Законодатель. Том 2. От Анахарсиса до Танатоса

– То-то, – поддакивал Главкон, – пить вино не является у нас пороком и тем более развратом. Это – необходимость!

– Пить очень много, безмерно, – действительно порок, – снова заговорил Солон. – И пить каждодневно, упиваясь до безумия, – это тоже порок. А всё остальное у нас норма, или необходимость, как думает Главкон.

– Ладно, не перебивай, Солон. Дай мне возможность узнать о других достоинствах скифов, – разгорячился Главкон. – Так, каковы же они, Анахарсис? Скажи на радость эллинам.

– Скифы не стяжают богатств как эллины. Они довольствуются малым, никто никому не завидует, у них едва ли не всё является общим.

– Вот это интересно, – встрепенулся законодатель. – И в отношении стяжательства очень хорошо, и отсутствие зависти вызывает уважение.

– Ты, Солон, совсем плохой стал, – возмутился Главкон. – Они же все бедные, нищие, поэтому и не стяжают! Стяжать, как видишь, нечего. Гоняют себе по степям на лошадях, вот и всё. Нет у них ни двора, ни кола, ни дома. Одни кибитки. Не понятно, где они там занимаются важными делами?

– Сразу видно, – тут же возразил Анахарсис, – что глубокочтимый мною Главкон имеет превратное представление о доме. Дом, афинянин, вовсе не стены. Дом – это люди. То есть муж, жена, дети, родители, прислуга. Это отношения между ними. А где они живут лучше – между прочим, ещё вопрос. Можем поспорить на сей счёт. Вот, у вашего законодателя – дом очень простой, зато какие люди в нём живут, и какой дух здесь витает. Я уже видел в Элладе множество огромных зданий, да дела в них творятся мерзкие, недостойные хорошего человека. И пахнет в них исключительно вином и развратом. Скверной несёт от многих из этих домов.

Феспид и Главкон удивились столь разумному ответу чужестранца. Меж тем Анахарсис продолжал:

– Важными делами можно заниматься всюду – в лесу, в поле, на берегу моря и реки.

– Вот те на! – крякнув, перебил его Главкон. А затем, хитро подмигнув Феспиду, лукаво спросил скифа: – А вот где вы, к примеру, учитесь метать копьё?

Анахарсис пожал плечами в знак того, что он не совсем понял вопрос.

– Они, видимо, не знают, что такое копьё. А если даже знают, то сами вряд ли держали его в руках, – улыбнувшись, поддел скифа Феспид.

Вдруг основательно охмелевший Главкон резко вскочил на ноги, решительно подошёл к висевшему на стене Солонову копью, взял его своей единственной рукой, посмотрел на Анахарсиса и задиристо произнёс:

– Пошли в сад, я тебе покажу что это и для чего оно предназначено. А если потребуется, то научу тебя им пользоваться!

Вся застольная компания весело поднялась и, взяв ещё одно копьё и короткий меч, направилась к площадке, расположенной в укромном уголке сада. Именно там Солон и его сын многие годы упражнялись в искусстве метания копья. Впереди, шагах в тридцати, стоял большой деревянный щит, на котором были нарисованы люди, кони, вепрь и даже ворон. Главкон сделал несколько шагов вперёд-назад, потряс копьё своей рукой и затем мощно метнул его в сторону щита. Оно точнёхонько попало в коня, и метавший, удовлетворённый результатом, победно посмотрел на Анахарсиса. Тот удивлённо молчал, широко открыв глаза, не веря случившемуся. Тем временем Феспид молниеносно метнул другое копьё, попав в грудь нарисованному всаднику. Скифский царевич никак не мог понять, как подобное возможно? Ведь копьё метали люди, которые, как ему казалось, далеки от ратного дела. Главкон – смотритель диктерионов, к тому же инвалид. Феспид – поэт, его главное оружие – слово, кифара и лира. Чудеса и только. Видя смятение скифского гостя, Главкон гордо молвил:

– Что мы! Это всего лишь ученические забавы. Ты бы посмотрел, как метает копьё Солон. Как он, Анахарсис, божественно метает! – пропел Главкон. – Арес ему завидует, не говоря уже о людях.

Законодатель, тут же протестуя, замахал руками и воскликнул:

– Нет-нет! Я давно не упражнялся в метаниях и вряд ли попаду в щит. А в цель и того более. Лучше, Главкон, не побуждай меня. Теперь я законодатель, а не воин.

