
Возвращение мессира. Книга 1-я
Слушай, старик, – обратился Грунько к Виталию, своим распевным слогом, – выручай, а то умру.
Не надо умирать, – ответил тот, глядя ему в глаза.
Тогда, выручай, старик – дай десять рублей.
А что, сейчас на десять рублей можно выпить? – удивился Виталий, запуская руку в карман своих брюк.
Да-а, – со знанием дела, уверил его Грунько.
Виталий достал из кармана десятирублёвую бумажку, и отдал её просящему.
Старик, ты всегда был человеком. Спасибо тебе. Дай мне сигарету.
Виталий вытащил из пачки несколько штук «Примы», поделился с поэтом, и сказал ему:
Ну, что ты здесь делаешь – среди этих городских камней?! Ты же, с весны, всегда уезжал в Танаис, и прекрасно себя чувствовал. Зачем ты не в Танаисе?
Старик, у меня же сумасшедшая жена, – протянул он, – в прямом смысле слова, – уточнил он, – я сейчас с ней проживаю. Ладно, не хочу об этом. Ты же знаешь, Жорка Булатов умер, – обречённо заговорил он о другом поэте.
Знаю. Ты мне говорил.
Да? А ты – где сейчас?
Нигде. Я тебе уже говорил.
Как, вообще – нигде? – в который раз, при их встрече, на этом же месте, удивился Грунько. – Ну, как же так, старик? А твоя бывшая, слыхал я, депутат.
Да не депутат она. Сколько тебе можно говорить?! Начальник Управления она.
Ну, да. Старик, послушай стихи.
И Грунько прочитал несколько своих стихотворений.
Ну, как? – спросил он своего слушателя.
Хорошо, – уважительно ответил Виталий.
И ещё, за что Виталий уважал поэта Грунько – за то, что тот, с полным участием своей души, мог прочитать наизусть стихи многих и многих русских поэтов. Уважал, и завидовал этому его таланту.
Извини, Саня, но мне надо идти, – с некоторым неудобством проговорил Виталий.
И они распрощались.
Потом, Виталий вышел к «старому базару», повернулся в сторону Собора Рождества Пресвятой Богородицы, помолился Ей, взирая на позолоченный купол с крестом; сел в
другую маршрутку и поехал на «Западный». Но тут же, сразу за мостом через железную дорогу, попал в пробку – клали новый асфальт, улучшали дорогу. Движение остановилось
от памятника стачки рабочих железнодорожных мастерских «1902 года» и до стадиона «Локомотив»! Тут он проклял всё: и этот дурацкий памятник, перед глазами; и себя, что
решился на эту поездку; и этих добродетелей, что прокладывали новую дорогу, видимо, экономя на «ночных»! – Хорошо же они считать научились – «на говне – сливки
собирают»! В час пик-то! И солнце, как назло, разошлось – припекает фундаментально. Он повернулся к заднему стеклу – за ними стоял авто хвост, которому не было конца! – А вот, интересно, выдержит ли этот мост такую массу машин, ставших на нём одновременно
и на долго? Мост-то, по-моему, тоже аварийный. Рухнет мост, а под ним, вон – два состава стали, с нефтью. А тут вот и две заправочных: «ЮКОС» – с одной стороны дороги, и – с другой стороны. Три вокзала. А вон и стратегический железнодорожный мост через Дон, связывающий север и юг России. Да-а, в копеечку им вылетит такой ремонт. Не говоря уж о людских жертвах. Какой ужас!!
