За тридевятью морями

– Или просто: Володя.

– Болодья, – старательно выговаривает девушка.

– Или уменьшительно: Вова.

– Боба. Бобо. Ты Бобо? – засмеялась секретарша.

– Я не Бобо, а Вó-вá! Ты знаешь, что такое «бобо» по-кубински?

– Я-то знаю. Дурачок!

– Ты называешь меня дурачком? Так сразу и оскорбления?! Не ожидал от такой.

– Какой такой?

– Прекрасной кубинки. Хотя у нас в России дурачок – положительный герой в сказках. Он всегда из всех переделок выходит победителем. Может быть, слышала: Иванушка-дурачок? Неужели нет?! Это же всему миру известно!

Девушка, слегка зардевшись, наливает приготовленный кофе в чашку, подаёт обидевшемуся Владимиру.

– Стоп, стоп! Спокойно! Я же в шутку.

– Ничего себе шуточки с первого раза.

Владимир пробует кофе. Вкус его устраивает.

– Ты не чётко произнёс своё имя, вот и прозвучало, как «бобо».

– А вас как зовут?

Девушка садится за машинку:

– Мария. Мария Дель Мар Морена Муньос. Можно и на ты. Хочешь?

– Хочу!

Владимир садится на стул напротив неё, отхлёбывает кофе.

– Я родилась в деревне, – рассказывает Мария, – у моря. Там, где и сейчас живут мои бабушка и дедушка.

– Мою маму тоже зовут Марией.

– Правда? Вот здорово!

Мария замечает, что чашка Владимира пуста, наливает ему ещё кофе, подаёт чашку. Рука Владимира касается пальцев Марии. Девушка смущена, садится за машинку, вставляет в неё чистый лист бумаги. Владимир пьёт кофе.

– Мария, Вы… то есть ты Гавану хорошо знаете… то есть знаешь?

– Ещё бы! Я давно здесь живу.

– А не покажешь ли мне её?

– Ой, у меня столько работы! Смотри, сколько печатать надо.

– И ни минутки свободной?

– Минутка? Минута есть. Но минутки нам не хватит. Ведь так?

Из кабинета выходит офицер и быстро уходит. Изнутри раздаётся стук в стену. Мария заглядывает к шефу.

– Проходите. Команданте тебя ждёт…

Когда Владимир выходит от команданте, в приёмной уже толпятся военные. Девушка вопросительно смотрит на Володю. Тот разводит руками, хочет что-то сказать, но не решается и, кивнув ей на прощание, направляется к двери.

– Один момент, переводчик! – окликает его Мария.

Мария идёт за ним, выходит из приёмной:

– Я покажу вам дорогу. Пойдёте вон туда. Сначала направо, ещё раз направо, а затем налево.

Украдкой она находит руку Владимира, вкладывает ему в ладонь свёрнутую записку и закрывает за ним дверь. Владимир выходит из части. Читает записку: «Завтра в 20: 00 на набережной у отеля «Ривьера».

– Опля! – не удержался от восклицания Владимир.

Владимир бодро шагает из кубинской части по узкой улице, поворачивает направо, но эта узкая улочка ему не знакома. Он возвращается назад и понимает, что заблудился. Он проходит вперед, поворачивает налево, раздумывает куда идти. Смотрит прямо, налево, направо и замечает у крыльца дома полную кубинку в ярком, расписном платье с трубкой во рту.

– Компаньера, пожалуйста, скажите, как пройти к советской воинской части?

Кубинка вынимает трубку изо рта, выпускает изо рта струю дыма и всплескивает руками.

– Ничего себе! А ты, случаем, не из ЦРУ? Не шпион ли ты?

– Я – советский. Только что приехал из СССР. Я заблудился.

– Он заблудился! Подумать только! Представьте себе! – размахалась руками словоохотливая толстушка, – А что такое СССР?

– Эта аббревиатура. Ну, сокращенное слово. Означает Союз Советских Социалистических Республик.

