Рассказы. Повести. Эссе. Книга вторая. Жизненный экстрим

© Владимир Гамаюн, 2017

ISBN 978-5-4483-4565-4

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Якутия. Саха. Вступление

Не нужно, господа, ехать в Швейцарию за красотами природы и воздухом, который можно пить. Не нужно где-то искать величия, оно в бескрайних просторах Якутской тайги и тундры, а наши реки и озёра затмят своей голубизной и богатством рыбных запасов все, вместе взятые, водоёмы мира. Якутские недра хранят столько богатств, что все государства мира кажутся нищими перед нашей природной казной, а на территории Якутии уместится не одно Европейское государство. Но у нас нет мании величия, у нас есть только осознание своей силы и мощи. Смотрите на нас, господа, с загребущими руками, толька издаля, но лучше не суйтесь, ну разве что с открытой рукой, чистыми помыслами, с дружбой.

Якутский аэропорт. Аллах-Юнь

1972 год. После службы в ВМФ, проработав на гражданке в качестве монтажника металлоконструкций около года, я, наконец, понял, что это не моё. В результате этого озарения, плюнув с высоты (на которой работал) в последний раз, я уволился и подался на севера, где, как мне сказали сведущие люди: «Ах, как интересно, и червонцы на кустах растут». Ну а где наша не пропадала?! И вот мы с корешем, с земляком уже болтаемся в аэропорту Якутска. Оба мы в первый раз на Крайнем Севере и ещё не знаем, что это такое и с чем его едят. Новичок на Севере, по Джеку Лондону, это «Чечако». Это как раз то, кем или чем мы сейчас и являемся. На флоте сказали бы: «Салаги, зелень подкильная, караси». Оба мы служили в ВМФ по три года, ДМБ встретили в 1971 году. Прождав три месяца вызова из китобойной флотилии «Юрий Долгорукий», я вынужден был устроиться на работу, и когда пришло извещение из Калининграда, что мне открыта виза загранплавания, я к тому времени похоронил свою мечту о китобоях и «заболел» Севером. А то, что это болезнь, я убеждался в течение двадцати лет добровольной ссылки.

Не знал я тогда, что мне придется пройти через многие испытания, которые могут только явиться в ночных кошмарах. У каждого человека есть свой ангел-хранитель, есть он и у меня. Сколько раз я был на волосок, казалось бы, от неизбежного конца, но оказывалось, что не в этот раз и не в этом месте. Поживу еще! Мои северные двадцать лет еще впереди, а пока мы сидим в аэропорту Якутска, пьем пиво, и как слепые кутята не знаем, куда мордой ткнуться.

Тут подсаживается к нам мужичок с папочкой под мышкой, сам тоже с пивом. Поет нам песню: «Хорошие вы ребята, на таких, как вы, весь Север держится». Угостил он нас ещё пивком, а потом и водочкой, у нас головки и закружились – вот мы какие. Как потом оказалось, это был охотник за головами, то есть вербовщик с прииска «Инныкчан», посулил он нам златые горы, а мы и уши развесили. Нам к тому моменту уже было совершенно по херу, куда ехать, куда лететь, что делать, то ли готовых оттаскивать, то ли живых подтаскивать. Забрал этот деятель у нас паспорта, а через часок принес авиабилеты до Югарёнка и аванс, потом дал нам подписать какую-то бумагу. Дело сделано! Мы не рабы, рабы не мы!

