Все немного удивленно посмотрели на нее, но она не обратила этого внимания.
– Мне очень понравились ваши слова, Герман Владимирович, – не без труда выговорила она имя отчество Ратманова. – Позвольте, я вас поцелую.
– Конечно, с удовольствием, – улыбнулся Герман Владимирович.
Француженка подбежала к нему и несколько раз поцеловала. Затем вернулась на свое место.
Все сильно проголодались, ели активно, и ужин завершился довольно быстро. После чего все перешли в соседний каминный зал на коктейль.
23.
Азаров стоял с бокалом в руках и размышлял над речью своего отца. По своему, разумеется, он прав. Вот только даже перед ликом смерти должен ли он, Азаров, примириться со своим братом-коррупционером Михаилом? Что-то он не испытывает такого желания. Да и Ростислав не одобрил бы такого поступка.
Невольно он посмотрел на сына; тот был поглощен разговором с Ренатой. Было заметно, что молодые люди ограждены невидимым забором от всех остальных.
– Алеша, мы с тобой еще так и не пообщались, – услышал он рядом с собой голос.
Азаров повернулся на его звук, рядом с ним с бокалом в руке стоял Святослав. Но не один, а вместе со своей француженкой.
– Это верно, – ответил Азаров. – Все как-то не получалось.
– Но сейчас, надеюсь, получится. – Святослав обнял брата за плечи.
– Конечно, получится, – согласился Азаров.
– Тогда познакомься с моей подругой – Соланж Жобер. А это мой брат, Алексей, – перешел на английский Святослав. – Он главный оппозиционер страны, мужественно борется с нынешним режимом.
– Это правда? – удивилась француженка. – Я не знала, что у Святослава такой замечательный брат.
– Святослав преувеличивает, я один из оппозиционеров. А кто главный в стране в этом качестве не ясно. Уж точно я на эту роль не тяну. Скорей всего такого человека, к большому сожалению, просто не существует.
– Как такое может быть? – недоумевающе посмотрела на него Соланж. – Если есть оппозиция, всегда должен быть тот, кто ее возглавляет. У нас всегда так.
– У вас, да, а у нас по-другому.
– Я все больше убеждаюсь, что в России все иначе, – сморщила лоб женщина. – Почему так? Я спрашивала у Святослава, но он не хочет отвечать. Может, это сделаете вы?
Братья переглянулись.
– Это не просто, мадам Соланж, – ответил Алексей. – Я должен подумать. Может быть, позже попытаюсь вам ответить. Мы привыкли к парадоксам своей страны. И когда иностранцы просят их объяснить, это вызывает затруднение.
– Может, достаточно говорить на эти темы, – вмешался в разговор Святослав. – Предлагаю выпить за встречу.
– Я только – за, – откликнулся Азаров.
– Тогда за нас!
Все трое чокнулись и выпили.
– Давайте сядем на этот диван, – предложила Соланж. – Я хочу вас, Алексей, кое о чем расспросить.
– Не сопротивляйся, она все равно не отстанет, – усмехнулся Святослав.
Все трое расположились на диване.
– Скажите, Алексей, это правда, что вы сидели в тюрьме? – спросила француженка.
– Несколько раз, – подтвердил Азаров. – Последний – совсем недавно. Целый месяц провел в камере на 10 человек. Нас там сидело пятнадцать.
– Разве такое может быть? – изумилась Соланж.
– В наших тюрьмах – это обычная практика.
– Где же вы спали?
– На топчане.
Соланж наморщила лоб.
– Что такое топчан? Я, наверное, это никогда не пойму. Ладно, спрошу о другом: за что вас посадили в тюрьму?
– За призыв выйти на митинг.
– И все?
– Да.
– Разве за это сажают?
– У нас сажают.
– Но выходить на митинг – это законное право любого гражданина.
– Если митинг против власти, он априори незаконный.
– Но зачем нужен митинг за власть? Это нелепо!
Мимо них с бокалом в руках проходил Михаил Ратманов.
– Соланж, а можно я задам от вашего имени этот вопрос моему брату. Он как раз работает в администрации президента. Михаил, можно тебя спросить?
Ратманов посмотрел на француженку, затем перевел взгляд на Азарова.
– Задавай, – без большого воодушевления согласился он.
– Наша французская гость интересуется: почему наша дорогая власть не разрешает митинги оппозиции? – спросил Алексей по-русски и тут же перевел вопрос на английский.
– Это неправда, мы разрешаем митинги оппозиции, – заявил Ратманов.