Время Змея
Екатерина внимательно следила за полицейским, когда тот вдумчиво и молчаливо разбирал текст.
– Ну и что вы обо всем этом думаете? – не выдержала журналистка. Рассказов вернулся в реальный мир.
– Почему Иванов обратился в вашу редакцию? – неторопливо заговорил он, продолжая анализировать информацию. – У вас с гражданином Ивановым были какие-то контакты до этого?
– Если и были, то я об этом ничего не знаю. А обратился к нам потому, что мы единственные в городе говорим правду, не взирая на лица!
Прозвучало пафосно. Екатерина даже горделиво вздернула подбородок. Рассказов подумал, что любой журналист скажет то же самое о своём медиахолдинге. Но благоразумно промолчал об этом. В ответ сказал:
– Это делает вам честь. Тем приятнее будет с вами сотрудничать.
Екатерина чуть заметно улыбнулась. Лесть оценила и явно обрадовалась словам о сотрудничестве.
– Так есть, что сообщить общественности о деле Иванова? Из того, что, конечно, не помешает следствию?
Семенова не любила откладывать дело в долгий ящик. Рассказов подметил в ней эту черту и понял, что эта характеристика помогла ей добиться положения ведущего корреспондента в крупном городском медиахолдинге.
– Как и положено в данных обстоятельствах: идет следствие, работа со свидетелями, изучаются обстоятельства произошедшего.
Он специально говорил уклончиво, не собираясь делиться собственными размышлениями. Екатерина терпеливо ждала.
– Если говорить об этом сообщении: то написано или слишком много или слишком мало. – Осторожно продолжал Рассказов. – Что можно сказать? Писалось в высокой степени возбужденности, спешно – оттого отдельные мысли не сочетаются.
– Но мы же с вами не критики эпистолярного жанра. – Резонно заявила Екатерина. – Вполне возможно, что Иванова преследовали. И он написал то, что успел. Скорее всего самое важное.
– Важное? – Рассказов оценивающе поглядел на молодую женщину. – «Голубь принесет ответ» – что в этом может быть важного? Звучит как «гуси спасли Рим». Больше на метафору похоже.
Сергей разглагольствовал о сообщении Иванова, и в то же время отправил в Сеть запрос. Поиск в Нейросети выдал весьма прозаическую информацию. Если убрать все, что относилось к орнитологии и способах разведения птиц, оставалось следующее. С самых древних времен голубь считался символом плодородия, а впоследствии и мира. К ним относились как к священным птицам и вестниками богов в странах Востока. В Древнем Риме символом мира считались голубки Венеры, которые, по легенде, свили себе гнездо в опрокинутом шлеме Марса. Так же голубь символизировал материнские чувства. Иногда являлся знаком мудрости.
В Библии голубь, выпущенный Ноем, принес ему оливковый лист как символ того, что появилась суша после великого потопа. Пророк, посланный Господом в Ниневию, носил имя Иона, что переводится с древнееврейского как голубь. В христианстве голубь считается символом Святого Духа. В средневековье голубь был непременным атрибутом Благовещения, Крещения, Сошествия Святого Духа и Троицы. Считалось, что дьявол и ведьмы могут принимать любые обличия, кроме голубя, осла и овцы.
Упоминание о секте добавляло определенный интерес к религиозной составляющей. Особенно к голубю, принесшему послание Ною. Но о чем из всего этого мог знать Иванов и на что мог намекать в сообщении предстояло выяснить.
Журналистка задумалась, потом спокойно и уверенно сказала:
– Мне кажется, что больше похоже на указание о каком-то конкретном голубе.
Эти слова направили размышления в другом направлении. Рассказову вспомнился голубь в кармане брюк самоубийцы. На самом бумажном голубке никакого ответа не имелось и это он знал точно, так как лично изучал улику. Изготовление голубка могло оказаться лишь порывистым действием, вызванным нахлынувшими воспоминаниями о пропавшей невесте. Но два голубя – это куда серьезнее, чем просто эмоциональный жест. В этом виделось планирование, попытка дать подсказку.
Рассказов решил дать высказаться журналистке, так как она подавала весьма интересные идеи. Поэтому намеренно небрежно спросил:
– С чего вы это взяли?