Объявили вылет, грузимся на старенький, поршневой ИЛ-14 полярной авиации. Взлетаем, летим над Леной, озерами, болотами, тайгой. Вид изумительный! Второй раз видим Якутию с воздуха. Над горами пошла болтанка как на море: из выхлопных труб, двигателей пламя по полметра, даже днём видно, и, кажется, что вот-вот загоримся и рухнем на скалы. Это сейчас я знаю, что ИЛ-14 и АН-2 – самые надежные самолеты по северам, альтернативы им нет до сих пор. Но в ту пору очко играло с непривычки. В Югарёнке нас встретили приисковые шныри, довезли нас до места. В общагу определили, но, как оказалось, совсем ненадолго. Переночевали с клопами, утром пришел «некто» и популярно нам объяснил, что хотя мы и находимся на прииске, где золото находится везде и даже вот сейчас под нами, мы к нему никакого отношения не имели и иметь не будем. Нам же предстояло ехать на еще более ответственный участок, чем золото. На сенокос! В подсобном хозяйстве прииска буренки срочно нуждались в зеленых витаминах, дабы не упал суточный привес бычков и не снизились показатели жирности по удою у коров.

Небольшое отступление. Прииск работает с 1937 года. Всё, что можно за это время перемыли, и драги работали уже на улицах. Весь посёлок стоял на золоте, самородки находили и в огородах. Дома стали переносить на уже промытые и рекультивированные земли. Это всё нам стало известно из местных источников. Так было и в других поселках: Солнечный, Брындакит. Это всё рядом и всё это «Джугджурзолото». (Джугджурский перевал, это необыкновенной красоты снежные горы, с ещё более необыкновенными запасами полезных ископаемых, и золото, не самый дорогой металл добываемый в тех горах и предгорьях. Если бы я сам не работал в тех чудных местах, я бы обязательно побывал там, просто туристом, это незабываемо и не идёт ни в какое сравнение с любыми «забугорными» курортами.

Таёжная заимка

На другой день нас, несостоявшихся старателей погрузли в грузовик и повезли по каким-то перевалам, через какие-то ручьи и речушки, пока не свернули с грунтовки в глухую тайгу. Через час езды по заросшей травой и кустами фронтовой дороге доехали до реки, не очень широкой, но бурной. Это был Аллах-Юнь, приток Алдана, берущий начало в горах Джугджура. Ну, ладно, вроде бы прибыли. Покричали, посвистели в сторону другого берега, и вскоре оттуда срывается «Казанка» под мотором с толстой, небритой личностью на борту. Вместо «здрасте» вам, слышим рык: «Похмелиться есть?»

У нас было, слава Богу, догадались затариться. Как оказалось, это был наш прямой начальник, босс. Врезав из горла сразу полпузыря, он опять дергает мотор и мчит нас к другому берегу, где мы видим человек пять мужиков и кучу собак ростом с теленка. Изъяв у нас остальную водку, он объяснил очень просто: «Вы не болеете и вам она ни к чему, а мне это в самый раз, вот когда будете болеть, как я, вот тогда-то и я вас подлечу». Очень душевно опохмелившись, он критически оглядел нас, крякнул и задумался. Мы были одеты, мягко говоря, совсем не для тайги, болот, гнуса. Но кто бы знал, куда нас судьба занесет!?

На другой день нас переодели: дали сапоги-болотники и куртки, штаны подобрали, сетки от гнуса вручили, но самое главное – нам дали оружие, объяснив, что если с тобой нет собак, то даже в туалет за кустики иди с заряженным ружьем. Да, начало было многообещающее. К нам на прииске прибился ещё один парнишка, и теперь нас было трое «Чечако». Вовка и Толька облюбовали себе горизонталки 16 и 12 калибра, я же взял себе одностволку 32 калибра. Это была старенькая «бердана» с затвором как у карабина, но это было лёгкое, зверовое ружье. Я знал, что выбирал.

