Медведь

Петр заметался по дворику… Бочка! Он подскочил к ржавой бочке и забросил в нее чемодан. Вечером можно будет забрать.

А вот и Маринка… Вот и моя красавица, мое алиби… «Да, встретила его. Никакого чемодана у него не было. Валялись только эти хулиганы, и все.»

А через неделю он отправится в Питер. Продаст все барахло, что лежит в чемодане, и сразу махнет в северную столицу. Обживется, осмотрится на месте, работенку подыщет не пыльную, а потом и Маринку перетащит к себе. Как вовремя подкатили эти китайцы со своим чемоданом. Теперь у него есть деньги, есть с чего начать новую жизнь. О, какой она будет прекрасной, эта новая жизнь!..

– В Санкт-Петербурге Лозовский пошел в ювелиры. Быстро научился азам, а потом делал, говорят, неплохие золотые побрякушки. Данную полосу его жизни трудно проследить… – Потапчук хлопнул по папке рукой. – Женился, развелся – вот и все документы… Только слухи да косвенные улики, что ювелирное дело было для него прикрытием. На самом деле, дескать, он занимался совсем другими делами.

– Чем именно?

– Рэкетом.

Петр взял его в гараже. Просто зашел и закрыл на засов тяжелую, обшитую досками дверь. Баранов копошился у стеллажа – разматывал моток проволоки. Рядом с ним стояла бутылка коньяка.

Этот толстяк не успел оглянуться, как получил удар в солнечное сплетение. Пока он разевал рот, пытаясь глотнуть воздуха, Лозовский связал ему руки за спиной. Тонкую стальную проволоку он перекинул через крюк у потолка – один конец закрепил в тисках, а второй обмотал вокруг шеи Баранова. Теперь тот мог стоять только на цыпочках – в противном случае петля сдавливала горло.

– Я ведь предупреждал, хотел по-хорошему… – Тон Лозовского был полон безграничного терпения. – Но ты не прислушался к моим словам. Ты ничего не понимаешь.

– Ублюдок! Дерьмо!.. Ты ничего от меня не получишь! Ни копейки!

Лозовский холодно улыбнулся. Да, этот жук ничего не понимал. Он сверкал глазами и, наверное, прикидывал, как сейчас побежит в милицию и начнет строчить заявление. Дерьмо! Один из них точно дерьмо. Но Баранов имеет весьма превратное представление, кто именно. И это представление нужно уточнить. Только бы не переборщить. Плох тот пастух, что режет дойную корову.

И связи Баранова. Этот боров вхож к Остахину – председателю городского исполкома, первому человеку в Санкт-Петербурге. Седьмая вода на киселе, а все-таки родственники. Узы крови – самые прочные узы. Вот если бы через Баранова выйти на Остахина – познакомиться, подружиться, стать для Остахина нужным, полезным… Ах, какие тогда впереди откроются перспективы…

А Баранов смотрит с ненавистью.

– А ну, отвяжи меня, ублюдок! И тогда, может быть, останешься цел. А будешь упрямиться, залетишь на всю катушку. Лет семь я тебе гарантирую…

Ухмыляется… Висит с петлей на шее и ухмыляется. Что за дурак… Лозовский взял в руки бутылку с коньяком, принюхался, отхлебнул глоток. И выплюнул.

– Дрянь у тебя, а не коньяк. Зарабатываешь тысячи на подпольном пошиве одежды, а на коньяке экономишь. И машина у тебя старенькая… И куда ты деньги деваешь? Закапываешь, что ли?..

– Не твое дело, скотина!

Да. Этот стервец не понимает, как легко все это делается. Еще непуганый. Это исправимо. Опять ухмыляется. Совсем как те китайцы… Героя из себя строит. Не те, совсем не те фильмы крутят в кинотеатрах. Боец-одиночка, не идет ни на какие компромиссы, ловушка, смертельная опасность, но он смеется, а в самый последний момент поспевает помощь. Добро торжествует, враг в ужасе бежит… Да вот только кино и жизнь не имеют ничего общего. Никто не придет на помощь, и никто ничего не услышит – дверь хорошо изолирована. А он все ухмыляется. Ладно…

– Свинья!..

