Украсть у президента

Женя посмотрела на Глеба, словно прося у него защиты. И он понял, что сейчас очень удобный момент. Вот сейчас её и надо выпроваживать.

– Ты всё так же себя неважно чувствуешь? – спросил участливо Глеб. – Может, пойдёшь отдохнёшь?

Женя с готовностью кивнула. Кажется, она испытывала облегчение оттого, что ей не нужно будет здесь присутствовать.

– Да, хорошо бы, – сказала она, глядя с благодарностью на Глеба.

– Не-е-ет, так не пойдёт! – возмутился Горецкий. – Только что я вас увидел и вы уже лишаете меня своего общества!

Но Женя уже поднялась из-за стола. Её ничто тут не могло удержать. И напоследок, прежде чем уйти, она спросила:

– Глеб! А что такое достоевский?

Тишина изумления повисла над столом и стало слышно, как далеко внизу, под окнами, шумят расшалившиеся дети.

Корнышев смотрел на Женю. Горецкий смотрел на Глеба. Глеб смотрел в стол и медленно багровел, словно вдруг разглядел в столешнице нечто неприличное.

– Достоевский, Женя – это такое писатель, – неестественно ровным голосом сказал Глеб.

– Понятно, – смутилась Женя.

И только теперь гости поняли, что всё это – не шутка.

Женя вышла из кухни. Глеб поднял глаза. Гости молча смотрели на него.

– Она больна, – сухо произнёс Глеб. – Прошу прощения за то, что сразу вас не предупредил.

* * *

Когда остались втроём, можно было переходить к разговору о делах, ради которых приехал Горецкий, и посмурневший Глеб уже не притрагивался к водке, но Горецкий хотел, чтобы беседа текла как бы сама собой, вроде бы ничего серьёзного, просто собрались старые приятели с единственной целью пображничать, и дело только в этом, а разговоры – это между прочим, только чтобы за столом не молчать. Горецкий лично разлил водку по рюмкам, скосил глаза на хмурого Глеба, но демонстративно не заметил его хмурости и сказал беспечно:

– А я только сегодня в Москву прилетел. Получается, что с корабля на бал. Давай, Глеб, выпьем. За то, что не отказываешь. За то, что к тебе в любой момент можно завалиться и водки попить.

Он старательно пытался вытащить Глеба из трясины расстроенных чувств, но это было так прямолинейно и так всё на виду, что Глеб решил, что надо всё проговорить до конца и тем самым закрыть тему, чтобы не оставалось поводов для домыслов и чтобы не случалось больше неловких ситуаций.

– Женя попала в автокатастрофу, – сказал он, посмотрел на Горецкого и улыбка на лице Ильи мгновенно испарилась. – Катастрофа была страшная. Её приятель, который был за рулём, погиб. Сама же она была в коме несколько дней. Выкарабкалась чудом, но её собирали буквально по кусочкам, у неё сейчас всё тело в швах. Первое время после того, как она пришла в себя, она никого не узнавала. Помнила только отдельные слова. Ей давали в руку ручку, предлагали написать своё имя – она не могла этого сделать. Сейчас в это трудно поверить, но тогда это был не человек, а эмбрион. Она тогда и она сейчас – это небо и земля. Но какие-то проблемы сохраняются. Она всегда мучается, когда ко мне кто-то приходит. Пытается угадать, видела раньше этого человека и должна ли помнить его имя. Я не знаю, восстановится ли она когда-нибудь полностью.

– Черепно-мозговая травма? – спросил Горецкий.

– Да, – кивнул Глеб. – Ушиб головного мозга тяжёлой степени.

– И тем не менее прогресс впечатляет, – оценил Горецкий. – Девушке повезло, что у неё такой братец.

Глеб сделал движение рукой, желая показать, что не об этом сейчас речь, но Горецкий продолжил настойчиво:

– Глеб! Я на сто процентов уверен, что без тебя бы она не поднялась. Ты и сам понимаешь, что если бы не твои знания и не твой опыт – она была бы сейчас в куда более плачевном состоянии …

– Ладно, закончим, – предложил со вздохом Глеб. – Давай к делам перейдём.

– А я как раз о делах, Глеб. За твоим советом пришёл. Очень похожая история. У пациента амнезия с полным замещением личностной самоидентификации. Он – это не он, а кто-то другой. А себя настоящего он совершенно не помнит.

– Была травма? – вопросительно посмотрел Глеб.

– Да, – на всякий случай подтвердил Горецкий.

– Физическая? Психическая?

– Я не в курсе, – осторожничал Горецкий.

– Но ты его историю болезни видел?

Горецкий нервно забарабанил пальцами по столу.

– Там какая-то путаная история, Глеб, – сказал он. – Может, ему и вправду настучали по голове. Или в его жизни произошло что-то такое ужасное, что крыша поехала. Или, может, накачали его чем-то …

Глеб поднял голову и их с Горецким взгляды встретились. Потом Глеб перевёл взгляд на Корнышева. Тот смотрел на него выжидательно.

–Тогда это уголовщина, – сказал Глеб.

– Именно! – с неожиданной для Глеба готовностью подтвердил Горецкий.

– Илья, ты меня извини, но я вряд ли смогу тебе помочь.

– Почему? – спокойно спросил Горецкий.

– Когда к хирургу домой приходит человек со свежей огнестрельной раной и просит частным образом и без огласки извлечь пулю …

– Ты же не хирург. И я без пули, – попытался перевести разговор в шутливую тональность Горецкий.

– Это та же уголовщина! – твёрдо повторил Глеб.

– Уголовщина, – снова подтвердил Горецкий. – Поэтому мы этим делом и занимаемся.

– «Мы» – это кто? – уточнил Глеб и взгляд его стал отстранённо–недоверчивым. – Ваша клиника?

– Я ведь не в клинике, Глеб. Уже давно, – сказал Горецкий. – Я хотя и по специальности вроде бы, но уже совсем по другому ведомству. Которое всякими такими странными историями и занимается.

Тут многоопытный Корнышев продемонстрировал Глебу своё служебное удостоверение. Глеб вчитался в текст, посмотрел на своих гостей озадаченно, и стало ясно, что эффект достигнут.

– Наш пациент напрочь отказывается вспоминать свою прежнюю жизнь, – ковал горячее железо Горецкий. – Я действительно не знаю, вследствие чего это всё. Но есть подозрение, что психотропы.

– Я по этой тематике не работал, – сообщил Глеб.

– Я в курсе, – кивнул Горецкий. – Я к тебе за другим пришёл. Ты ведь у нас дока по восстановительной терапии. Ты мозги вправляешь, как хороший хирург вправляет кости. У тебя есть опыт и есть наглядные результаты твоей работы. Вон она, Женька, – Горецкий показал рукой вслед ушедшей Жене. – Ты из неё человека сделал. Получается у тебя. Есть надежда. Я знаю, что ты мне скажешь. Что надо знать первопричину. Что разбившийся мотоциклист с ушибом головного мозга и мамаша, свихнувшаяся после смерти своего любимого чада – это совершенно разные случаи и курс лечения у каждого будет свой. Но вот привозят к тебе пациента, а у него ни истории болезни нет, ничего – ну на улице его подобрали, допустим. И что – его не будут лечить? Ведь всё равно лечим, Глеб. Всё равно вытаскиваем. Ищем подходы, ищем способы.

Глеб смотрел задумчиво.

– Раз ты меня к своему пациенту не повёз, значит, показывать мне его не собираешься, – высказал он предположение.