Вся эта благодать исходила только от одного человека, Пашки. Думаю, что большую роль сыграло и то, что мы безропотно отдали им спиртное. Начальнику и Пашке пришлось по душе наше угощение. Пашка начальнику не подчинялся, он был егерем той богатой глухомани и главным поставщиком дичи и пушнины для директора прииска. Без его разрешения никто не имел права там охотиться. Пашка был бирюком и кроме охоты и рыбалки, его ничто в жизни не интересовало. Жил он на Аллах-Юне уже бог знает сколько лет, имел целый арсенал оружия, сотни капканов, свои путики в тайге, зимовья. Но главное Пашкино богатство – это были собаки, порода, выведенная из многих поколений лаек, с примесью волка. Они шли на соболя, белку, горностая, на любую птицу: глухаря, косача, рябчика. Доставали утку, держали за гачи и медведя. На волка любая из них шла один на один. Человека не трогали, пока Пашка бровью не поведет. Псы хозяина любили, он был для них другом и их собачьим богом, они знали, что пока он их не накормит, сам есть не будет. И что самое главное – он был их вожаком, а без вожака нет стаи.

По Северу из аборигенов мало кто кормит собак, они сами должны «мышковать», добывать евражек, леммингов, в тайге хорошей собаке всегда пожрать найдется. Охотничья собака не должна быть с туго набитым брюхом, еду нужно заслужить. Четыре избушки и старая конюшня стояли на берегу реки. В одной самой просторной обитал сам босс (десятник), другая была как небольшой барак – это для сезонников. В третьей проживал старый бандеровец, оттянувший «четвертак» лагерей от звона до звонка. В четвертой избе проживал якут Петруха с женой-эвенкой Полиной, ну а семеро ребятишек у них все были русские. Это были дети старателей, лесорубов, геологов, шоферов. Петруха не заморачивался вопросом, откуда дети берутся в его долгое отсутствие и почему они все разные!? Он даже гордился – моя жёнка родила, значит, мои. Пусть бегают! Все красивые!

Сбоку избы начальника, в пристройке жили два брата эвенка, якобы охотники, но охотились они только зимой, хотя ни оружия, ни собак у них никто не видел. А любимое развлечение братьев была исконно русская забава – нажраться браги или самогона и измордовать друг друга до потери пульса. В самой просторной избе с печкой из бочки стояло с десяток кроватей без матрасов и обитало столько же сезонников, таких же, как и мы, «старателей».

Кто-то из них уже был на своих делянах в тайге, кто-то еще ошивался здесь, не решаясь приступить к этой проклятой работе. Большинство из них народ тертый, битый и колоченный. Почти все бывшие зека, сидельцы. Говоря с ними, фильтруй свой «базар», следи за своей речью, особенно ежели матом, иначе можно запросто схлопотать по морде, а то и «перо» или пулю. Свою жизнь они ни в грош не ставят, а чужую тем более. Как ни странно, но мы пришлись ко двору, два моряка и парнишка с зоны, ещё по малолетке замочивший своего тятю. Все старались чему-то нас научить, подсказать, помочь по мере сил и возможностей.

Якутская тайга. Сенокос

Было уже начало июля, время сенокоса. То, что никто из нас никогда косу не держал в руках косу, нас не смущало. Мужики показали, и как косить, и как на «бабке» правильно косу отбить, поправить оселком. Этот крутой народ многое умел, и нас научили. В один из дней, мы с этими же мужиками поймали одичавших на воле лошадей, надели на них вьючные седла, загрузили мешки с продуктами, палаткой, матрасами, косами, топорами, пилами и т. д. Наши лошадки больше стали похожи на верблюдов, только ноги покороче и морды посимпатичнее. Эти благородные скакуны, отвыкнув от узды и седел, постоянно норовили то лягнуть нас, то угрызть здоровенным желтыми, будто прокуренными зубами. Потом наш босс, он ехал вместе с нами, но верхом на нормальной, спокойной кобыле, посоветовав взять в руки каждому по хорошему дрыну. И все! Лошадки наши сразу все поняли, стали смирными и только глазом косили, не зная, с какой стороны ждать «поощрения».

Ехали мы часов 6—7, по каким-то болотам, прогнившим гатям. Местами почва под копытами лошадей шла волнами, казалось, что толстый слой торфа прорвется, а там трясина. В таких местах лошадей переводили по одной, держа наготове толстые жерди, чтобы в случае чего не дать лошади утонуть, а подсунув эти жерди под брюхо, вытащить её из топи. Худо-бедно, но к вечеру добрались мы до деляны, где нам предстояло совершать трудовые подвиги во имя КРС (крупного рогатого скота).