– А что такое Союз Советских Социалистических Республик?

– Это означает Советский Союз?

– А что такое Советский Союз?

– Россия, короче говоря.

– Россия? Так ты из Великой России? Надо же! А что ж ты молчишь, парень!

– Да! Россия! Куба и Россия – дружба навсегда!

Живописная кубинка толкает локтем дверь за своей спиной, кричит в квартиру.

– Майра! Выйди сюда! Тут один парень из России! Говорит, что заблудился! Майра, выйди, тебе говорят!

Из дверей за ее спиной выглядывает привлекательная девушка, бросает искрометный короткий взгляд на Владимира, но, встретившись с равнодушным взглядом Владимира, который погружен в свои мысли, разочарованно отворачивается, что-то тихо говорит кубинке и скрывается за дверью. Из квартиры доносится звук упавшей кастрюли. Кубинка оборачивается к Владимиру.

– Направо иди, мальчик. Направо, а потом все время прямо. Там!

– Спасибо.

Владимир кивает, идет в направлении, указанном кубинкой. Кубинка качает головой, глядя ему вслед.

– Представьте себе! Он заблудился! Из Великой России! Подишь ты!

Владимир снимает наушники, вынимает из машинки отпечатанную страницу, берет со стола еще несколько страниц текста, скрепляет их, подходит к старшему переводчику. Капитан Кулик просматривает перевод Владимира, берет карандаш, подчеркивает в тексте ошибку. Владимир кивает. Кулик поднимает голову, стучит карандашом по столу, привлекая внимание всех присутствующих.

– Внимание! Напоминаю всем, а особенно это касается новоприбывшего. Вас Ершов. Островский оповестите всех других наших переводчиков в расположении части. В конце месяца, как всегда, в среду, в 16.00 у нас будет инструктаж о трудностях и сложностях устного и письменного перевода. Подготовьте свои примеры из практики, чтобы поделиться с другими.

Офицеры внимательно слушают капитана. Кулик обращается к Владимиру.

– А Вас, Ершов, предупреждаю сразу, потому что другие это уже усвоили, что в разговорах с кубинцами нельзя употреблять такие слова, как спутать, запутать, напутать, перепутать. Понятно почему?

Владимир пожимает плечами.

– Пута, пута… Они могут подумать, что Вы при них о проститутках говорите. Пута, по-кубински, означает женщина легкого поведения. Это их оскорбляет. Да и кого угодно оскорбит. Учтите это. Понятно?

– Так точно! Понятно!

– Ну, вот и отлично. Работайте.

Владимир возвращается к своему столу, надевает наушники, включает магнитофон, печатает на машинке.

Неторопливой походкой вечером Владимир идёт по набережной-Малекону, посматривая на часы. Жарковато. Он время от времени вытирает лоб и шею платком. Солнце скрывается за горизонтом, озаряя набережную и весь город последними жаркими лучами. Смуглые парни и девушки стоят в обнимку около парапета. Некоторые парочки целуются, другие что-то возбужденно обсуждают, смеются. Владимир останавливается на набережной напротив входа в отель «Ривьера». Подходит Мария. Она в белых брючках и розовой рубашечке. На плече у неё сумочка. Владимир подходит к смутившейся девушке, остановившейся со стыдливо опущенными глазами:

– Здравствуй.

– Здравствуй.

Ладонь Марии плавно ложится в ладонь Владимира. Оба молчат. Наконец руки молодых неохотно разъединяются.

– Я тебе сувенир принёс.

Он достаёт из наплечной сумки небольшой свёрток, разворачивает его.

– Это матрёшка. А это… чулки.

Мария кладёт капроновые чулки на парапет, вертит в руках матрёшку:

– Что такое матрёшка?

– Это деревянная кукла. Крестьянка такая, русская. Вот смотри, как она раскрывается.

Владимир берёт матрёшку, раскрывает её:

– Вот так – одна, а вот так – уже две. А так – три куклы. Всего семь.

