– Слушай, Лилька, однажды был объявлен конкурс: кто из жен лучше всех охарактеризует мужей одной фразой. Победила та, которая сказала: «Этих сволочей нужно хорошо кормить». Запомни это и корми своего муженька хорошенько.
Раздался взрыв смеха, после этого поднялся Алеша с листом бумаги в руках:
– Лилька, по какому маршруту ты едешь?
– Мы с мужем сначала поедем в Болгарию, потом в Югославию, а потом в Албанию.
– Значит, ты отправляешься в далекое путешествие, станешь путешественницей. Я посвящаю тебе свои новые стихи. Но не обижайся, параллелей между вами нет. Он – бегемот.
– Бегемот? – удивленно воскликнула Лиля. – Бегемот-путешественник?
– А вот послушай:
От нечего делать один бегемот
Решил совершить кругосветный поход.
И вот, как турист, за плечами с мешком
Отправился он по дорогам пешком.
И думал, шагая, в пути бегемот:
«На свете, наверное, много болот;
Я в каждом болоте хочу полежать,
Чтоб всем бегемотам про них рассказать».
И даже полдня не успел он пройти —
Большое болото увидел в пути;
Он сразу попробовал первую грязь,
По самые ноздри в нее погрузясъ.
И так проведя с удовольствием ночь,
Он утром, проснувшись, отправился прочь.
И много вокруг было разных красот,
Но только болота искал бегемот.
Он шел по степям, и шагал через лес,
В любое болото он сразу же лез.
И вот путешественник, словно герой,
Торжественно дома был встречен толпой.
И звери, и птицы собрались встречать,
И вместе хотели героя качать,
Но даже слоны извинились —
Поднять его не решились.
К нему подошел журналист-крокодил,
В печать интервью у него попросил.
И вот в микрофон заявил бегемот:
– Весь мир состоит из различных болот;
Но как это трудно дается – залазить во все болотца!..
Друзья, вы меня поймете, скучал о своем я болоте,
О, дайте в него погрузиться —
Устал я от заграницы.
Алеша закончил:
– Вот, Лилька, когда вернешься из-за границы, скажешь то же самое.
Лиля хохотала, хлопала в ладоши:
– Алешка, спасибо! Я разгадала все твои поэтические аллегории. Ты предсказываешь, что я вернусь в свое болото. Так?
– Ты, Лилька, всегда разгадываешь мои стихи абсолютно правильно, лучше других.
Семен спросил Лилю:
– Что же, ты получила диплом врача, а теперь бросаешь профессию?
– Нет, дядя Сема, я не бросаю профессию. Мы с мужем будем оба работать. В Албании большое советское посольство, и Влатко сказал, что поможет мне устроиться туда работать врачом. И еще Влатко сказал, что когда выучу язык, то смогу начать работать врачом в албанской больнице.
– Ну, раз Влатко сказал, так оно и будет, – со скрытой иронией комментировал Семен. – Вот именно.
Хотя он казался за столом веселым, после ужина тихо позвал Павла:
– Павлик, пойдем в кабинет, есть серьезный разговор.
6. Тревожное начало
В кабинете братья устроились в креслах, и Павел тяжело вздохнул. Семен понимал, что он вздыхает о Лиле, но сначала хотел рассказать ему свою новость:
– Павлик, все как мы с тобой говорили: уже проявляются тревожные симптомы хрущевской диктатуры. У меня плохие новости, но пока я не говорил своим: кончается моя служба строителя. Вот именно.
Павел поразился:
– Что ты имеешь в виду?
– Хрущев посылает меня поднимать целинные земли.
– Тебя – поднимать земли? Заниматься сельским хозяйством? Ты же не специалист.
– Вот именно. Это в наказание: он обозлился на меня за критику его плана жилых панельных новостроек. Недавно во Франции он увидел показательный район для рабочих – пятиэтажные панельные дома, и тут же сходу закупил технологическую линию для такого строительства у нас. Но он не учел, что у нас намного более слабая строительная база. Теперь он предлагает дешевое массовое строительство из сборных стандартных бетонных блоков ускоренными темпами: пятьдесят два дня на сборку блоков и вселение в квартиры через сто дней с начала стройки. И при этом заявляет: без архитектурных излишеств! Я доказывал, что у нас не смогут строить так быстро, что это будет за счет качества, что блоковые новостройки обойдутся дороже, чем фундаментальные, я сказал ему: «Мы не такие богатые, чтобы строить дешево, эти дома развалятся через пятнадцать – двадцать лет, и придется начинать строительство заново». Он обозлился, закричал: «Не хотите делать, что вам указывает партия, можете переходить на другую работу!» Понимаешь, он уже стал отождествлять себя с партией, как это делал Сталин.
Павел согласился:
– Да, он унаследовал замашки диктатора, хотя все-таки посылает пока на целину, а не в лагерь и на расстрел.
– Вот именно. К тому же из двадцати четырех министерств Хрущев решил оставить всего одиннадцать, чтобы ослабить влияние крупных министерств и на местах создать советы народного хозяйства, совнархозы. Для этого и придумана сменность руководящего состава – всех пересадить на должности, в которых они ничего не соображают. И особенно убрать евреев. Нас с Давидом Райзером, двух министров-евреев, вызвали в ЦК, велели сдавать министерские портфели и ехать на должности председателя совнархозов. Меня посылают в казахстанский Кокчетав. Хрущеву бы слушать советы евреев, а он их выгоняет. – Улыбаясь, Семен добавил: – Когда-то была такая анекдотическая должность – ученый еврей при губернаторе. Вот бы Хрущеву такого. А то он все рубит сплеча и окончательно. Возразить ему не смеет никто, как когда-то не смели возражать Сталину. Целина – его идея фикс. С целинных земель Казахстана и Западной Сибири он надеется собрать богатый урожай. Специалисты доказывают ему, что эти земли не настолько плодородны, чтобы постоянно давать высокие урожаи. Он не хочет никого слушать. Все приговаривает: совнархозы дадут упрочение горизонтальных связей хозяйств вместо традиционных вертикальных из центра. Но дело в том, что совнархозы все равно подчиняются обкомам партии. А допустить независимость администрации от партии – этого Хрущев не может себе даже представить. Вот именно.
Павел тяжело вздохнул, и оба грустно замолчали. Через некоторое время Семен продолжал:
– Вряд ли я долго удержусь там – не мое это дело. Мне это представляется началом конца карьеры. Что ж, поработал, достиг – хватит.