К этому времени мы уже потеряли по литру крови, став донорами для миллиардов комаров. Наш босс, объяснив нам все в двух словах, сразу собрался в обратный путь, велев на ночь ружья заряжать жаканами и не стрелять друг в друга. Он отчалил на своей сивой кобыле, уводя в поводу еще двух. Самого вредного мерина Ваньку он оставил нам на перевоспитание и хозяйственные нужды, сказав на прощание, что если этот урод и сдохнет, то наказывать он нас не будет, туда ему и дорога: «Не отказывайтесь, парни, он вам нужен будет и для работы, а ежели что, то и как аварийка и скорая помощь. То, что вы не знаете обратной дороги, это не беда, Ванька знает! Выведет! Только привязывайте его крепче и ноги спутывайте, глядишь, и поладите».

С тем и отбыл! Остались мы втроем в глухой, дремучей, пока незнакомой тайге. Для начала растянули палатку, пока у нас не было лобаза, затащили продукты и все остальное барахло в палатку. Ваньку привязали на лугу, вбив топором мощный кол, пусть пасется. Только не знали мы тогда, что его якорная цепь и кнехт корабельный не удержат. Перекусив и попив чайку, зарядили наши пушки жаканами и улеглись спать. За ночь никто из нас не сомкнул глаз – в тайге что-то трещало, скрипело, ухало, около палатки кто-то топал, вздыхал тяжело и жутко. Стрелять, не зная куда и в кого не стали. Утром около палатки и обнаружили нашего ночного визитера, Ваньку. Он выдернул свой «кнехт», к которому был пришвартован на ночь, и ему было до фени, что из-за него мы чуть не обосрались.

Я уже говорил, что таежники мы были еще те! Да и попугали нас страшилками о медведях, которые задирают охотников в палатках вместе с собаками, и, к сожалению, все это было правдой. Здоровый, сытый зверь человека старается обойти стороной, а больной, старый или шатун – это опасность реальная. А шатунами чаще и становятся больные, старые, подранки, не набравшие жира для зимней спячки звери. Но как бы то ни было, мы решили построить какое-то подобие избушки из тонких бревен, здесь такие постройки зовут балаганом. Всё это мы и сделали по советам мужиков и нашего босса. Спасибо им всем за науку!

Навалили вокруг деревьев, диаметром с Ванькино копыто, а это где-то 20 сантиметров. Обрубили сучья, ошкурили, нарезали по размеру. Гвозди на 150—200 у нас были, был также рулон рубероида и старые полиэтиленовые мешки из-под взрывчатки. К вечеру наш терем уже стоял, возвышаясь на высоких пеньках. Сделали нары, полки, стол, стулья и все это из жердей. Нам даже самим понравилось дело рук наших. Натаскали в балаган кучи уже почти сухого сена, которое накосили еще утром, и теперь запах от свежего сена был как дурман. Прозвали мы наш вигвам «наф-нафом». Мы не помнили, у кого из троих поросят был такой дом, но наш домик нам определёно понравился. Мы все сделали правильно, этот балаган станет для нас защитой от непогоды, гнуса, да и ночью теперь можно будет спать спокойно, зверь ночью нас не застанет врасплох, успеем проснуться, ежели что. Продукты мы пока оставили в палатке (ох и зря!), а сами пошли знакомиться с нашими угодьями.

Среди непролазной тайги были проплешины заливных лугов, мари с редким кочкарником высотой в полметра и с густой, высокой травой. Здесь нам и предстояло заготавливать коровий корм. Здесь же на таежных прогалинах было много карстовых озер, которые образовались из-за нарушения верхних слоев почвы, мхов, дерна, торфов. Когда-то, возможно, здесь проехал вездеход геологов или трактор старателей, пошла оттайка вечной мерзлоты и образовались озера. Они были все зарыблены, а от количества уток на воде мы вообще пришли в полнейший восторг. Уже возвращаясь к лагерю, стрельнули трех жирных крякв, по утке на каждого. Пришвартованного на лугу Ваньки не было, ушел, видно, паразит в свободное плавание.