Ничего такого! не случилось. Но нервы были потрёпаны в очередной раз, очередным, казалось бы, банальным, случаем. Он открыл двери и вошёл в тихую безлюдную Ларисыну квартиру. Открыл настежь кухонное окно и балконную дверь. Разделся, вышел на балкон – ему тут было хорошо: большие тополя, берёзка внизу, кусты сирени, ещё какие-то деревья; а в воздухе ощущалась близость реки. На этом балконе – он был как на даче. Сюда он брал с собой нужную ему книжку. Здесь он перечитывал Историю запорожских казаков, Древнерусскую литературу, Карамзина и Соловьёва и ещё много чего. А когда темнело, он любил посидеть здесь – поразмышлять, до самой глубокой ночи. И просыпаясь ночью, он выходил сюда, наблюдал звёзды, засматривался на вышедшую из-за горизонта домов и деревьев, и быстро проходящую мимо – яркую Венеру. И так – до самой зимы.
Потом пришла с работы Лариса, загоревшая и обрадованная тому, что увидела открытые двери балкона и окна – значит, он пришёл! Она была пышной и, в принципе, очень жизнерадостной женщиной. Но за последние несколько лет – её подкосила – нет, не болезнь, а атмосфера теперешней школьной жизни. Она отдала школе всю жизнь. Он помнит её влюблённой в своё дело, помнит – с каким энтузиазмом она рассказывала об
обустройстве кабинета химии или о подготовке школьного Праздничного вечера. Об этом говорили и её сияющие глаза. Но теперь, в этих глазах поселилась печаль и боль, не говоря уже о разговорах и рассказах: о кипах ненужных бумаг, в которых потонуло всё!,об отчётах, и проверках, заседаниях и совещаниях. И когда она ему «плакалась в жилетку», то он, сравнивая её, в первые после перестроечные годы, с теперешней, говорил: «не долго музыка играла – не долго фраер танцевал».
Но к этому «горю», прибавилось ещё одно, о чём она сейчас ему и поведала: «операция антитеррор» – школу проверяли милиционеры с собакой, и что надо теперь готовить отчёты по безопасности школы, и о принятых мерах и т д. и т. п.
И всё ничего бы, всё понятно. Но он-то понимал, с горечью понимал – на чём зиждутся эти отчёты – не на действительной БЕЗОПАСНОСТИ, а на самом ОТЧЁТЕ! – почувствуйте разницу. Но в нашем театре – идёт такая постановка.
Потом она включила свой продвинутый телевизор, с плоским экраном и сочным цветом – хорошо, что снова «дают» в кредит. Из новостей он узнал, что в авиакатастрофе погибло не 89 человек, а 90, и что это был всё-таки – теракт, но расшифровать «чёрные ящики», найденные в целости, не представляется возможным. К нему вновь вернулось – то болезненное беспокойство и приторный привкус, который он запомнил на всю жизнь, с тех пор, когда он в пятилетнем возрасте лежал на операционном столе, под общим наркозом и сквозь приглушённую боль, и этот запах, ставший привкусом, видел одну и ту же картину: в бездне чёрного мрака – мчащийся белый мотоцикл, с белой люлькой, и он, сидящий в этой люльке, и тоже – белый, как негатив.
Затем, по телевизору, как обычно, пошли сплошные боевики и «менты», чего ни она, ни он не смотрели. Но у неё была целая видеотока из старых добрых фильмов, она и
«уходила» в них: «Свадьба с приданым», «Солдат Иван Бровкин», «Есения» и т. д. и т. п. Она на них выплакивалась, высмеивалась, и ей было хорошо. А он, всё выходил на балкон
и всё курил. Он, когда-то тоже любивший эти фильмы, до слёз и до покатывания со смеху – теперь, был холоден к ним душою, а иногда и раздражён – по отношению к ним.
На следующий день он вернулся домой. Мать с порога сообщила, что приходил Жорик, посмотреть телефон. И что она не успела и глазом моргнуть, как он куда-то там дотронулся и телефон заработал.
Виталий снял трубку – правда, телефон работал. И вдруг, во всём теле Виталия заиграл зуд нетерпения. Он, тут же, снова обулся, крикнув, матери: «Я сейчас вернусь»! И вышел вон.
