Наследие

Залив половину чашки кипятком, вторую половину – ароматной заваркой, и кинув всего лишь один кусок сахара, Николай сделал несколько глотков терпкого чая. Опустив чашку немного ниже подбородка, он глубоко вдохнул терпкий аромат чая. Николай поставил чашку и взял со стола булку: холодную, без изюма и не такую ароматную, но почему-то Николай хотел верить, что это та же самая булка.

– Если бы ты только смог почувствовать этот вкус, ты бы никогда его не забыл. За этими булками люди приезжали со всего города и могли часами простоять в очереди, мама со своей напарницей забрасывали булки в печь без перерыва в течение всего дня.

Николай вёл какой-то странный односторонний диалог, глядя на шкаф. Разломив булку пополам, он начал её жадно поедать, запивая большими глотками чая. Немного привстав, он потянулся за салфеткой. Почувствовав сытость, Николай встал из-за стола и направился к своему деревянному другу, который спокойно и молчаливо дожидался в другом краю комнаты, там, где кухня плавно переходила в прихожую. Сделав несколько шагов, он остановился у журнального столика и слегка развернул плафон лампы в сторону шкафа, так, чтобы свет как можно глубже пробрался в глубину комнаты. «Так намного лучше», – подумал он и, подойдя к шкафу, в этот раз без раздумий и чувства страха, широко распахнул его мрачные массивные двери, застыв на мгновение, он бросил взгляд в глубину шкафа, это было то самое нежно-голубое мамино пальто. «Береги его, – Николай провел рукой по шкафу как будто по плечу товарища, – оно частичка тебя».

Николай попытался вспомнить когда в последний раз он видел маму в этом пальто. В голове прокручивались тысячи моментов, каждый из которых был по-своему прекрасен. Он взял пальто в руки и присев на колени, держал пальто перед собой.

– Это был тот самый день, когда ты нас оставил, – произнес Николай с закрытыми глазами. – Она больше ни разу его не надела, с того самого дня она носила мрачное, серое пальто, она больше не была такой счастливой, слышишь, ты унёс с собой ее сердце, в ту самую ночную пустоту, в которой ты исчез.

Крупные слезы падали на нежное, мамино пальто, которое уже насквозь было пропитано солеными слезами. Николай крепко прижал пальто к груди.

– Почему, почему он ушел?

Этот вопрос, казалось, за все эти годы стал частью Николая. Он поднялся с колен и дрожащими руками повесил пальто обратно, рядом с тем самым серым мрачным пальто. Они всегда висели рядом, как бы олицетворяя жизнь этого дома до и после, символ счастья и пустоты. Николай достал из кармана платок и, вытирая слезы, направился в другую комнату. Он застыл в дверном проеме, пытаясь нащупать выключатель, который должен был находиться где-то по правую руку. Большая хрустальная люстра, которая расположилась где-то под потолком, наполнила светом просторную комнату.

Николай внимательно всматривался в старинные деревянные часы, которые расположились на стене напротив массивной резной кровати, на спинках которой красовались скрытые гладкими слоями лака с насыщенным ореховым оттенком крупные кленовые листья.

Стрелки часов уже давно перевалили за полночь. «Надо хотя бы попытаться», – подумал Николай. Аккуратно повесив брюки на спинку стула и выключив свет, он лег на кровать, накрывшись плотным стеганым одеялом. Тишина, которую нарушали только звонкие, отточенные удары стрелок на деревянных часах, заставляла еще глубже погрузиться в свои мысли. Николай закрыл глаза и попытался ни о чем не думать. Но услышав голоса с кухни, он понял, что все смешалось воедино. Открыв глаза, он начал хорошенько прислушиваться. «Кажется, прошло. Это все в моей голове. Наверное, я слегка задремал».

Николай вёл немой диалог с самим собой, пытаясь успокоиться и вернуться в реальность. Посмотрев в сторону дверного проема, он увидел, что с кухни доносится свет.

«Наверное, родители не спят», – подумал он, затем, проведя рукой по щеке и почувствовав грубую щетину, понял, что сейчас находится в реальности. Но чтобы до конца в этом убедиться, он включил лампу на тумбочке около кровати и бросил взгляд на четыре фотографии, которые стояли на той самой тумбочке. «Все здесь, все хорошо». Голодный взгляд пытался насытиться теплом фотографий. Эти четыре фотокарточки, в строгих рамках с узкими, бронзовыми краями были плотной связью между Николаем и реальным миром. Он просидел около пяти минут, глядя на фотографии, постепенно возвращаясь в реальный мир. «Кажется, теперь точно все хорошо. Теперь я с вами. Я просто не выключил лампу».

Николай встал. Нащупав ногами тапочки и накинув халат, направился в сторону кухни. Войдя в кухонную комнату, он бросил взгляд на журнальный столик, уже было собравшись выключить лампу, Николай медленно повернул голову сначала в одну, потом в другую сторону, на столе стояла пустая чашка из-под чая и лежала половина разломаной булки, у раскрытого окна стоял табурет, шкаф был раскрыт и из него выглядывали вещи, на полу валялся легкий кардиган.