Уже подойдя поближе видим толстую жопу мерина, торчащую из палатки. Стоит гад на коленях и с огромным аппетитом пожирает наши припасы. Смачно хрустит сухарями, макаронами и сахаром, жрет отродье лошадиное всё подряд: муку и даже соль. Так увлекся процессом харчевания, что и не слышит ни хрена.

Срочно нужно было лечить обжору – вернули ему и слух, и страх дрыном по его жирной заднице. Ваня срывается с места с палаткой на голове и летит куда-то в болото, взбрыкивая задними ногами. Там мы его и поймали. Стоит с палаткой на голове, дрожит, из-под хвоста валятся наши крупы, макароны, но уже в виде кругляшей, а сам он по яйца в грязи, стоит в болоте и трясётся мелкой дрожью.

Ладно, хоть он и вредитель, но все равно нужно выручать свою «технику». Содрали с ирода палатку, кое-как вытащили его из болота, отвели к балагану и привязали уже к дереву, да еще и ноги спутали. Прочитали ему лекцию о вреде чревоугодия и кинули сена, чтобы потом с голоду не сдох. Мы его наставляли так: «Но не делай виноватую морду, Ваня, сам виноват, теперь ты будешь жевать только сено, а не свежую травку на лугу». Самое интересное, что он вроде бы осознал, судя по грустному виноватому выражению его «лица» и тяжелым вздохам. Ну а мы стали подсчитывать убытки. Этот Буцефал порвал зубами все мешки. Мука, сахар, дрожжи, сухари – все это перемешано, испорчено, половину наших припасов сожрал гад и не подавился! Неужели его совесть не мучает лошадиная!?

В тайге было хорошо, как на курорте – тишина, покой. Живем в полном ладу с природой. Чтобы окончательно не забыть, зачем мы вообще здесь, решили приступить к работе. Было даже интересно, хотя и не привычно вставать очень рано, пить чай с лепешками и отправляться на покос. Косили по росе, когда солнце вставало, роса исчезала, мы шли отдохнуть, перекусить. Пекли опять свежие лепешки, доедали вчерашнюю утятину. Каждый день мы варили по три утки с белыми грибами. Кулеш получался изумительный. После обеда шли ворошить сено. Жара в том далеком, 1972 году была даже здесь, в Якутии под сорок, а под Москвой горели торфяники. В ту пору я еще не знал и не ведал, что такое таежный пожар, особенно верховой, когда он движется со скоростью курьерского поезда. Позже в моих странствиях по северам мне пришлось побывать в таких переделках.., но в нашем случае нам повезло.

Вечером мы уже сгребали сено и укладывали в небольшие копешки, на случай дождя, зароды. Когда зародов было уже много, стали скирдовать. Свозить на волокушах в одно место, повыше и посуше и вершить скирды. Так оно будет лежать до зимы, а потом, уже по зимнику, его машинами вывезут на прииск, где оно и превратится в навоз и молоко. Каким-то образом вместо «саги» об Иване, доблестном нашем мерине, у меня получился отчет о специфике сенокоса.

