Контрасты

– Нет, не успели мы. Как раз авария, а потом развод.

– Ух ты черт… – неприятно вдруг скривилась в шепоте Вера, – наследничков, значит, не наблюдается.

Она вернулась к маме, где жила раньше с дочкой. Александр вновь нанял сиделку, но уже не на весь день, как прежде, а на некоторые часы, когда в доме не было Веры, ведь молодая женщина приходила почти каждый день и иногда оставалась на ночь. Так прошло года четыре или пять. Потом она окончательно переселилась к любовнику вместе с дочкой.

Пролетел еще один год.

Двухкомнатная квартира с видом на ту пресловутую площадь, где они когда-то встретились. Саша живет здесь, и спешил он тогда именно домой. Сейчас около одиннадцати часов утра. В комнате в коляске сидит Александр. В руках у него паяльник. На столе громоздится полуразобранный телевизор, рядом аккуратно разложены его электронные внутренности. Из соседней комнаты раздаются крики зашедшейся в сексуальной страсти женщины. Потом все стихает, дверь распахивается. В проеме стоит пьяная полуобнаженная Вера.

– Слушай, Санек – неудавшийся муженек! А ты не хочешь к нам присоединиться? Славик не против. Может, у тебя вот так да и получится, без хирургии, а?

– Вера, прекрати, пожалуйста.

– А я давно с тобой все прекратила. Ты не заметил? А… забыла, у тебя же чувствительности нет ниже груди.

– Послушай, чего ты добиваешься?

– Простой вещи: хочу, чтобы ты собрал все свои манатки вместе с гребаной электроникой, которую чинишь на дому, и убрался отсюда навсегда, завонял тут все да задымил. А нам с Томочкой… Ой, а где она?

– В школу ушла, как и положено ребенку ее возраста.

– А… ну да. Так вот нам с ней надо, чтобы ты убрался из этой комнаты и оставил нам квартиру для полноценной, а не сраной инвалидной жизни. А не захочешь добровольно, так я у тебя ее все равно отсужу. В браке мы уже давно, и у меня ребенок, вот.

– Вообще-то, он все больше у меня, – ответил Саша, указывая на небольшую детскую кровать в углу.

– Но это моя дочь!

– Ну да. Тут уж не поспоришь…

Лурдитас

«Каждый человек является частью того, с чем он повстречался на своем пути. Моему очень особенному другу. Я никогда напрямую не поблагодарила тебя за то, что ты позволил мне узнать в жизни.

    С искренней нежностью,
    твоя чудесная (ха-ха!) подруга Лурдес».

***

В дверях стояла, переминаясь с ноги на ногу, худющая как щепка девушка в роговых очках с толстыми линзами и вопросительно на меня взирала аляповато накрашенными глазищами.

– Можно?

– Можно что, сеньорита?

– Обратиться к вам…

– Говорите, пожалуйста.

Дальше я услышал пулеметную, скомканную в придыханиях и нафаршированную нечеткой артикуляцией речь на испанском языке, из которой с трудом понял, нет… скорее вычислил, что она всю жизнь мечтала выучить русский язык, «так мечтала, так мечтала, но записаться, то есть подать документы, вовремя не успела, потому что как раз позвонили из сообщества соседей, ну в смысле жильцов дома, это такая ассоциация по помощи эмигрантам, в общем, это добровольная организация, где люди сами помогают иностранцам устроиться на первых порах в Сарагосе или в какой-нибудь арагонской деревне; каждый помогает чем может, деньгами или связями, даже одежду собираем, хорошую, кстати, одежду, почти новую… вот».

– А еще у нас…

– Про «еще» пока не надо, – мягко перебил я наступательный порыв этого соломенного создания, говорившего красивым женским голосом.

– Но вы понимаете… там не только сильные мужчины, там женщины и маленькие дети.

– Понимаю. Вас как зовут, кстати?

– Лурдес.

– Так что вы хотели, Лурдес?