– Не будет человек перед смертью писать метафоры.
– Если он нормален.
Ответ вырвался быстрее, чем Рассказов осознал необходимость сохранять мысли в тайне.
Екатерина испытующе поглядела на полицейского:
– Считаете Иванова ненормальным?
– Слишком странное сообщение. – Рассказов ответил уклончиво, потому что и сам еще не пришел к окончательному решению по этому вопросу. А посвящать Семенову во все обстоятельства дела пока не собирался. – Не логичное какое-то.
– А по мне так все вполне логично, – возразила журналистка. – Иванов знает, что его убьют и сообщает кто это сделает.
– Почему вы полностью доверяете его сообщению?
Екатерина оценивающе поглядела на Сергея, затем уверенно сказала:
– Допускаю, что указание на полицию, покрывающую преступников звучит весьма провокационно. Но вот «Левиафой» пренебрегать не стоит.
Это замечание Рассказова удивило. Нейросеть сообщала, что «Левиафа» небольшое кадровое агентство. Абсолютно не выдающееся, а потому совершенно непонятно каким образом фигурирующее при данных обстоятельствах. Возникало предположение о связи Кадрового Агентства «Левиафа» и Ларисы Юдолевой. И это направление выглядело перспективным. Тем более, что на его запрос о Юдолевой откликнулись 16 городских агентств, а промолчали только два. Одним из них оказалось «Левиафа».
Журналиста подождала отклика на свои слова. Затем нетерпеливо спросила:
– Ну и что вы собираетесь делать с «Левиафой»?
Рассказов заглянул в ее сияющие глаза. В них застыли неуемная жажда деятельности и вопрошающая надежда. Эти глаза заставили его сердце сжаться. Вводить Екатерину в заблуждение совершенно расхотелось. Но раскрывать карты и рассказывать о расследовании Сергей не собирался ни при каких обстоятельствах.
– Так как Агентство фигурирует в предсмертной записке погибшего, – холодно сообщил он, – мы проведем все необходимые мероприятия по выяснению…
– Только не надо со мной разговаривать протокольным языком!
Екатерина сказала это слишком резко, но затем смягчилась и объясняясь добавила:
– «Левиафа» – не простое Кадровое Агентство.
– Левиафа… – очень осторожно, словно пробуя слово на вкус, произнес Рассказов. Он еще раз ознакомился с информацией об агентстве. По данному учреждению Нейросеть выдавала на удивление мало. Все документы в порядке, весь минимум данных в сети соблюден, но за всей этой презентабельной вывеской скрывалась какая-то пустота. Минимум необходимой рекламы, минимум отзывов от осчастливленных клиентов, нашедших работу. «Левиафа» и правда казалась непростой организацией. Если предположить, что слова Иванова не просто эмоциональный всплеск вызванный помутнением рассудка, тогда Агентство с такими данными вполне может оказаться организацией, работающей под прикрытием, и осуществляющей иную деятельность. За таким фасадом вполне могут скрываться спецслужбы. Если это так, то понятно почему Агентство покрывает полиция. А также отчасти можно «объяснить» сокрытия некоторых фактов при расследовании. Но при здесь секта? И при чем здесь гражданин Иванов?
Сергей пристально посмотрел на журналистку. Ему показалось, что она что-то недоговаривает.
– Вы что, свято верите каждому слову в сообщении? – спросил он. – На каком основании?
– У нас одно время была серия репортажей о Кадровых Агентствах. Даже думали рейтинг надежности сделать. В наше время актуально, знаете ли. Так вот, заслали нашего молодого сотрудника в Агентство. Я хотела сама пойти, но меня бы «раскололи». Обратная сторона публичности – тайным покупателем не прикинешься. Так вот, в «Левиафе» следующая история приключилась… – Екатерина входила во вкус и заговорила, как обычная рассказчица. – Легенда была такой: девушка приехала из села, чтобы найти работу в городе. С документами у нее все в порядке, СГ высокий. Все Агентства ухватились за соискателя, наперебой стали предлагать варианты трудоустройства. Не сказать, что много. Роботизация, конечно, серьезно о себе заявляет, но тем не менее варианты по трудоустройству были.
Рассказов терпеливо слушал.