Он примчался в магазин «ААА», купил карту для выхода в Интернет, заплатил за возврат своего почтового ящика «wellis» и тут же отправился обратно домой.
Приехав, домой, он, как обычно, переоделся. Выпил чашку чая, у раскрытого окна. Покурил. Он настраивался. Он решил выйти в Интернет. Но что он будет делать дальше – он решительно не знал: «Что делать? Зайти на Чат „Эхо Москвы“? Или есть для этого более подходящие Чаты»? Он не знал. Он не был к этому готов. Он даже не знал – как и о чем, он будет сообщать?!
Виталий вошёл в свою комнату, снял трубку телефона, послушал – работает. Разобрал стол. Помолясь, включил компьютер. Включил модем. Достал приобретённую карту. Осторожно – ноготком указательного пальца – соскоблил плёнку, закрывавшую пароль. Щёлкнул по значку телефона, на рабочем столе. Занёс пароль и всё остальное в открывшееся окно, щёлкнул – соединение. Затрещал модем, зазвенькал телефон. Через минуту открылся доступ в Интернет. И тут, он осознал, от чего был тот зуд. Этой ночью ему приснился «Благовест»: небо, на небе люди в белом, как облака, и большой колокол, звонящий «благовест». Виталий решил проверить свою почту, подумав – может быть, прибыл, откуда-то, ответ на его прежние Проекты. И он щёлкнул: «доставить». И оно доставило! Сразу десять сообщений, но все они были под одним именем: «EJENY». И от этого имени Виталию стало страшно! Письма были с вложением. Он долго сомневался.
Он пытался проверить их предысторию. И проверил, на свою голову. Там, среди прочего, был адрес: «tretiakov. ru» – это был электронный адрес Третьяковской галереи, куда он, Виталий, когда-то посылал письмо, с деловым предложением. И рука его дрогнула, и он открыл роковое послание! В нём, конечно же, ничего не было, и Виталий понял, что это – вирус. Какой силы и коварства этот вирус – он знать не мог, но интуитивно чувствовал, что он здорово попал. Он загрузил антивирус «Касперского», и тут началось! Нет,
«Касперский» начал проверку дисков и файлов, но происходило что-то необъяснимое. Что именно – он не мог бы объяснить никому, но он чувствовал, что происходило – неладное. Как выяснилось чуть позже – так оно и было. Этот злополучный вирус оседлал антивирус «Касперского» и сделал последнего своим помощником и разносчиком заразы по файлам и папкам. Но нет бы, Виталию срочно перенести, что только можно на дискеты и диски,
то есть, спасти уже произведённое на компьютере, в том числе и файл «ДИТЯ»! Но не тут-то было. Он зло и страстно возжелал уничтожить этот сучий вирус – здесь и сейчас, немедленно! Он решил выйти в Интернет, чтобы обновить антивирус «Касперского». Затрещал модем, затренькал телефон, он вышел в Интернет, но антивирус отказывался обновляться! С компьютером происходило что-то невероятное – стрелка наведения мышки прыгала, как бешеная, связь с Интернетом обрывалась. Снова трещал модем и тренькал телефон, Виталий снова входил в Глобальную сеть, но связь снова и снова обрывалась! Тогда он решил набрать адрес «Касперского», в «свойствах обозревателя», и выйти в Интернет Он щёлкнул по кнопке «пуск», «настройка», «панель управления». Но «панели управления» уже не было. Её уже не существовало – открылось пустое окно! Этот вирус знал, что надо делать в первую очередь. Он съел «панель управления» – уничтожил её. Виталий завёлся. Он достал с полки диск с различными антивирусами и стал один за другим загружать их в компьютер. Многие из них говорили о наличии хитрого вируса, который маскируется под уже существующие родные файлы данного компьютера. Но удалить его или исправить они отказывались и, в конце концов, выходили из строя. В компьютере творилось страшное – шла борьба не на жизнь, а на смерть. И когда Виталий поставил на компьютер антивирус, удаляющий, непонятных для него «троянов» – там произошёл, казалось, маленький взрыв, и экран монитора стал чёрным. Всё кончилось. Доступа в компьютер не было никакого! Виталий посидел, посидел ошеломлённый. И выключил компьютер.
