо оборвал первый секретарь ЦК:

– Хватит демагогии, мы ее наслушались достаточно. Бюро рассмотрит вопрос о возможности твоего пребывания в партии за все, что ты натворил в республике.

Еще один срежиссированный спектакль прошел без сучка без задоринки.

– Кто за исключение Гамбоя Мамедова из членов КПСС? – спросил Алиев.

Обвел глазами членов бюро и добавил:

– Единогласно!

Только в 1986 году после ареста министра хлопкоочистительной промышленности республики Салманова, изъятия у него сотен тысяч рублей, расследования и изобличения в систематическом получении многомиллионных взяток по знаменитому шамхорскому и другим хлопковым делам стало ясно, насколько был прав в 1978 году Гамбой Алескерович Мамедов.

И еще: на бюро ЦК КП Азербайджана в очередной раз было продемонстрировано лицемерие центральных партийных органов – Мамедова просто-напросто обманули.

24 января 1979 года Гейдар Алиев выступил на 43-й Бакинской городской партийной конференции. Заклеймив позором противников «очистительного» процесса в республике, он особое внимание уделил самому главному для себя – личности врага. Право, стоит остановиться на фрагментах его выступления, дабы понять, как было страшно попасть человеку под эту демагогию облеченного практически неограниченной властью руководителя.

«…Как вам известно, в июне 1976 года ЦК Компартии Азербайджана принял постановление «О серьезных недостатках в работе Прокуратуры Азербайджанской ССР». За серьезные недостатки в работе по организации прокурорско-следственной деятельности, осуществлению прокурорского надзора за законностью, неудовлетворительное состояние подбора и воспитания кадров в органах прокуратуры прокурор республики Г. А. Мамедов был снят с занимаемой должности…

Вместе с тем работа, проведенная по выполнению постановления ЦК… раскрыла всю глубину и масштабы насаждавшихся в течение многих лет в прокуратуре порочных методов руководства, извращений в подборе и расстановке кадров, серьезных недостатков и ошибок в борьбе с преступностью. Выявлены конкретные факты, изобличающие Мамедова в незаконном освобождении от наказания арестованных за взяточничество, хищение государственной собственности, а также другие злоупотребления с его стороны. Сейчас можно уверенно сказать, что за двенадцатилетний период пребывания на посту прокурора республики Мамедов нанес большой вред деятельности прокуратуры, особенно кадровой работе, воспитанию людей, борьбе с преступностью…

ЦК Компартии Азербайджана проявил высокую гуманность по отношению к Мамедову, учитывая состояние его здоровья. Однако же никаких выводов он, как коммунист, не сделал, продолжал вести себя недостойно, занимался распространением ложных, провокационных слухов, обывательских сплетен, полностью оторвался от жизни партийной организации… Таким образом, все наши меры, направленные на перевоспитание Мамедова (героя войны и высококвалифицированного специалиста. – Авт.), не дали никаких результатов, и он оказался самым ярым противником очистительного процесса, который осуществляется Центральным комитетом Компартии Азербайджана в республике начиная с 1969 года. И не случайно, что он 15 декабря 1978 года на сессии Верховного Совета Азербайджанской ССР допустил клеветнический провокационный выпад, вызвавший всеобщий гнев и осуждение депутатов…

18 апреля 1979 года бюро ЦК Компартии Азербайджана, рассмотрев вопрос о партийной ответственности Г. Мамедова, исключило его из рядов КПСС за серьезные недостатки в работе, допущенные в бытность прокурором республики, недостойное поведение и клевету. (Бурные аплодисменты.) Избиратели отозвали его из состава депутатов Верховного Совета Азербайджанской ССР. (Аплодисменты.)

Выступившие на конференции делегаты приводили конкретные факты, изобличающие Мамедова в неблаговидных, недостойных коммуниста, советского гражданина действиях, выражали возмущение его поведением… Действительно, товарищи, таким, как Мамедов, не место в рядах нашей ленинской партии. (Бурные аплодисменты.) Мы и впредь будем с такой же решительностью и принципиальностью очищать наши ряды от подобных недостойных людей, независимо от занимаемого положения и прошлых заслуг. (Аплодисменты.)»

Ложь! Не было конкретных фактов злоупотреблений со стороны Мамедова. Но никого тогда не интересовала истина. Все бурно аплодировали выводам партийного руководителя, не ставя их под сомнение.

«…Октябрьский (1964 года) пленум ЦК КПСС означал начало нового этапа в жизни партии и страны. Его благотворное влияние в нашей республике особенно сказалось после 1969 года, когда в Азербайджане начался процесс устранения накопившихся в 50–60-е годы недостатков в деятельности партийных, советских, хозяйственных органов, процесс борьбы с многочисленными злоупотреблениями, с антиподами коммунистической морали… были у нас и сенсационные разоблачения, и суровые наказания людей, имена которых долгие годы казались неприкосновенными и недоступными для закона…

Мне хотелось бы подчеркнуть, произнося слово «законность», то, что мы имеем в виду не столько Уголовный кодекс, сколько моральный кодекс нашего общества. И с этой точки зрения собственно нарушение, его профилактика – не только юридический вопрос.