– А вот в «Левиафе» у нее даже Статус Гражданина не проверили. Никакие данные им не требовались. Они ее сразу направили анализ крови сдавать! Даже направление выписали в Поликлинику МВД!
– Выписали направление на анализы крови? – удивился Рассказов. – Это Кадровое-то Агентство?
История звучала забавно. Кадровое Агентство, направляющее людей на анализы. Конечно, мог существовать спецзаказ на работников, обладающих определенными характеристиками и состоянием здоровья, но так, чтобы с порога выдавать направления… Это казалось анекдотом!
– Больше мы ничего из этого Агентства выжать не смогли, – призналась Семенова, и Рассказов почувствовал в ее голосе досаду. Похоже она не принадлежала к тем, кто смиряется перед неразрешимой задачей. – Может быть вместе что-нибудь сможем выяснить?
Рассказов задумался. Кадровое Агентство, направляющее людей на анализы крови. Это достаточно необычно, но не криминально. Конечно же журналисты посчитали подобное обстоятельство требующим расследования. Журналистов понять можно: найти хоть что-нибудь необычное и сенсационно подать материал – это их работа. Быть может и Иванов тоже прознал про эту странность и намекал на нее, как на что-то важное. От Иванова тоже можно ожидать такого рода высказывания. Человек переживал тяжелый эмоциональный период – изменение привычного образа жизни, потерю подруги. Не стоило забывать и про возможную шизофрению.
Но как объяснить факты зачисток информации в ОВД и редакции медиахолдинга, учитывая что оба события непосредственно касались Иванова? Чем мог оказаться опасен безработный Степан Кириллович, если на ликвидацию всего связанного с ним приложено столько усилий? И если кто-то заинтересован в искажении событий последних дней жизни гражданина и обстоятельств его гибели, значит не стоит игнорировать озвученные им в сообщении мысли. И, получается, стоит сомневаться в его добровольном уходе из жизни?
Но что во всем происходящем такого из-за чего могут гибнуть люди?
Вопросов появлялось много, ответов пока не находилось.
Видя, что раздумья дознавателя затягиваются, Семенова поспешила добавить:
– Я знаю, что вы недавно вернулись после учебы. Я могу предоставить информацию о нашем городе совершенно другого уровня, чем та, что вам доступна в полиции.
Рассказов встал. В голове зрели планы о дальнейшем расследовании. Рыжеволосая красавица в эти планы не входила.
– Я с вами свяжусь, Екатерина Алексеевна. Спасибо за сотрудничество.
Журналистка проводила молодого полицейского долгим грустным взглядом. Он не оглянулся, а она этого ждала.
13
Вторник 22 июля, 8:32
Июль вошел в пору зрелости. Дышал зноем и купался в летнем солнце. Воздух прогрелся с раннего утра, и бездвижимой пеленой укутывал город. Пыльным вкусом тополиного пуха и сочной зрелой листвы пропитал все вокруг.
С востока к городу медленно и величественно подползала грозовая туча. Крупные темно-зеленые листья тополей с ленивым шелестом переговаривались друг с другом.
Рассказову предоставили целый свободный день. Расходовать его на посещение поликлиники не хотелось. Сейчас им владело одно желание – разобраться с делом Иванова. Его не смущало, что расследование официально завершили. Более того страстно хотелось доказать вышестоящим начальникам, что дознаватель Рассказов не даром ест государственный хлеб. А помимо честолюбивых мотивов у него в душе росло стремление понять происходящее и разобраться в нем.
А потому перед визитом к врачам Рассказов решил заскочить на квартиру Иванова и собрать дополнительные сведения, которые так не хотел видеть майор Игнатьев и кто-то еще.
Он стоял у знакомой девятиэтажки. На лавочке перед подъездом сидели бабушки и немногочисленные мамаши с колясками. Несколько разновозрастных детей, копирующих своих мам, погрузились в МУНы на детской площадке. Двое малышей шустро перемещались, развлекаясь игрой. Но играли они не друг с другом, а каждый в своем виртуальном мире. Другие дети тоже пребывали в ином измерении, отделенные не физическими расстояниями, а бесконечными непроницаемыми эпохами, уровнями, сообществами. Ярко раскрашенный робот-няня выгуливал толстенького карапуза, звонко хохочущего от просмотра чего-то занимательного на собственном Устройстве.