Он закурил, вышел на кухню, глянул на небо, в раскрытое окно. Небо снова хмурилось. И даже погромыхивал гром – где-то за Доном.
Ему было ясно, что полетел винчестер. Единственной надеждой на реанимацию погибшего – был Вася. Может он сделает невозможное, и вернёт к жизни жёсткий диск – спасёт уже сделанное и написанное. Говорят же, что он делает чудеса. Надо звонить Васе. Гром раскатился уже совсем близко. Виталий пошёл в свою комнату, нашёл в записной книжке длиннющий номер Васиного мобильника. Снял трубку, набрал номер.
Да, я слушаю, – быстро проговорил в трубке Васин голос.
Здравствуйте, Василий, – неуверенно заговорил Виталий, не зная, как к нему лучше обращаться: на «ты» или на «вы», – это Виталий, от Бардина.
А-а. Перезвоните мне на мой рабочий телефон.
Минуту, а какой твой рабочий телефон?
Тот назвал шестизначный номер и выключил свой мобильник. Виталий быстро записал названный номер, чтобы не забыть его тут же. «Это экономный народ» – подумал он о Васином поступке. И набрал записанный номер.
Слушаю.
Вася, это опять я.
Да, да.
Вася, выручай.
А что случилось?
Полетел винчестер.
Почему полетел?
Вирус попал – жуткий. Наверно надо новый ставить, да? Я куплю, тогда позвоню.
Зачем новый? Надо посмотреть.
Да? А когда тебя ждать?
Так, сегодня я уже не смогу. Завтра. Как обычно – после шести.
И положил трубку. Вася был смуглый брюнет, с шикарными длинными волосами, зачёсанными назад и собранными на спине, у лопаток. Да, да. Он был, замкнут, предельно сосредоточен и внутренне динамичен. Он был дока в компьютерныж делах. Но, как успел понять Виталий, серьёзного спроса в этом городе не имел. Но имел семью, работал и
заочно учился в каком-то институте, на какую-то ненужную ему профессию, но нужную ему «корочку». Да – вся надежда была на Васю.
Но Вася не пришёл ни завтра, ни послезавтра, ни в понедельник, ни во вторник. А пришёл он, аж через неделю – в пятницу 3-го сентября.
Во всё это время, до прихода Василия, Виталий измаялся вконец! Он ждал его каждый вечер, разобрав стол и приготовив компьютер для проверки. Сам включал компьютер, надеясь на чудо, но чуда не происходило. В субботу, правда, Вася сообщил, что в воскресенье он придти не может – сидит с ребёнком, но в понедельник обещался быть. В субботу вечером Виталий поехал к Ларисе, но места там себе не находил. Лишь узнал там, в недельных новостях по REN TV, о кое-каких подробностях в деле двух
самолётов, что там и там обнаружены следы пластида, и что – там и там есть по одной женщине, за которыми не обратились родственники, и которых некому было опознать. А
в Ростове расклеили везде, где только можно, фото роботы двух разыскиваемых женщин. В понедельник Виталий вернулся домой, и всё началось сначала – с ожиданиями. Во
вторник, у матери в комнате, он смотрел теле новости о взрыве в Москве, где женщина-смертница взорвала себя и всех окружающих, у станции метро «Рижское». В среду 1-го сентября – весь день и вечер провёл у того же телевизора, наблюдая ужас захвата школы
в Беслане. Опять был террор. Опять была неразбериха и опять было враньё. На следующий день было то же самое – на весь день и вечер. Потом была жуткая гибель детей, среди всей этой неразберихи. И выяснилось, что заложников было не 300 человек, как сообщалось ранее, а 1 200! «Неужели – это ОН??» – стучало в висках Виталия.