Владимир расставляет на парапете матрёшки. Все семь штук. Мария берёт самую маленькую:

– Интересно, как её так сделали? Здорово! Какая малюсенькая!

– Их на токарном станке вручную вытачивают. Мастера.

Прогуливающиеся молодые парочки заглядываются на Владимира и на матрёшку. Мария собирает куколки одну в другую, кладёт их в свою сумочку. На мгновение она задумывается, берёт с парапета чулки и возвращает их Владимиру:

– Спасибо, но мне они не нужны.

– Что так? Мне говорили, что они у вас популярны.

– Популярны или не популярны – всё равно забери.

Владимир вертит чулки в руках, потом сминает их и бросает за парапет на острые чёрные камни вулканического происхождения. Мария смотрит на него с пониманием и одобрением. Мария и Владимир молчат. То смотрят вдаль, то украдкой друг на друга, то на публику на набережной. Владимир пытается найти тему для разговора.

– А Колумб где открыл Америку? Здесь? – Владимир показывает на разбивающиеся о рифы волны.

– Не знаю, я в это время экзамен в школе сдавала.

Мария смеётся. Владимир, глядя на неё, тоже начинает хохотать. Прохожие оборачиваются на них, но влюблённые ни на кого внимания не обращают. Владимир и Мария идут по улицам Гаваны. Проходят мимо фонтана. Владимир замечает живописный кадр, фотографирует Марию. Мария просит прохожего сфотографировать их. Тот долго соображает, куда нужно нажать. Наконец щёлкает молодых людей на фоне фонтана.

Они доходят до кафе-мороженое «Копелия». Пахнет акациями.

– Зайдём?

– Зайдём.

В кафе на втором этаже Владимир заказывает мороженое и лимонад. Мария тем временем расставляет матрёшек на столике. Владимир настороженно оглядывается:

– Здесь русские бывают?

Мария рассматривает матрёшек:

– Очень часто.

Владимир машет официанту. Тот несёт заказ, расставляет стаканчики на столике. Владимир пробует мороженое, косится на входную дверь.

– Как наше мороженое? Тебе нравится? Говорят, оно лучшее в мире.

– Отличное мороженое. У нас такого нет. Здесь и ананас, и другие фрукты.

Владимир торопится съесть мороженое, но Мария никуда не торопится. Владимир достаёт из кармана деньги, кладёт несколько песо на тарелочку. Затем машинально берёт монету, рассматривает её:

– La patria y la libertad. Пять сентаво.

Он берёт другую монету:

– А эта-Patria o muerte.

– А по-русски это как будет?

– Ро-ди-на и сво-бо-да. Родина или смерть. А что означает этот кубинский герб?

Мария наклоняет голову к Владимиру:

– Это боевой щит. Солнце на горизонте символизирует республику, которая рождается. Здесь Куба в виде ключа от Мексиканского залива. Красная диадема. Здесь, конечно, она не красная. Со звездой. «La unión de todos los cubanos» – «Союз всех кубинцев». Левая часть герба обозначает знамя, а справа – природа Кубы и королевская пальма – национальное дерево Кубы. Дубовые и лавровые ветки означают силу и победу.

В кафе вошли новые посетители. Владимир, склонившись к Марии, вдохнул запах молодого тела и гладких тёмных волос.

– Пойдём ещё погуляем, – предложил Владимир.

– Пошли, если не устал…

Владимир откладывает в сторону толстенный толковый словарь «Ла Рус» и выходит в коридор. Подходит к окну. На плацу марширует взвод. В коридор выглядывает Рытов, видит Владимира.

– Товарищ лейтенант, зайдите-ка ко мне.

Владимир кивает.

– Владимир входит в кабинет замполита.

– Что, Владимир Максимович, вживаетесь потихоньку?

– Так точно, Валентин Михайлович. Вживаюсь. Потихоньку.