Двор совершенно не изменился. За исключением двух деталей – исчезла полицейская машина и машина СМИ. А все присутствующие мирно прибывали в Сети, а не тревожно пялились в открытый проем входной двери.
Полицейский шагнул в сторону лавочки и сразу же заметил его. Годы учебы не прошли даром и профессиональный взгляд определил объект, которого в этой идиллической картине по определению находиться не должно.
За мощным стволом высоченного тополя, растущего напротив соседнего подъезда, стоял высокий тощий парень с нетипично бледным для этого времени года лицом. Застиранные джинсы, застегнутая до подбородка грязная олимпийка, старая затертая бейсболка, застывший взгляд не определяемых по цвету глаз. Понять находился ли он под кайфом или занимался ему одному известным делом не представлялось возможным.
МУН у парня не функционировал. Сам он неотрывно смотрел на подъезд, куда собирался подойти Рассказов. Это могло означать, что за подъездом, где жил и окончил жизнь самоубийством Степан Иванов, установлена слежка. Идея казалась странной. Для чего в век высоких технологий понадобилось использовать для наблюдения человеческий ресурс? Но другого предположения Рассказов придумать не смог. А ломать над этим вопросом голову не собирался.
Сюда Сергей пришел для поисков ответов на более важные вопросы. Этим он и намеревался заняться, а потому решительно шагнул в сторону лавочки. Его окрыляла уверенность, что никакая одурманенная наркотиками личность на наблюдательном пункте не помешает. А то, что о расследовании узнают другие «заинтересованные» лица, не так плохо. Это может спровоцировать их на ответные действия. Что также поможет выйти на преступников. Начиналась игра, а значит нужно действовать разумно, но решительно и уверенно.
– Добрый день! – поздоровался с «хозяйками» приподъездной лавочки Рассказов. Он благоразумно отключил МУН, чтобы ненароком не оскорбить представителей старшего «досетевого» поколения.
– Здравствуйте! – чуть ли не хором ответила троица.
Рассказов не удержался и мысленно сравнил их с тремя прославленными русскими богатырями, зорко обозревающими охраняемую территорию. Посередине восседала дородная бабушка, всем своим видом демонстрирующая главенствующее положение. Сергей определил, что именно она будет вести с ним разговор, а потому задержал на ней чуть больше внимания.
Бабушка, словно былинный богатырь, приставила ко лбу правую руку и, защищаясь от одиноких проникающих сквозь густую крону тополя лучей солнца, пристально разглядывала подошедшего. Ее серые, слегка выцветшие глаза смотрели уверенно и внимательно. Тонкие губы, окруженные глубокими складками морщин, подчеркивали решительность характера и намекали на нелюбовь хозяйки к пустопорожней болтовне. Хотя большое, все еще полное лицо говорило о добром нраве и приветливости.
Пожилая женщина слева с интересом надела старомодные очки, намереваясь лучше разглядеть подошедшего полицейского. Сухощавая до худобы, она смотрелась совершенной противоположностью дородной соседке. Третья выглядела полноватой, но тоже уступала телесами восседающей в центре. Все они внимательно изучали Рассказова, и в их подслеповатых взглядах читалось ожидание, смесь легкой подозрительности и уважение к представителю власти.
Сергей сделал короткую паузу, пытаясь понять, как лучше начать разговор, но дородная бабушка заговорила первая:
– Вы хотели об Иванове из шестьдесят девятой квартиры спросить? Я вас вчера здесь видела.
– А вы очень наблюдательны! – Рассказов слегка улыбнулся, по опыту зная, какие чудеса способна творить его располагающая улыбка.
Бабушка так и не отняла руку ото лба, а ее тонкие губы остались плотно сжатыми:
– Так я больше тридцати лет в Отделе Кадров отработала. Научилась наблюдательности и лица запоминать. Меня Марией Федоровной звать.
– Светлана Григорьевна, – поспешила добавить сухощавая бабушка.
Третья обитательница приподъездной лавочки промолчала, решив не участвовать в беседе. Сергей настаивать не стал.