Таёжные науки. Благодать природы

Мы быстро привыкали к нашей новой жизни, тайга уже не казалось такой дремучей, а медведи такими страшными. Мы жили и учились у природы, пользовались её дарами, и, я даже сказал бы, что мы жили в гармонии с природой. В лесу и на прогалинах было много грибов и ягод, это была хорошая добавка к нашему столу, так же, как и рыба, и утки. Совершенно случайно, даже можно сказать с перепугу, завалили лося, что делать с таким количеством мяса мы не знали, и действовали совершенно инстинктивно. Сняли в одном месте мох, дерн, выдолбили топорами в мерзлоте пещерку и заложили туда сохатиное мясо, завернутое в целлофан, потом закрыли жердями и заложили все опять торфом, мхом. Через сутки проверили – мясо стало как лед, в таком состоянии оно и год пролежит. По чьей-то старой подсказке поставили и брагу, на всякий случай даю рецепт: в полиэтиленовый мешок наливаете три ведра воды, туда же сахар и дрожжи, чтобы мешок не порвался, заранее вставляете его в обыкновенный холщёвый и вешаете этот бурдюк на дерево с солнечной стороны. Вот и все!

Через дня четыре-пять можно дегустировать. У вас получилось тридцать литров прекрасного хмельного напитка. Желательно сделать это и с ягодой. Лепота! Хорошо закусить этот «напиток» куском сохатины, зажаренной на вертеле. Мы поняли, что на природе, в тайге можно не только выжить, но и жить вполне прилично, необходимо только знать, уметь и хотеть так жить. Помимо уток, которых почти уже не стреляли, в тайге водились: глухари, тетерева, рябчики. Был и пушной промысел: соболь, колонок, горностай, белка, в озерах и ручьях водилась ондатра, которую тоже можно есть но в это время года пушнина была ещё не «выходная», то есть не перелинявшая, летняя. Стрелять в это время, значит, просто губить зверьков. В тех местах по Аллах-Юню водились и уникальные черные белки, необыкновенной красоты. Они, как и бурундуки, очень любопытны и быстро привыкают к человеку. Когда я нашел черную белку с поломанной лапкой (кость торчала), я ничем не мог ей помочь. Лазить по деревьям она не могла, а видеть ее мучения было тяжело, и я ее убил из жалости. Рассмотрел, налюбовался и закопал под деревом, где её и нашел.

Как бы предчувствуя непогоду, мы собрали, заскирдовали готовое сухое сено, и тут же почти сразу полил затяжной, обложной, без малейшего просветления дождь. Нам быстро надоело смотреть в хмурое, мокрое небо, и мы решили наведаться на базу. Набрали с собой продуктов на всякий случай, чтя таежный закон: «Идешь в тайгу на один день – бери припасов на неделю». Это актуально особенно зимой. Мы взяли с собой грибов сушеных, рыбы вяленой, вареных уток и здоровенный кусок сохатины, подсоленной и подкопченной, так она может долго храниться. Навьючили все на Ваньку и подались по топям да болотам. Мерин, видно, понял, что от него требуется и куда нам нужно. Он вел нас как по компасу, правда, своих старых затесей на деревьях мы так и не обнаружили, мы шли другими, только одному ему известными, тропами. На всякий случай мы опять старались обламывать ветки и делать затеси на стволах деревьев. Выйдя к берегу Аллах-Юня, мы обнаружили там тропу, вот по ней-то и вышли прямо к базе, минуя болота, гнилые гати. Умница Ваня.

Мы поневоле зауважали нашего конягу. И все это при том, что не было одной попытки сбежать, бросить нас на произвол судьбы. В качестве награды Ваньке было выдано ведро овса, которое мы выпросили у конюха. Для Вани это было высшее признание его заслуг. Это был наш первый самостоятельный переход по тайге, и мы уяснили простое правило: «Иди всегда по ручью, он всегда рано или поздно выведет к реке, по которой всегда дойдешь или сплавишься к жилью, к людям».

«Банкет» на заимке

На базе уже шел пир горой, и наши запасы, припасы пришлись как нельзя кстати. Оказывается, нашлись добровольцы, которые смотались за сорок с лишним километров в поселок Эльдикан на берегу Алдана. Туда они, можно сказать, долетели с пустыми рюкзаками, а вот обратно это был тяжкий путь, почти по сказке про Машеньку и медведя. Через каждый километр кто-то из них говорил: «Сяду-ка я, блин, на пенёк да съем пирожок», и некому им было сказать: «Не садись на пенек, не „пей“ пирожок, ведь и так скоро упадешь, алкаш хренов». Худо-бедно, но к концу вторых суток гонцы едва живые, но прибыли и были встречены радостным ревом иссохшихся глоток.

