Никому вокруг нет дел до чужих напастей,
Не меняют во дворе рубль на луидор.
Кто-то где-то втихаря так тасует масти,
Что всегда тебе в конце будет перебор.
Снова брошены на кон тихие печали,
Никакого буйства чувств или торжества.
Карты падали на стол… Голоса звучали…
Возводилось мастерство в степень колдовства.
Все еще имеет цель, все еще возможно,
Не протухли от еды зоркие глаза.
Из колоды серых дней очень осторожно
Надо вытащить на свет "десять" и туза.
* * *
У отца была машинка "Москва",
Он на ней ночами тихо стучал.
Государство не жалело куска
Тем, кто Маркса "Капитал" изучал.
В мандариново – конфетную жизнь
Не вползала бытовая тоска,
В холодильнике колбасы велись,
И стучала ночью тихо "Москва".
Этой музыкой научных трудов,
Отпечатанной на белых листах,
Был заполнен весь отеческий кров
Даже в самых интересных местах.
Папа маленькую дочь баловал,
И была девчонка к счастью близка,
Если он ей иногда разрешал
Попечатать на машинке "Москва".
Может, это наложило печать
И на всю ее дальнейшую жизнь.
Полюбилось на машинке стучать,
Хоть уже и повзрослела, кажись.
Просвещенья изобильны плоды,
Ты похожа на отца, только… да,
Он свои всю жизнь печатал труды,
Ты печатала чужие всегда.
Не в обиду это и не в укор,
Каждый в жизни выбирает свой путь.
Кто-то рвет штаны, минуя забор,
А другие вдоль забора идут.
Верно все. Среди мирской суеты
Ты себя не уставая ищи.
Бабка газовой боялась плиты,
Но привыкла и варила борщи.
В Сингапуре нас, как прежде, не ждут,
И никто нас не зовет в Амстердам…
В Заполярье эскимосы живут,
Им, наверно, тоже хочется к нам.
* * *