– Рассказов Сергей, – представился он, поколебавшись, стоит ли добавить отчество для солидности. Решил, что в данном случае солидности и официальности вполне достаточно. – Веду дело по факту гибели гражданина Иванова. Вы хорошо его знали?
– Как не знать, – продолжала солировать Мария Федоровна. – Ведь мы с ним в одном подъезде лет двадцать бок о бок прожили.
– Дык какой двадцать! – вступилась Светлана Григорьевна. – Восемнадцать лет!
– Скажите, что за человек был Иванов? Вы бы как его охарактеризовали?
Рассказов задал вопрос всем, но посмотрел на Марию Федоровну, как вызывающую больше доверия. Прием оказался безотказным – бывший кадровик тут же заговорила.
– Твердый, решительный, целеустремленный. Но и упрямый. Если что себе втемяшил – ничем не перешибешь!
– Токо в жизни никак устроиться не мог, сердешный, – сразу же добавила сухощавая, словно главная оппонентка Марии Федоровны.
– Эт точно! – вставила третья бабушка.
– Что значит «не мог в жизни устроиться»? – уточнил Сергей. – Мало зарабатывал?
– Это тоже. Но главное – все ему не везло как-то. – Мария Федоровна не собиралась сдавать свое лидирующее положение.
– Что так? – уточнил Рассказов.
– Ну, знаете, как это бывает – вроде бы парень с головой, и руки из того места растут, а все что-то не складывается.
– Шубутной он был, покойничек-то, – опять вставила сухощавая, и третья поспешила вставить свое:
– Точно!
– Да не шубутной, – решительно заявила кадровичка. – У Степана часто новые идеи возникали. Это правда! А если он что-нибудь надумал, то остальное бросал, чтобы новым заниматься. Потому и работу часто менял.
Указание на частую смену работы в персональных данных гражданина Иванова сохранилось. Активировать МУН Рассказов не решился. Пришлось полагаться на собственную память, что оказалось не таким уж простым занятием для человека, привыкшего мгновенно извлекать любую информацию из Нейросети. Но Сергея сейчас интересовала не статистика и факты смены работ, а психологический портрет погибшего. Поэтому он не преминул спросить:
– Бросал незаконченные дела?
Мария Федоровна решительно покачала головой:
– Нет, Степан не такой. Если что пообещает, сделает. Да и с работы он увольнялся только потому, что всему научился и хотел чего-то нового.
Слова требовали проверки. А потому Сергею пришлось активировать МУН, чтобы проанализировать список рабочих специальностей, полученных Ивановым за последние пять лет. Гражданин освоил шесть абсолютно разных профессии, и со всех мест работы увольнялся по собственному желанию. Это само по себе вызывало недоумение и восхищение, учитывая сложную ситуацию с трудоустройством. Частая смена деятельности и те специальности, что избирались Ивановым, не приносили ему больших доходов. Но мужчина не гнался за заработком, предпочитая избирать то, что ему казалось по душе. По крайней мере создавалось такое ощущение при беглом осмотре сухих статистических данных из его биографии. И лишь на последнем месте работы его постигла неудача: согласно выписке из Службы Судебных Приставов, гражданина Иванов уволили с Металлообрабатывающего Завода за преступную халатность и нанесение существенного ущерба предприятию. СГ понизили до критического, и его рекомендовали к поселению в ПГП сроком на один год.
Частая смена деятельности характеризовала Иванова как человека легко увлекающегося и непостоянного, но также могла говорить о том, что он любознателен и разносторонен. Не стоило забывать и то, что гражданину исполнилось сорок лет, а кризис среднего возраста даже современные успехи в психологии и медицине нивелировать пока что не могли.
– А то, чему он учился, потом как-то в жизни использовалось? – уточнил Рассказов, вспоминая убранство квартиры погибшего гражданина. При осмотре он заметил несколько вещей меблировки явно ручной работы, но тогда не обратил на это должного внимания.
– Конечно, – бабушки расплылись в довольных улыбках и закивали головами.
– Мне он раму для зеркала сделал, – пояснила Мария Федоровна.
– А мне все старые видеофайлы смонтировал в голографический фильм. – восхищенно заявила сухощавая. – Я теперича со всей родней общаться могу! Даже с собой в детстве!