Корреспондент:

– Позвольте, Гейдар Алиевич, мы же говорим о законности. А это, мягко говоря…

– Не ищите мягких слов. Да, это – волевое решение. Как первый секретарь, я предложил, коллеги – приняли…»[22 - Из интервью кандидата в члены политбюро ЦК КПСС, первого секретаря ЦК КП Азербайджана Г. А. Алиева – Пусть справедливость верх берет // Литературная газета. 1981. 18 ноября.]

И в ЦК КПСС, и в Прокуратуре Союза трезвые умы великолепно понимали, что произошло в Азербайджане, и знали, какими будут результаты расследования. Прямо одернуть «любимца» тогдашнего генсека было невозможно, и генеральный прокурор решился только на одно: изъять дело в отношении Гамбоя Мамедова из производства прокуратуры республики. Сам Алиев Мамедова приговорил, а в те годы было не принято опровергать политические решения.

Следственная часть Прокуратуры Союза под благовидным предлогом от расследования этого дела уклонилась. Стали искать следователя в одной из союзных республик. Выбор пал на Украину.

Где-то в конце апреля мне позвонил заместитель прокурора Украины Скопенко.

– Зайди к Светличному и передай, что мы вызываем тебя в Киев. Срочно бери билет и выезжай не позднее завтрашнего дня.

Об указании Скопенко я доложил Владимиру Григорьевичу. Мое сообщение вызвало у него недоумение и, мне показалось, какую-то настороженность и даже обиду. Так полагаю, за то, что Скопенко не позвонил ему непосредственно.

В Киеве меня принял прокурор республики Глух.

– Мы берем вас, – сказал он. – Письмо в Совет министров с разрешением на прописку я подписал, и квартиру вам подберем в течение месяца-двух. Но пока есть одно поручение. В Азербайджане на сессии Верховного Совета бывший прокурор республики выступил против Алиева. На него возбудили уголовное дело, обвиняя бог знает в чем. Это, конечно, чушь, и здесь нужно расставить все точки над «i». Найденов поручил нам подобрать следователя, который взял бы это дело. Мы остановились на вас. Сегодня же выезжайте в Москву, билет вам обеспечат. Там выпишут командировку и дадут задание более конкретное. За пару месяцев разберитесь и возвращайтесь. К тому времени все будет готово к переезду.

Тогда я еще не знал, что и Глух и Скопенко считали, что следователь, которому поручат дело Мамедова, мягко говоря, «не выживет». Когда же Глуху позвонил Найденов, они со Скопенко стали подбирать кандидатуру. Здесь-то Степан Федорович и назвал меня. Ход его мыслей, думаю, был таким. Посылать нужно «важняка». Но если он провалится, то могут предъявить претензии прокуратуре республики. Если же послать кандидата в «важняки», то задание Союза, по существу, будет выполнено, а в случае провала можно сослаться на допущенную ошибку, недооценку возможностей кандидата. Такое предложение, полагаю, понравилось Глуху.

– Если вывернется, это лучшая ему характеристика, – сказал Скопенко.

Позвонили Найденову и назвали мою кандидатуру.

– Этот подойдет, – сказал Виктор Васильевич. – Я его хорошо помню.

Солнечный и приветливый Баку. Очень доброжелательная встреча. Максимум внимания со стороны встречающих. Сразу представили прокурору Азербайджана Заманову. Невысокого роста, седой, приятной наружности человек. Бросилось в глаза белое полотенце, расстеленное на столе под руками. За период беседы два-три раза подали чай и угостили великолепными конфетами. Сразу обратил внимание, что отношение со стороны подчиненных к прокурору республики исключительно подобострастное. Договорились о полном взаимодействии, и я заверил Заманова, что никаких секретов от него иметь не буду. Это ему очень понравилось.

Изучив дело, состоявшее из семи томов, схватился за голову от того, что увидел. В редакциях газет, из архивов прокуратуры, ЦК и других организаций забрали все анонимки и заявления, когда-либо поступавшие на Мамедова. Проверочные материалы и заключения по ним уничтожили. «Голые заявления» составили основу расследования. Попытался их систематизировать по эпизодам. Таковых получилось несколько десятков. По большинству из них вообще не было никаких оснований вести следствие. Советоваться, как поступить в этой ситуации, было не с кем, и я принял решение выделить эти эпизоды в отдельное производство и возвратить для проверки прокурору Азербайджанской ССР.