Вечером 3-го пришёл Василий. Включил компьютер и начал «колдовать». Колдовал он до глубокой ночи. Колдовал молча и сосредоточено. Лишь в самом начале он задал Виталию вопрос:
Так, расскажите, что за вирус?
Виталий рассказал всё – от раскрытия письма, до невероятной борьбы и гибели винчестера.
Василий выслушал его рассказ и произнёс своё краткое резюме:
Не знаю таких вирусов
И лишь в конце, когда он вернул к жизни винчестер и спас всё, что было записано на нём, весь измученный – он сказал:
Странный у вас компьютер.
И быстро собравшись, ушёл.
Он ушёл, а Виталий, который всё это время был в диком молчаливом напряжении – от переживания за «удачу безнадёжного дела» и от событий в Беслане, которые он наблюдал, время от времени, заглядывая к матери «на телевизор», уже не мог оценить и осознать радость первого события. А тем более – не мог сидеть за компьютером. Он выключил его. Выключил, собрал стол и, раздевшись, лёг в постель.
На следующий день была суббота, и он был этому рад. Он собрался ехать к Ларисе. Положил в сумку книгу «Домострой», рассуждая: «Почитаю. Отвлекусь». И, даже не притронувшись к компьютеру, вышел вон из квартиры.
Погода была солнечной, и он был, в общем-то, в хорошем настроении. Прошёлся по городу – посмотрел на жизнь вокруг, на людей, вдохнул осеннего воздуха, встретил Грунько, поделившись с ним десятью рублями и сигаретами, и приехал к Ларисе. Та замечательно его приняла. И пока он читал на балконе, она приготовила его любимое блюдо – кусочки жареного мяса в жареной картошке, салат из свежих помидоров и огурцов с лучком. Достала из холодильника, заранее изжаренную икру из синеньких, и графинчик с водкой, для себя. Накрыла стол, как всегда, в зале – перед телевизором. А он ожидал недельных новостей на REN TV, с Марианной Максимовской, и как раз – они уже начались, и всё его внимание было там. Лариса пригласила его за стол. Они сели. А на экране телевизора заканчивался обзор репортажей о взрыве в Москве, и пошли кадры из Беслана, с бегающими в смертельной панике, мужчинами и женщинами, с детьми на руках. И она, как было уже не раз, возмущённо воскликнула:
Что ты включил?!
Как, что – новости.
Переключи сейчас же! Там должен быть концерт!
Но дай же мне посмотреть хоть у тебя нормальные новости. У нас этот канал не показывает.
А мне надоели эти новости! Насточертело всё это – и на работе, и дома – одно и то же! – Она вскочила с места, схватила пульт и стала переключать каналы.
Никаких концертов уже конечно не было. Был сплошной траур. Шли Советские фильмы про войну и героизм Советского народа.
Вот тут не выдержали и его нервы:
А меня достали ваши дурацкие концерты! Отконцертились! Вон – смотри свои сов деповские фильмы! Соскучились?! Смотрите!
Не смей на меня орать! Много вас таких! Приготовь, подай,.. да ещё оно же, в моей собственной квартире будет командовать – что мне смотреть!
Конечно, ты же у нас член «Правящей партии»!
Я посмотрела бы – куда бы ты делся, если бы был Завучем школы! Много вас – таких умников!
И тогда он послал её на известное всем слово!! И она вконец рассердилась, и сказала, чтобы он шёл вон! И добавила, когда он оделся, как солдат по тревоге, и уже был в прихожей:
Ключи оставь!
Он бросил ключи на полку у зеркала, открыл двери и вышел вон!