Бабушка по-детски хихикнула. То, что Иванов делал для других, приносило людям вокруг удовольствие и радость. Об этом вспоминалось по-доброму и с благодарностью. Значит, гражданин вел активный социальный образ жизни, что по современным меркам являлось редкостью. А также это говорило о его хорошем душевном и психическом состоянии, по крайней мере, в последние месяцы жизни.
– А мне Федора сделал. – добавила третья обитательница лавочки. Рассказов непонимающе поглядел на бабушку. Мария Федоровна объяснила:
– Это ее умерший кот. Степан биочучело сделал.
– Он теперь как живой! Токмо не ест и не спит.
И эта информация также нашла подтверждение. Какое-то время Иванов работал лесничим, а затем в Мастерской Анатомической Пластики. Полученные знания пригодились и использовались. Удивительно, но, пообщавшись лишь с тремя соседками погибшего гражданина, стало ясно, что все приобретенные навыки Степан Кириллович реализовывал в жизни. И не только для самого себя.
– А в последние месяцы его поведение не изменилось? Может быть он начал себя как-то иначе вести?
Бабушки многозначительно переглянулись. Первой заговорила Мария Федоровна:
– Он вообще переменился, когда с Ларисой начал встречаться.
Информация о личной жизни гражданина отсутствовала напрочь. Такого в век постоянного пребывания в Сети, когда фиксировалась и анализировалась любая активность, просто невозможно представить. Этому существовало лишь два объяснения. Первое, человек действительно замкнут и нелюдим. Второе, его пытаются представить таким, отфильтровав биографию.
– А когда они начали встречаться? – поинтересовался Рассказов.
– Четыре месяца назад, – твердо заявила Мария Федоровна.
– Какие! Два. После Пасхи, – настаивала сухощавая.
– Да нет, Пасха в этом году в конце апреля была, а они Майские вместе встречали, – аргументировала кадровичка.
– Точно! – словно подводя итог, заключила третья пенсионерка.
Рассказов решил, что дата установлена. Конец апреля-начало мая. До тех пор Иванов вел социально-адаптированную жизнь. Что являлось хорошим предзнаменованием в установлении его психического здоровья.
– Токо это их последние праздники были. – опередила Светлана Григорьевна Марию Федоровну, и Рассказов решил поощрить ее «волю к победе», обратившись непосредственно к ней:
– Светлана Григорьевна, а как изменился Степан Иванов после встречи с Ларисой Юдолевой?
– Дык так же, как все влюбленные меняются.
– Да только опять ему не повезло! – не собиралась сдавать позиции Мария Федоровна. – Они вскоре оба работу потеряли.
– Первая Лариса, – тут же откликнулась Светлана Григорьевна.
– Эт точно!
Ларису Юдолеву уволили в начале мая, а следом за ней, с разницей в неделю, лишился работы и Степан Иванов. Оба трудились на Металлообрабатывающем Заводе, и этот факт сейчас обратил на себя особое внимание. Юдолева работала на предприятии больше десяти лет, а Иванов устроился на новое место работы только за два месяца до увольнения. И это обстоятельство тоже казалось интересным, и по срокам совпадало со временем знакомства Ларисы и Степана. Рассказов на мгновение задумался, но тут же продолжил опрос:
– Как они переживали сложившуюся ситуацию?
– Да как все, – пожала плечами кадровичка. – Расстроились, переживали, даже ссориться начали.
– А причины ссор не знаете? Может быть Иванов как-то начал себя неадекватно вести?
Мария Федоровна окинула Рассказова оценивающим взглядом. Казалось, в ней возникло какое-то сомнение. Но ничего сказать она не успела, так как минутным затишьем воспользовалась Светлана Григорьевна, категорично заявившая:
– Дык это все из-за пингвинов в галстуках!
– Точно.
Рассказов решил, что ему послышалось. Но подтверждение от третьей «словоохотливой» бабушки развеяло его сомнения. Он удивленно спросил:
– Что за пингвины?
– Да появлялись тут. Такие в костюмах, при галстуках, на дорогой машине, – ответила Мария Федоровна.
– На черной БееМВе, – добавила сухощавая старушка.
– Точно! – заключила третья бабушка.
– Приезжали к Иванову? Часто?
– Нет, – продолжала лидировать кадровичка. – Раза два.