Игорь нащупал искомую коробку и, сорвав крышку, бросил ее под ноги аномалии. Федоткин вздрогнул и отступил назад.
– Что это? – испепеляющим взглядом нечеловеческих глаз, призрак уставился на Игоря. Тот начал читать заклинание:
– Беспокойный дух, найди покой…
Утробный клокочущий смех прервал поток человеческих слов.
– Ты собирался остановить меня коробочкой с кладбищенской землей?! Ты даже не понимаешь кто я такой! Ты забрал мою оболочку, но я уже начал перерождаться. Каждая новая жертва возвращает мне плотской вид.
– Кто ты?
– Я не совсем дух и не совсем человек. Я начал перевоплощение. Но у меня есть только одна ночь, чтобы вновь ощутить себя человеком. Только одна ночь! Эта проклятая ночь!
– А что потом?
Игорь быстро соображал, что будет делать, когда аномалия перестанет болтать и набросится на него. С переродившимися призраками он встречался впервые. Даже профессор Иванкевич никогда не упоминал ничего похожего.
Но призрак никуда не спешил:
– Я уйду. А ты останешься.
Игорь окинул взглядом помещение. В стене справа виднелся проломленный проход в тоннель. Слева дверной проем и ступеньки наверх. Короткая лестница упиралась в почерневшую металлическую дверь.
Этот взгляд не остался незамеченным Федоткиным, но лишь вызвал у последнего усмешку:
– Не обольщайся. Ты отсюда не уйдешь. Ты забрал мою духовную сущность, но я подожду пока твой ящичек откроется. У меня впереди ни один десяток лет. Ни в этом году, так в следующем. А для тебя отсюда выхода нет. Дверь завалена снаружи. Видишь ли, малец: склепу четыре сотни лет – сам понимаешь, разрушается. А туннель ведет в психбольницу. Но проход заварили пятнадцать лет назад. Я, видимо, последний кто по туннелю до сокровищ добрался.
Игорь был рад болтливости призрака и решил ему подыграть, судорожно соображая, как выбираться из создавшегося положения:
– А как узнали про сокровища?
– Любознательный? Это хорошо. Я тоже любознательным был. Хочешь поговорить напоследок? Это хорошо. Там, где я нахожусь нет ничего. Ни любви, ни ненависти, ни общения. Одно горькое сожаление об упущенных возможностях. Раскаяние и сожаление! Лишь раз в год я могу выбраться оттуда, чтобы хотя бы просто поговорить.
Игорь вспомнил слова ночного визитера Хлебалова о силе проклятия, заставляющую даже ад временно выпускать души. Эти откровения нашли подтверждение. Неужели и все остальное правда, и имеет смысл?
Бывший психиатр продолжал:
– Но все либо теряют дар речи от страха, либо кидаются на меня с оружием. Вот диалога и не выходит. А поговорить страсть как охота. Да выключи ты уже эту пугалку!
Федоткин злобно кивнул на амулет. Игорь неторопливо отрицательно покачал головой. Затем, видя, что перерождающийся призрак не предпринимает попыток приблизиться, осторожно достал висящее на груди устройство и отключил. Но руку с кнопки не убрал.
Федоткин ухмыльнулся:
– Вот и хорошо, малец. А то в ушах гудит…
Они стояли напротив. Прижатый к стене парень и бывший человек – пришелец из иного мира.
– Время есть…Пока есть… – Федоткин не отрывал глаз от Игоря. И от этого тяжелого пронзительного взгляда по спине последнего стекали крупные капли холодного липкого пота.
– Когда я приехал работать в психушку, – заговорил Федоткин, медленно и с явным удовольствием, – услышал про проклятые сокровища. Сходил в краевой музей. Кое-кого поспрашивал. Кое-какие бумаги посмотрел. Ну, а пока трудился, ночами копал, искал, и однажды добрался до туннеля.
Призрак кивнул себе за спину, туда где чернел провал в каменной кладке.
– Ты тоже ищешь сокровище, малец?
– Н-нет, – Игорь почувствовал, что язык перестает ему повиноваться. Наступало какое-то оцепенение.
– Вот я и говорю, что ты какой-то не такой…Ну да, ладно – и ты сойдешь!
Федоткин зловеще усмехнулся и указал на уложенные в штабеля мумифицированные трупы:
– Не знаю, как этого добивались проклятые ляхи, но я научился приманивать желающих обогощения.
– Как это?
– В психушке я исследовал воздействие направленных и рассеянных радиоволн на мозг человека. К сожалению, работать приходилось лишь с больными на голову.
Призрак усмехнулся:
– Но теперь у меня есть возможность поработать с нормальным материалом. Более того, во мне появились особенные способности, использование которых доставляет потрясающие результаты. Ты это видел.
Игорь взглянул на безжизненный экран часов. Федоткин удовлетворенно кивнул:
– Видишь ли, малец, наши миры взаимосвязаны на всех уровнях. Бесы и ангелы постоянно присутствуют среди людей, и выполняют свою миссию.
– Какую?
– Это сейчас не важно. Это направленное влияние иного мира на мир людей. Но оно не видимо. А существует и видимое: призраки, чудеса, пророки, маньяки – все это послания, сигналы для мира людей. Но вы их не слышите!
Игорь чувствовал, что ясность сознания исчезает, словно ускользает. Призрак, не отрываясь глядел на него, продолжая говорить:
– Если бы я и сам услышал это раньше! Ну да ладно… Знаешь ли, малец, когда я добрался до этих проклятых сокровищ: думал – заживу. Я ведь ни в какие проклятья не верил. А теперь…единственная возможность ощутить себя человеком лишь в эту проклятую ночь! Но после того, как за мою проклятую душу будет уплачена сорокократная цена, и это прекратится!
Слова одурманивали, вводя в оцепенение. Мысли двигались с трудом, словно пробивались сквозь вязкий туман. Оттого оценка ситуации запаздывала, теряясь в обрывках фраз, бессвязных образов и воспоминаний. Всплыл хмурый тяжелый взгляд Константина Мефодьевича, неясные силуэты средневековых воинов, автобус одиннадцатого маршрута, съеденная на завтрак каша, встревоженное лицо профессора Иванкевича, искаженное помехами интернет соединения.
"Монета может иметь ключевое значение"
"Это последний автобус сегодня"
"Я бизнесмен, заключим договор"
– Проклятье можно разрушить! – пробиваясь сквозь морок, заявил Игорь.
Глаза призрака вспыхнули злобным светом:
– Чтобы лишить меня последней возможности возвращаться?! Неет, малец!
Призрак медленно и грозно двинулся вперед. Время разговоров прошло.