«Какой бардак», – подумал Николай, он убрал табурет, закрыл окно, поправил шторы, все такие же бирюзовые, но уже давно побледневшие и выгоревшие на солнце. Убрав булку и поставив чашку в раковину, Николай пошел к шкафу, держа в руках поднятый с пола кардиган. Остановившись в двух шагах, он прокрутил в голове мысль, что лучше не подходить, а затем обронил фразу, как бы подбадривая себя: «Я всего лишь повешу и пойду в комнату». Николай достал вешалку, которая висела между костюмом и отцовым весенним плащом, повесив кардиган, он слегка вытащил плащ вперёд из-за других вещей и засмеялся. Николай начал вспоминать тот зябкий весенний вечер после дождя. Его унылое лицо внезапно наполнилось счастьем, привычная боль в глазах почему-то отступила.

– Папка, догоняй!

Колька бежал по мокрой траве, в этот вечер парк был пустой, было сыро и холодно, чтобы радоваться такому вечеру, нужно было испытывать настоящее счастье, которое заполняло Колю всего без остатка. Над парком висела легкая дымка, где-то вдалеке за городом виднелось уходящее в закат солнце между двумя большими домами, на склонившихся хрупких ветвях только начинали набухать почки, это было то время, когда все вокруг просыпалось после долгой снежной зимы, под скамейками еще лежали небольшие островки грязного снега, в которых наделали дыр капли дождя. В этот вечер Коля не хотел идти домой. Он знал, что скоро они пойдут встречать маму с работы, и потом они все вместе пойдут домой по пустым улицам ночного города.

– Пап, бежим скорее!

Отец шел немного позади быстрым широким шагом.

Молчаливый вопрос застыл на Колином лице.

– Пап, а где утки?

Он наконец добежал до небольшого прудика, расположенного на краю парка, там, где за большой поляной стояла первая многоэтажка.

– Наверное, они улетели на другой водоем, уже потеплело и они направились к своему прежнему дому.

– А как же это? – Коля достал из кармана пакет с хлебными крошками.

– Не переживай, они вернутся следующей зимой, – отец пытался подбодрить сына, видя, как с его лица медленно пропадает улыбка.

– У них ведь все хорошо, и лиса их не съела? – У Коли был слегка волнующийся взгляд. Он переживал за этих уток, этой зимой они прилетели впервые, и Коля кормил их каждый день на протяжении всей зимы, отец брал с собой пакет хлебных крошек, когда шел за Колей в школу, а на обратном пути они заходили в парк и рассыпали крошки в воду по самому краю берега.

– Ты можешь высыпать крошки в воду.

– Зачем? – с легким непониманием спросил Коля. – Ведь уток больше нет.

– Но там есть рыбки, смотри внимательнее, – отец указал на скопление небольших рыбок, присев на корточки рядом с сыном. Вода после зимы была кристально прозрачной, и было хорошо видно подводный мир этого маленького прудика.

Высыпав крошки, Коля взял отца за руку и поднял глаза вверх:

– Пойдем за мамой.

– Хорошо, уже пора, – сказал отец, посмотрев на часы, – только надень рукавицы, а то попадет нам обоим.

Коля полез в карманы и достал рукавицы. Они направились к булочной, где работала мама, уходя все дальше, Коля несколько раз обернулся, посмотреть, вдруг прилетели утки.

– Пап, а когда мы поедем к деду?

– Скоро, потерпи немножко.

– Пап, а яблоки там будут?

– Яблоки осенью, а сейчас весна, – с улыбкой на лице произнес отец.

– Пап, а почему яблоки осенью?

Отец немного задумался, Коля задавал много вопросов и иногда ставил отца в тупик.

– Ну, так устроена природа. Все должно быть на своих местах.

Они пересекли поляну и вышли на широкую аллею из брусчатки, в тех местах, где брусчатка была выбита, расположились маленькие болотца, в которые Колька постоянно хотел наступить, но отец его одергивал. Аллею освещали похожие на колокольчики фонари, свисающие с высоких столбов. Выйдя из парка, пройдя вдоль по улице, они свернули за поворот и увидели на пороге булочной маму с большой сумкой под ярко-оранжевым фонарем. Рядом с мамой стояла ее напарница.

– Мама, – прокричал Колька и, отпустив руку отца, побежал к ней. – Здравствуйте, тётя Зоя.

– Зоя, добрый вечер, вас проводить? – произнес папа, забирая тяжелую сумку из уставшей маминой руки.

– О нет, что вы, мой муж меня встретит.

– Мама, а мы уток ходили кормить, а их там нет, но у них все хорошо, они улетели, зимой опять вернутся, так папа сказал, а ещё там рыбки, там же, где жили утки. Мам, а рыбки тоже крошки кушают, мам, а ещё мы сегодня пони видели в пиджаке и шляпе, там цирк приехал, прямо на большой площади недалеко от школы, мам, а мы пойдём в цирк… – Коля тарахтел без умолку, он хотел рассказать маме все, что произошло за день.

– Конечно, пойдем, папа завтра сходит и возьмет билеты на мой ближайший выходной. Сергей, ты же сходишь?

– Конечно, схожу, – ответил папа.

– Зоя! Может быть, ты и твой муж хотите сходить с нами, мы были бы рады вашей компании.

– Нет, Кать, спасибо, – вежливо произнесла Зоя. – О, а вот и мой муж, мне пора, до свидания.

Зоя перекинула сумку из руки в руку и направилась навстречу мужу.

– Мам, а когда у тебя выходной?