– Я хотела, то есть мечтала, то есть хочу изучать русский язык, потому что я учусь на историческом факультете и меня просто захватывает, очаровывает история России. А какие писатели у вас! Несравненные, вот.

– Лурдес, мне очень нравится ваше желание прочитать историю моей родины на русском языке, но вы опоздали в этом году: прием уже закончился, мне искренне жаль.

Она стала меняться, стремительно, молниеносно, как в мультфильме. Через полминуты передо мной стояла уже не взрослая девушка, а обиженная маленькая девочка с закушенной нижней губой и глазами, из которых вот-вот ручьями брызнут слезы.

– И что же мне делать… теперь?

Я чуть не рассмеялся, честное слово! Выражение ее лица отражало вселенское горе, невосполнимую утрату, обиду на несправедливый и жестокий мир… «Кино и немцы», короче. Решение пришло в голову мгновенно.

– Послушайте, Лурдес, давайте поступим следующим образом: я возьму вас на первый курс без документов вольным слушателем, а на следующий год вы оформите заявку о приеме уже на второй курс, и если сдадите вступительный экзамен, то будете зачислены официально.

– А так можно?

– Нет, но я готов сделать исключение… ради истории России.

– Я сдам!

– Не зарекайтесь, милая.

– «Не отрекаются любя», – вдруг ошарашила меня девушка-спаржа знаменитой фразой из стихотворения Вероники Тушновой в испанском переводе.

– Надо же! – только и смог выдавить я из себя, когда, попрощавшись, она скользнула за дверь.

Студенткой она оказалась более чем своеобразной, парадоксальной, я бы сказал. Есть люди, в которых способность к иностранным языкам отсутствует напрочь, несмотря на отличный музыкальный слух, прекрасную память и трудоспособность. Лурдес была выдающимся представителем этого человеческого вида, эмблемой даже. Такие люди совсем не глупы, наоборот, им просто не дано искусство звуковой имитации непривычных, странных слов и словосочетаний. У них отсутствует моторика воспроизведения иностранных вокабул, выражаясь филологической терминологией. При всем старании и усердии им не дано разговаривать на чужих языках. Лурдес делала все домашние задания, выписывала в отдельную тетрадку новые слова, просиживала дни и ночи, делая переводы текстовых фрагментов из книг русских писателей, учила на память слова народных и эстрадных песен, которые я ставил группе для прослушивания и идентификации наиболее популярных фраз. Она была незаменимой при написании сочинений на самые различные темы из повседневной жизни либо письменной оценки происходящих событий в мире. Ее учебник был испещрен карандашными пометками. Это была самая прилежная студентка на своем курсе, на факультете русского языка, в Сарагосе, в Испании, на планете Земля – я уверен. Но произнести хотя бы одно членораздельное предложение по-русски не могла, хоть убей. Писала, при этом довольно хорошо и правильно, особенно всякую любовную дребедень, адресованную не кому-то конкретно, а вообще миру, Вселенной, Космосу. Почему именно на русском языке – история умалчивает. Я предполагаю, что таким образом ее откровения представлялись ей самой более глубокими, проникновенными и загадочными, что ли. Они словно обволакивались аурой таинственности. А уж тайн у этой девушки хватало.

Думаю, что у нее никогда не было серьезных отношений с противоположным полом. Постельных, я имею в виду. Хотя влюблялась она постоянно, пылко и тайно. Во всех мужчин, которые оказывались с ней рядом. И в меня, скорее всего, тоже. Но я был женат, а это – ни в коем случае, запретная зона, табу для высоконравственной девушки. Мне она всегда представлялась чудаковатой, симпатичной и смешной. Я любил подшучивать над ней. Вот, к примеру, случайно встретившись на улице и обменявшись дружескими прикосновениями щек, я ей объявляю:

– Лурдес, по-моему, ты поправилась.

– Да нет, вряд ли. Уже лет пятнадцать один и тот же тоннаж держится. Как ни старайся, ничего не получается. Ем за троих, а вес не прибавляется.

– А я думаю, что за последнюю неделю ты набрала пару-тройку килограммов.

– Откуда у тебя такое мнение?