– Солон, не забывай, что ты был знаменитым стратегом. Покажи молодёжи, как мы умели и умеем воевать. Подними их боевой дух, – провоцировал его Главкон. – Иначе они скажут, что мы старики и нам пора на покой. Ты представляешь, каково будет тебе и мне?!

Солону, дабы поддержать дух веселья и хорошего настроения и к тому же не ударить в грязь лицом, после некоторых сомнений пришлось взять копьё в руку и провести интенсивную разминку. Затем он повернулся к царевичу и задорно спросил его:

– Вот ты, гость, во что желал бы попасть?

Анахарсис задумался, скривился, а Главкон, тут как тут, лукаво подсказал своему другу:

– Я, Солон, желаю, чтобы ты попал в глаз ворону.

– Между прочим, я спрашиваю не тебя, а скифского царевича, – проворчал Солон.

Анахарсис улыбнулся, полагая, что афинский мудрец и бросать-то толком не умеет. Всё-таки мудрец, а не воин. Тем не менее, он решил подыграть Главкону и задать нелёгкую хозяину копья:

– Согласен с Главконом! – воскликнул он весело. – Попади в глаз! Только не ворону, а всаднику. Арес свидетель, всадник, как-никак, опаснее ворона. Птицу за что зря убивать? И было бы совсем потрясающе, если бы ты, Солон, не смотрел на цель, в которую мечешь копьё, а метнул с закрытыми глазами.

Не успел Анахарсис толком сформулировать просьбу, как Солон тут же со страшной силой метнул копьё, и оно со свистом вонзилось в щит, в то место, где были нарисованы глаза человека. Пока восхищённые друзья широко рассматривали, куда же попал боевой снаряд, Сах вручил Солону второе копьё и к всеобщему изумлению одел повязку на глаза метателю. Солон сделал шаг вперёд и вслепую запустил снаряд в том же направлении, что и первое копьё. Оно точнёхонько вонзилось во второй глаз, нарисованного всадника. Все увидели восхитительную картину – копьеносный взгляд человека, сидящего на коне. Солон немедля снял с глаз повязку, взял в руку короткий меч и метнул его в сторону ворона. Меч вонзился в голову нарисованной птицы. Метатель заулыбался, обвёл присутствовавших гостей гордым, но стеснительным взглядом и радостно промолвил:

– Надеюсь, все просьбы мною выполнены, или ты, Главкон, снова чем-то недоволен?

Главкон был более чем доволен. То, как умеет метать копьё Солон, он видел, причём видел в деле. Но чтобы с завязанными глазами, да с такой невероятной точностью, даже он об этом не знал. Не знал он также и об умении законодателя так далеко и точно метать в сложную цель меч. Восхитившись своим другом, Главкон повернулся к Анахарсису, улыбнулся и иронично произнёс:

– Ну, что, царевич, понял ли ты, с кем имеешь дело? Но ты, ещё не знаешь, как он мечет законы. Представляешь, на каждой Экклесии Солон мечет законы в сердца и души афинский мужей. И те, словно мишени, не могут ничем возразить ему.

Не замедлил поделиться впечатлениями от увиденного здесь зрелища и Феспид. Он торжествующе победоносно посмотрел на царевича и припомнил ему застольный разговор:

– Так вот, любезный скиф, если у вас дом – это люди, то у нас – это и люди, и стены, и оружие, которое там находится, и мысли, которые там зарождаются, и отношения с друзьями и соседями, а также гости, бывающие там довольно часто. Надеюсь, ты понял, что такое афинский дом?

Анахарсис не ответил Феспиду. Но куда-то в сторону и непонятно кому тихо сказал:

– Дом дому рознь.

Главкон, который было на время успокоился, после некоторых раздумий, снова решил продолжить испытания молодого скифа. Он спросил его:

– Скажи, царевич, а какое ваше главное оружие? Чем вы воюете?

– Разумеется, лук и стрела, – ответил тот. – Они лёгкие, удобные, точные, не сродни копью.

– Не хочешь ли ты сказать, что наше оружие уступает вашему оружию? Имей в виду – от стрелы можно запросто укрыться, к примеру, добротным щитом, а от копья и меча защиты нет. Вернее она есть. От копья и меча защитой может быть только более мощное копьё и более крепкий меч. Но если они находятся в руках Солона или моей руке, то пощады никому из врагов не будет. Не завидую я им!