Рытов улыбается, снимает очки, легко крутит их за дужку:

– Это хорошо. Вот что, Владимир Максимович. С вами проживет другой переводчик. Островский. Хороший переводчик. Синхронист. Но что-то он там несет какую-то чушь. Даже сказать-то неудобно.

Рытов подходит к столу, берет машинописную страничку, не заглядывая в нее, нервно кидает ее назад, на стол…

– Рассказывают, что он, якобы, приветствовал бы объединение Восточной и Западной Германии. Что это, мол, когда-нибудь да произойдет. И т. д., и т. п. Откуда ему такое в голову взбрело? С чего вдруг такие мысли? Кто его научил? Не думает совершенно, что несет. А такие разговорчики вредны. Правильно я говорю?

– Правильно.

Рытов надевает очки. В полумраке кабинета синими бликами они сверкают на его переносице.

– Не пугайтесь Вы так, голубчик. Кто-то, видать, ему навредить сильно хочет. Подставить. Или пошутил так Островский неудачно. Мало ли, кто что сказал. А может это оговор. Намеренный. Но мы не можем не обращать внимания на такие речи или шутки. А вдруг что-то серьезное! Лучше сразу сказать. Мне. А мы с ним побеседуем, предостережем. Мозги, если надо будет, вправим. И вообще, если какие-то провокационные разговоры услышите, мне сообщайте. Непременно и моментально.

Рытов намеренно замолкает. Владимир тоже молчит.

– Не глядите Вы на меня так. Это не стукачество. Это наш с Вами долг вовремя беду предупредить. Враг он везде рыщет. Согласны вы со мной?

– Согласен.

Рытов нервно берет со стола газету «Грамму», разворачивает ее, кладет на стол перед Владимиром. Крупные буквы передовицы бросаются в глаза: «Позор гусанос!».

– Вот, видите, читали, мирный самолет гусанос взорвали. Погибли люди! Погиб цвет и надежда кубинского спорта! Это варварство! Это государственный терроризм! И они за это понесут наказание рано или поздно!

Рытов тяжело дышит, садится за стол, смотрит на Владимира.

– Среди наших врагов нет. Но и бдительность не помешает. Так, будете мне помогать? Если что подобное услышите?

– Я, конечно, не против. Буду. Мимо меня враг не пройдет. Но у меня есть один физический недостаток.

Рытов наливает себе воды, останавливается.

– Какой такой недостаток?

– Во сне я разговариваю. Конечно, я сообщу Вам, если что услышу что-нибудь плохое такое. Подстрекательское. Шпион мимо меня не пройдет! Только бы не проговориться во сне. Вдруг Островский услышит.

– Да…. С таким дефектом Вам, лейтенант Ершов, трудно в жизни придется.

Рытов встает, подходит к окну, недоверчиво качает головой:

– А как Вам тогда можно секрет какой доверить? А служебная карьера… Вас что, комиссовать из армии? А помогать нам надо. Иначе у Вас служба плохо сложится. В общем, я на Вас рассчитываю. Вы уж поскорее выздоравливайте, пожалуйста! И узнайте, что там Островский имел в виду, говоря о соединении Германий. Больше того, он через пятьдесят лет предсказывает новое отделение сегодняшней ГДР от Германии. Уже после их воссоединения. Говорит, мол, мигранты из Африки поглотят Германию, а бывшие гедеэровцы этого, на своей бывшей территории, не допустят у себя этого эмигрантского разгула. Вот и отделятся опять от Германии. Прямо Нострадамус какой на мою шею! Умник, понимаете ли! К чему эти разговоры? В шутку или всерьез? Это приказ!

– Есть, товарищ подполковник. Если что узнаю, то доложу Вам немедленно.

– Вот и молодец. Это наш служебный долг пресекать всякие вредные разглагольствования. Есть материалы Съездов КПСС. Читай! Изучай! Коли сам не хрена не соображаешь! Кто ему на политзанятиях мог такие вещи говорить? Да никто! А вред своей болтовней он может причинить немалый! Свободны!