Чуть погодя и мы подоспели с нашей дичью, грибами, рыбой, и все оказалось очень вовремя. Босс с нами не бухал, в толпе ему было некомфортно, поэтому он отстегнул у нас литр водки и удалился. Но мужики точно знали, что недавно с «вертушкой» МИ-4 с прииска ему от директора передали канистру со спиртом. Гонцы вернулись, и наша «веселуха» вспыхнула с новой силой. Души наши широко распахнулись, чтобы потом после пьянки опять плотно запахнуться, скрывая нашу истинную сущность.

А пока мы все братья, все друг друга любим и уважаем! И нельзя иначе! «Сабантуй» прошел на удивление мирно, если не считать, что зимовье чуть не сожгли да сами чуть не сгорели. Несколько выбитых зубов, разбитых носов да фингалов под глазами, это не в счет, мелочи! Все хорошо, прекрасная маркиза! Все хорошее кончается быстро. Дождь ещё моросил, а водка уже кончилась, было желание продолжить, но тут прекратился и дождь. Наш босс, похожий на дикого кабана или лешего, обложил всех черным, как туча, матом и пинками стал выпроваживать «питоков» на работу. Мы тоже, отловив своего скакуна, завьючив на него немного самого необходимого, подались на свое таежное ранчо. Шли вдоль реки, по уже известным нам, Ванькиным тропам.

Гости нашего становища

Там нас ожидал сюрприз. Во-первых, у нас был гость – эвенк с большого Налимьего озера. Он пришел к нам по тайге за 90 километров, чаю попить, ну просто так заглянул на огонек. Мы охренели от такого соседского визита. Посидел немного, двух слов не сказал кряду, выпил пару кружек крепкого чая и пригласил нас забегать в гости. А то, что его Налимье озеро черт знает где, за 90 км, так это же рядом! По обычаю, по-таежному поделились, чем могли: табаком, чаем, сахаром, патронами. Ушел он, исчез уже в вечерней мгле, даже веточка не хрустнула, как будто его и не было.

Оказывается, это был уже второй гость, а вот первый был медведь, и мы не знали, радоваться нам или горевать. Радоваться тому, что нас там не было или горевать, что упустили такую добычу? Но, скорее всего, он и пришел, потому что здесь никого не было, вот только похозяйничал он, похулиганил не просто, а от души. По всей вероятности, он был сыт и добродушен, в противном случае, он набедокурил бы еще больше. Ну а так он сделал лишь то, что в свое время наш коняга Ванька попортил оставшиеся продукты, сожрал или утащил всю сохатину из ледника, подавил и порвал даже жестяные банки с консервами. Особенно по душе Мише пришлась сгущенка: прокусив банки, он до капли высосал всю! Даже Ивану такое не под силу, а, может, у него от сгущёнки зубы болят, причем сахар он жрёт исправно, и диабета не боится гад.

Дверь в нашем жилище он попросту поломал и внутри разломал все, что только можно было, потом нагадил большую кучу и ушел. В эту ночь в разорённом балагане мы не спали. Ванька, привязанный к дереву, чуя медвежий дух, тоже вел себя неспокойно. Но в этот раз дым от костра и запах табака отпугнули зверя, и больше он не приходил. Мы остались без мяса и опять перешли на уток, которые уже готовились к отлету. Молодые утята уже выросли, обросли пером и уже становились на крыло, учились летать. Собственно, все уже шло к концу, мы ждали босса, который должен был приехать, чтобы принять работу, проверить качество сена, правильно ли сметаны скирды, и замерять количество. Как потом оказалось, у нас было 62 тонны отличного сухого пахучего сена.