У скифов, как я полагаю, – поддержал разговор Солон, – покоряют людей и поддерживают порядок силой оружия. Так поступают многие народы. Не все ещё поняли, что силой оружия можно покорить только на некоторое время, а силой закона и ума – на века. Хотя, конечно, в этом вопросе не всё однозначно.

Тут следует заметить, что Анахарсису воевать не довелось. И как там, в бою, орудуют копьём и мечом он, разумеется, не знал. Царевич с трудом научился стрелять из лука. Да и то, главным образом – в дерево. Молчавший всё это время ареопагит Аристодор, вдруг решительно вмешался в разговор, энергично поддержав мысль Солона.

– Закон у афинян лучшее оружие, – с возвышенным пафосом молвил он. – Его не пронзит ни меч, ни копьё, ни стрела. Он сражает всех и сразу. И противостоять ему нечем. Вот каким оружием необходимо владеть, царевич. Солон – наш законодатель, им владеет даже лучше, нежели копьём и мечом. Хотя, как только что мы убедились, ему нет равных мужей, во владении любым оружием. Мудрый политик должен владеть всеми видами оружия и уметь применять их в зависимости от обстоятельств.

– Интересно, – прошептал царевич, – очень важную мысль подал Аристодор.

– Не менее важным оружием афинян, да и всех эллинов, является слово, – встрял в разговор Феспид. – Мы этим оружием владеем в совершенстве. Словом можно сразить любого человека наповал и даже многих людей сразу. Вот, когда Солон выступает в Экклесии, то все граждане афинские поражены произнесёнными речами. Они неизбежно становятся его пленниками. Или, скажем, слово Гомера или Гесиода может творить великие чудеса. Согласен, Солон? – тут же, молодой поэт обратился к поэту известному.

– Видишь ли, Феспид, – отозвался Солон, – каждое оружие имеет свою силу, время и место применения. В яростной битве с врагом сгодятся и лук со стрелой и меч, и копьё и щит и кулак. И закон является мощным оружием, но не для всех. Для скифов, например, – нет. В той же самой жестокой битве никто не вспоминает законов. Там закон один – убей врага, иначе он убьёт тебя. Слово, о котором говорил Феспид, тоже достойное оружие, но и оно не всегда имеет успех. И даже Гомер с Гесиодом ничего не значат для многих варваров. Так что любое оружие относительно. Его сила ограничена и временем, и местом, и обстоятельствами. Но всё же, я полагаю, есть такое оружие, которое сильнее всего, причём у всех народов. И это оружие – мысль; сильная, разумная, взвешенная мысль. Именно она порождает закон. Мысль направляет слово, руководит нашим языком, даёт указание руке, куда и когда направлять копьё, меч, стрелу, камень. Она определяет, когда необходимо остановиться, а когда бежать с поля боя при неудачном стечении обстоятельств. Так что, друзья мои, Солон склонен считать, что главное оружие разумного человека – это мысль. Причём не какая-нибудь, а взвешенная и продуманная мысль. Мысль действенная и деловая, хитроумная мысль. Без неё ничто не творится в человеческой жизни. А если что и творится, то результаты такого творения отвратительны.

Афинский мудрец сделал небольшую паузу, посмотрел на Аристодора, на Главкона, затем на Феспида и, наконец, на скифского царевича, потом, добродушно рассмеявшись, продолжил:

– Я, собственно, не настаиваю. Некоторые мои друзья и сограждане мысли не признают. Для одного из них превыше всего меч, а для другого – слово. Вот интересно было бы посмотреть на бессмысленное сражение меча и слова.

Феспид слегка обиделся на Солона, но виду не подал, а наоборот решил усилить свою точку зрения. Он немедля возразил Солону, а соответственно, и всем присутствующим здесь:

– Мы ещё не до конца поняли силу слова. И, не важно, порождается оно мыслью или стихийным потоком жизни. Слово – это силище. Ведь оно воздействует на всех – мужей, женщин, детей, стариков, рабов, эллинов и варваров, даже на богов. А если это слово красивое, звучное, привлекательное, значимое и уместное, то оно может покорить всех, вызвать у людей самые глубокие чувства. Вот увидите. Со временем я докажу вам и всем остальным его величие, силу и подлинную значимость. Его величество слово!

– Что есть настоящее слово и какова его подлинная сила? – спросил Анахарсис.

– Настоящее слово – это творческая мысль, воплощённая в звуке, – ответил Феспид. – А сила его различна. Оно может очаровать людей, а может и разочаровать их. Главное, чтобы оно было звучным, красивым, привлекательным, уместным.