За столами с разложенными на них картами и планшетами сидят кубинские военные. У карты Кубы с указкой в руке стоит подполковник Мусатов. Рядом с Мусатовым с блокнотом и ручкой стоит Владимир.

– Сегодня, мы проведем как бы небольшое штабное ученье. Рассмотрим различные варианты и возможности обороны Кубы от нападения условного противника с моря. Начнем с того, как следовало бы организовывать береговую оборону.

Владимир переводит это вступление преподавателя. Кубинские военные внимательно слушают и конспектируют.

Владимир выходит в коридор, опускает монетки в ярко-красный автомат, из его внутренностей с грохотом выкатывается запотевшая бутылка «Кока-Колы». Владимир наклоняется, берет бутылку и, когда он выпрямляется, видит перед собой Рытова.

– Что Островский? Не проговорился?

– О чем?

– Вы прекрасно знаете, о чем! – сердится подполковник.

Рытов роется в кармане, достает мелочь.

– Ничего такого он не говорил.

Рытов методично бросает в автомат монетки.

– А не такого? Что-то он все ж говорит. А вы пощупайте его, пощупайте.

Рытов нажимает на кнопку, но автомат почему-то не срабатывает.

– Хорошо, пощупаю.

Владимир открывает свою бутылку, пьет из нее. Рытов снова нажимает на кнопку. Автомат молчит. Рытов бьет по нему.

– Вот-вот, проверьте его, так сказать, «на вшивость».

Владимир кивает и возвращается в комнату переводчиков.

Несколько грузовых машин с людьми едут по пыльной дороге. На передней машине транспарант: «Даешь десять миллионов тонн сахарного тростника!» В грузовиках советские и кубинские офицеры и солдаты. На неровностях дороги грузовик подпрыгивает. Владимир неловко толкает соседа по скамье.

– Какая дневная норма рубщика тростника?

Кубинец смеется:

– Сорок арроб в день. Ты и пятнадцать-то не одолеешь.

Кубинец похлопывает Владимира по плечу. Владимир по-кубински оттягивает вниз нижнее веко глаза пальцем.

– А это мы еще посмотрим!

Все в кузове смеются. Грузовики останавливаются. Владимир вместе со всеми спрыгивает с кузова, подходит к раздаче рабочего инвентаря. Здесь он видит Марию. Владимир, как и все, получает мачете, осматривает непривычный, похожий на меч, инструмент. Украдкой показывает Марии, как он будет им управляться, она улыбается. Владимир замечает, что на дороге останавливается машина Рытова.

Кинооператор снимает подготовку к уборке урожая. К Владимиру подходит симпатичная девушка режиссер, что-то говорит, машет кинооператору, чтобы тот снял Владимира. Это видит Рытов, он выходит из машины, подходит ближе. Невысокая кубинка в красном платочке, глядя пристально на Владимира снизу-вверх, смело спрашивает его под прицелом кинокамеры:

– Как тебе нравятся наши миллионы сахарного тростника?

– Идут! – просто отвечает Владимир, не придумав ничего лучшего.

Его наивный ответ вызывает бурную, положительную, одобрительную реакцию кубинцев, и они ему даже аплодируют. Рытов завистливо смотрит на Ершова. Грохоча железом, мимо проезжает комбайн. Рытов, прислушиваясь издали, пытается понять, о чем говорит Владимир, но это ему не удается. Около съемочной группы останавливается «УАЗзик». Один из организаторов мероприятия поднимается с мегафоном в руках:

– Внимание всем! В четыре часа будет дружеский интернациональный ланч!

Молодежь расходится по своим рабочим местам – просекам. Мария задерживается около Владимира. Рытов подходит к ним сзади, с интересом рассматривает Марию.

– Смотрите, Ершов, заразу здесь какую-нибудь не подцепите.