В маршрутном такси Виталий ехал один, не считая водителя, но он этого не замечал. Его всего колотило, а в груди клокотало «Всё правильно. Всё правильно» – успокаивал он себя. «Всё так и должно было быть. Это должно было произойти. Сколько ж можно играть в поддавки. Ничего. Ничего. Какое сегодня сентября? Ха, ровно тринадцать лет назад – я так же бежал из другой квартиры – из родной. Тогда, казалось, что роднее того дома и нет больше ничего на свете. Вот то были переживания! А это что, это так – семечки».
И действительно, он сравнительно быстро успокоился, в принципе. И стал размышлять по этому поводу более философскими категориями: «Тогда, тринадцать лет назад – был канун крушения Советского Союза. Интересно, а сейчас канун, какого крушения? Или канун – чего?» И он вспомнил о своём реанимированном компьютере, а главное – о возвращённом к жизни, файле «ДИТЯ».
6. История файла «ДИТЯ»
Виталий подошёл к своему дому, когда начинало смеркаться. Отомкнув входную дверь, и открыв её, он тут же наткнулся на мать, как будто она специально крутилась у порога, зная, что он вот-вот вернётся.
Тю! Ты, что ли? Господи Сусе! Уже вернулся? Что ж такое? Поругались, что ли?
Что ли, – подтвердил он, стараясь держать себя в руках, и не разругаться ещё и с нею.
А потому, он быстро снял туфли, надел чувяки, юркнул в свою комнату и даже закрыл дверь за собой. Здесь, он так же быстро переоделся, разобрал стол, зашторил окно, зажёг
свечу, включил компьютер, и припал к нему, открыв файл «ДИТЯ», и найдя в нём то место, где остановился он уже больше недели назад.
@ @ @
«Мессир промолчал и широко зашагал, изящно переставляя свою трость и стуча каблуками туфель по асфальтово-булыжной мостовой, ведущей к Дону. Голицын пожал плечами, глянул на непривычно-голубое небо, и последовал за своим непредсказуемым гостем. А дорога под их ногами становилась всё непотребней и непотребней: рытвины, ухабы, ямы и грязь.
Какой ужас! – не выдержал Голицын, – что с дорогой, что здесь вообще происходит: дорога раздолбана, какие-то заросли, брошенная постройка с зияющими пустотой окнами, гниль! Я знал этот переулок, он не был таким. Что это за бардак?!
Это вы у меня спрашиваете? Интересная постановка вопроса. Это я должен у вас спросить, дорогой старожил, что за бардак?
Да, но зачем надо было идти именно этим! переулком?
Видимо, так решил боцман.
Какой ещё – боцман?!
Да, Пётр Григорьевич, кажется, вы были всё же правы, – сказал Мессир, остановив свой ход, – здесь тупик.
Как тупик? Здесь же был путь к причалу. Да вон же он! Вон, я его вижу – старый причал, синим домиком!
А причал общий, общественный?
Был общественный. А может, его приватизировала вот эта контора, – он указал на явно новое здание, стоящее прямо перед ними, и окружённое забором с воротами на замке, – раньше её здесь не было. Я точно помню, хоть это и давно было.
Справа от них тоже было какое-то производство с охранником у ворот. Спутники замешкались.
Неужели Седой подвёл? – проговорил Мессир, глядя вдаль.
Это вы про кота? Ха! Да он ещё и не на такую гадость способен! На его же морде написано…
И тут, в узком месте забора, между прутьями, появилась морда кота, обычных размеров, но с теми же белыми пятнами у носа. Кот, просто, но, как показалось Голицыну, очень громко мяукнул.
Идёмте, – делово произнёс Мессир, – нам туда.
Голицын обернулся на охранника за воротами соседней конторы – тот не шелохнулся, и не обратил на них никакого внимания
И они полезли через забор. А точнее, через перекрёсток двух или даже трёх заборов! Голицын был возмущён:
Это какой-то ужас! Гадский кот! Что он себе позволяет!