Лозовский надавил рукой на натянутую проволоку. Баранов захрипел, затанцевал на месте, вытянулся в струнку – петля врезалась в складки на его жирной шее.

– Кого это ты назвал свиньей? – мягко спросил Лозовский. – Я говорю с тобой вежливо, как человек, а ты хрипишь. Так кто из нас свинья?

Лицо Баранова налилось кровью.

– Я пришел к тебе, предложил помощь, защиту, содействие, а ты встретил меня грязной руганью… Так кто из нас свинья?

Баранов истошно завопил. Лозовский усилил нажим на проволоку. Крик захлебнулся.

– Вот и сейчас я продолжаю с тобой беседовать, хотя давно мог тебя прирезать, как ты того заслуживаешь… Я жду ответа. Кто из нас свинья?

Баранов что-то прохрипел, но ничего нельзя было разобрать. Лозовский отпустил проволоку.

– Ну?

– Я… Я свинья, – пробормотал Баранов. На лбу у него выступили мелкие капельки пота. С губ слетела поганая ухмылка. Глаза смотрели испуганно.

– Хорошо, что ты это понял, – кивнул Лозовский. – Жаль, что это поздно до тебя дошло. Ты истощил мое терпение, а за это надо платить… Это ты тоже понимаешь?

– Да… Понимаю…

– Значит, договорились?

И тут на Баранова опять накатило.

– Пошел ты… Ублюдок вонючий! Сволочь! Да я с тобой знаешь что сделаю!..

Лозовский снял со стеллажа канистру с бензином. Полная. Неторопливо открыл заглушку, подошел к своему пленнику и начал лить бензин ему на голову. Баранов фыркал, отплевывался. Лозовский поставил полупустую канистру на пол и отошел к двери.

– Все, – сказал он и закурил.

Баранов начал всхлипывать, как малое дитя.

Изо рта потекли слюни – пенные пузырьки, почти неразличимые на мокрой от бензина коже. Похоже, дошло. Созрел. И готов на все.

– Я хочу с тобой попрощаться, чучело, – сказал Лозовский.

– Ты псих! Сумасшедший! На помощь!..

– Ты меня достал. Сейчас вот докурю… Угадай, куда я брошу окурок?..

Баранов расплакался. Мелкие рыдания сотрясали его тело, из глаз текли слезы. «Наверное, такие же горючие, как бензин», – усмехнулся Лозовский.

– Я согласен, – прошептал Баранов. – Я согласен, согласен…

– Вот и хорошо…

– …Согласен, согласен! – продолжал выкрикивать Баранов. Он совсем обезумел от страха.

Петр аккуратно затушил сигарету, бросил окурок в банку. Подошел к пленнику и влепил ему затрещину. Баранов ударился головой о стену и замолчал, испуганно моргая глазами, огромными, карими, влажными от слез. Лозовский взял плоскогубцы и режущими гранями перекусил проволоку. Баранов грузно осел на пол.

– Слушай меня внимательно, – наклонился над ним Лозовский. – Ты для меня – никто. Но тебе повезло с родственниками. Ты немного знаешь меня. Так вот… Платить будешь исправно. Но, боюсь, рано или поздно тебе захочется рассказать Остахину о том, что здесь произошло. И тогда Остахин захочет выкинуть меня из города. Если это произойдет, ты не жилец. Ты веришь, что я говорю серьезно?

– Да, – прошептал Баранов.

– А чтобы этого не произошло, ты сведешь меня с Остахиным. И покончим с этим.

Лозовский направился к двери, отодвинул засов.

– Да, – обернулся он. – Хочу дать тебе совет. По дружбе. Если ты когда-нибудь решишь, что сможешь отыграться, то выкинь это из головы. Это будет ошибкой, самой ужасной ошибкой в твоей жизни. Последней ошибкой.