Мария вопросительно смотрит на Рытова, потом на Владимира.

– Он спрашивает, не водятся ли здесь змеи, пауки и прочие твари?

– Скажи ему, что на Кубе змей нет.

Теперь Рытов вопросительно смотрит на Владимира.

– Она говорит, что на Кубе ядовитых гадов нет.

– Это хорошо, что нет. Хорошо. Гады-это очень плохо. Переведи это девушке!

Ершов переводит. Рытов прищуривается и отводит Владимира в сторону.

– Какие новости, лейтенант Ершов? Как там Островский? Ничего крамольного не высказывает? Агитацию за объединение двух Германий не ведет?

– Нет, не ведет. Его только рыбалка интересует.

Они останавливаются около машины Рытова. Владимир видит, что Мария с подругами что-то обсуждает. Рытов снимает очки, смотрит в том же направлении.

– Валентин Михайлович, я хотел Вас тоже спросить.

– Что такое?

– А Вы сами уверены, что Германии никогда не объединятся?

Рытов медленно надевает очки.

– Та-ак! Плохо, Ершов! Плохо! Двойка! Что Вы все ерничаете! А, Ершов?! Не хотите вы нам помогать. А когда вам помощь потребуется, Вам тоже никто не поможет.

– Я просто хотел Ваше мнение узнать.

– Я, как и весь советский народ. Уверен, что нет. Что у нас может быть общего с бандитами – капиталистами? С эксплуататорами людей?!

Кинооператор снимает уборку урожая, делает панораму на дорогу, в кадре Рытов и Владимир. Рытов продолжает выговаривать Владимиру что-то резкое, но замечает, что он в кадре. Тогда «хефе рохо» уходит, но по дороге спотыкается, поскальзывается на тростнике и, теряя равновесие, припадает на колено.

– Меня не снимать! Нет фото! Нет камера! Грасиас! Спасибо!

Кинооператор отводит от него камеру. Сверкнув очками, Рытов садится в машину, хлопнув зло дверцей. Недалеко от шоссейной дороги Владимир, рубит тростник. Он так лихо машет мачете, что рейсовый автобус, проехавший было мимо, тормозит и подает назад, чтобы пассажиры могли полюбоваться на светловолосого русского молодца. Мачете вверх, мачете вниз – листья летят налево. Раз, два, три удара мачете и все обрубки ствола – направо. Пассажиры в автобусе одобрительно машут и кричат что-то Владимиру!

Кубинцы очищают руками тростник от оболочки и с удовольствием сосут сок. Учат этому и наших ребят.

Черный «Кадиллак» несется по шоссе. Яркий свет фар разрывают сгущающиеся сумерки. Справа и слева от дороги густые заросли. В лунном свете внизу мерцает океан. За рулем машины пожилой кубинец в военной форме. Рядом с ним лежит карабин. Замполит дремлет справа от водителя. Сзади клюет носом переводчик. Из приемника звучит песня «Довольное сердце»:

Йо кисьра ке сепас…

Ке ми вида комьенса, куандо те коноси!

(Я хочу, чтобы ты знала, что моя жизнь началась, только когда я тебя встретил.)

Подполковник Рытов поводит, дергает носом. Через переводчика спрашивает водителя:

– Компаньеро, что это? Кажется, бензином попахивает?

– Да. Попахивает, – улыбается шафер, – На этом лимузине еще диктатор Батиста ездил. Может, где бензин подтекает.

– Но это же опасно! Можем же взорваться!

– Если взлетим, то все вместе.

– Мне, друг, что-то не очень хочется взлететь на воздух даже в такой хорошей компании. Давай, голубчик, остановимся. Посмотрим, что там случилось. Что-то как-то не хочется еще взлетать.

Переводчик переводит. Водитель послушно останавливает машину, выходит из нее, открывает капот.

– Бензиновый шланг подтекает. Вон сколько накапало.

– Так надо ж его чинить.