Ничего, ничего, – успокаивал его Мессир, – делайте как я, видите как всё легко и просто.
Ха! Это у вас всё так просто. Вы бы могли вообще не мучиться, – с укоризной заметил Голицын, – взлетели бы и перемахнули этот плёвый забор, чего вы стесняетесь?!
Дорогой мой друг, – с теплотой в голосе отозвался ТОТ на заманчивое предложение, уже стоя на земле, и сдувая с себя пылинки, – я не позволяю себе пугать людей, вот так – воочию. Я их жалею.
Каких людей? Здесь же никого нет, – спустившись на землю, с насмешкой сказал Голицын.
Простите, а вы – не люди? – с такой же насмешкой спросил ТОТ, в свою очередь.
Ну, насчёт меня, кстати, мы ещё поговорим.
Вы имеете в виду – ночной балкон? – расхохотался Мессир, – но я вас просто потерял из виду! Долго искал. А, найдя, подмигнул вам, на радостях! – ещё пуще расхохотался ОН, обрадовавшись своему простецкому объяснению.
Под шаляпинский хохот Мессира, они вышли к причалу и тут, Голицын увидел шикарную белую яхту с мачтами, на фоне голубого вечернего неба, и сверкающего золотом Дона. От этого вида у Голицына захватило дух.
Мессир заметил это, и, сделав широкий жест, сказал: «Прошу»! Он указал рукой на длинный белоснежный трап, ведущий на яхту, уже готовую принять своих пассажиров.
Голицын огляделся. Ни на яхте, ни вокруг – никого не было видно. Он осторожно ступил на трап, потом пошёл смелее и даже слегка покачался на его середине, и перешёл с него на лестницу яхты. То же самое проделал Мессир, и сказал:
Ну, смелее ступайте на корабль, дружище. Вам надо принять душ, после всей этой беготни и лазания по заборам. Спуститесь в трюм, слева дверь в душ, там всё приготовлено.
Да, здесь вы правы – я бы, действительно, освежился.
И Голицын спустился в душ. Душ был уютен и так же бел, как и сама яхта. Всё было очень удобно и мило. Он разделся в отдельной комнате, настроил душ, и его тело приятно защипали многочисленные струйки тёплой воды. Достаточно омочив тело, он распечатал,
лежащий на полке пакет и достал оттуда голубую мягкую губку, а из другого пакета – розовое полукруглое мыло. Оно так легко намыливалось, давало такую обильную пену и
так! благоухало, что он заинтересовался, и стал рассматривать его. На нём, красивыми буквами было выдавлено слово «EJENY»»
@ @ @
Виталий отпрянул от компьютера. Закурил «Приму». Сделал несколько глубоких затяжек. Встал, потянулся к телефону, снял трубку, послушал – гудок был нормальный. «Работает» – сказал он вслух самому себе. Положил трубку, сел на место, и продолжил чтение.
@ @ @
«Приняв душ, и одевшись, Голицын поднялся на палубу, и почувствовал себя, как вновь на свет народившийся. Побагровевший диск солнца готовый уже уйти за горизонт, возвышавшегося на холме города, светил ему прямо в глаза.
С лёгким паром, маэстро, как у вас говорят, – раздался голос Мессира.
Спасибо, – откликнулся Голицын и обернулся.
Перед ним стоял мужчина, всё в тех же зеркальных очках, но одет он был в чёрный, с позолоченной отделкой, китель, под которым была кипельно белая сорочка с чёрным галстуком, кремовые брюки, из парашютного шёлка, ниспадавшие на белые парусиновые туфли. А на голове его возвышалась фуражка флотского офицера с «крабом» и белым верхом.
Голицын испытал лёгкий шок. Сейчас они оба светились прозрачно-розовым светом и казались нереальны.
Пройдёмте на нос корабля – я представлю вам команду. Здесь большое солнце, а там есть тень. Да и уютней там у нас – по-семейному.