– Можно и починить. Почему бы нет? Сейчас в миг подтянем хомуток. Ну, вот и все. Можем ехать.

Откинувшись на спинку стула, Рытов сидит за столом и читает газету «Правда». В дверь стучат. Рытов поправляет галстук.

– Да! Открыто.

В кабинет заискивающе заглядывает майор Сапрунец.

– Вызывали, товарищ подполковник?

– Да, зайдите. Дело есть.

Сапрунец проходит в кабинет, останавливается напротив стола.

– Есть для Вас задание, майор. Садись.

Сапрунец садится. Рытов сворачивает газету, кладет ее на край стола.

– Надо вывести на чистую воду лейтенанта Ершова. С кубинкой снюхался… Вот, если бы он себя скомпрометировал! А? Беретесь?

Сапрунец с пониманием кивает.

– Только ты уж, постарайся покачественнее его снять что ли. Чтобы четко было видно: кто, где и с кем встречается и что делает. А то с этим… Никитенко вышла какая-то несуразность. То ли он на фото, то ли не он. Снято как-то издали, фигурки маленькие, контрастность слабая, словом… В общем, ты меня понял.

– Так точно, товарищ подполковник. Но…

– Что? Говори.

– Объектива у меня нужного нет. Нужен длинный фокус, а у меня только широкоугольники…

Рытов заинтересованно подходит к Сапрунцу.

– Так. И что это даст?

– Крупней можно будет снять.

Рытов кладет перед Кравцовым чистый лист бумаги, а на него ручку.

– Пишите подробно, как называется и все его характеристики. Будет Вам объектив.

В штабе аппарата Главного военного Советника в отделе переводчиков Олег читает свои стихи перед коллегами:

– На охоту мы ходили,

Под водой она была.

Барракуду увидали,

Ох! И страху нагнала!

Владимир смеется, хлопает. Олег, подражая модному поэту, откидывает руку в сторону и продолжает:

– И с тех пор мы не ныряем:

Опостыл подводный мир.

Нам дороже жизнь с машиной,

Чем ракушка – сувенир.

Бурные аплодисменты переводчиков. Олег раскланивается.

– Да, уж лучше заработать здесь на машину, чем быть съеденным какой-нибудь морской тварью, – соглашается переводчик Шаповалов.

– Это мы недавно на рыбалку ездили. Нырнули в одном месте, а там стадо барракуд. Стоят недвижно, как серые бревна. Ужас! Мы обратно в лодку. И на машине километр вперед. Там их поменьше было: две, три…

– Как у тебя лихо стихи получаются! Ты что, гений?

– Да! – соглашается Олег, – А что? А разве не видно? Но я, конечно, не профессионал. А вот послушайте стихи нашего известного поэта Сергея Гончаренко о Кубе.

Олег припоминает начало, рукой отсчитывает ритм. В коридоре к приоткрытой двери подходит Рытов, прислушивается, как Олег возвышенно декламирует:

– … Бормочу я снова как стихиОт тебя последнее письмо.Здесь как кубки звонкие слова:Сибоней, Орьенте, Мариэль.Где-то там, в кустах кычит сова…

В комнату входит подполковник Рытов. Олег видит его и замолкает.

– Продолжайте, продолжайте.

– До России тридевять морей.

Рытов хлопает в ладоши.

– Молодец, Олег Маркович. Хорошие стихи! Правильные! О тех, кто нас ждет дома. Надо тебя в самодеятельность привлечь! А как же?! Грех такой талант в землю зарывать. Обязательно возьму тебя на карандаш.

– Не надо меня на карандаш, Валентин Михайлович, пожалуйста! – ноет Олег.

– Надо! Надо!

Рытов чувствуя двусмысленность, выразительно смотрит в сторону Владимира и выходит из комнаты. За ним следом выходят и два переводчика. Остаются вдвоем Островский и Ершов. Олег садится рядом с Владимиром. Олег тяжело вздыхает: