Человек и история. Книга вторая. «Шахтёрские университеты» и «хрущёвская оттепель» на Северном Урале

Когда я затребовал свои бумаги, секретарша только спросила: это у вас вчера произошло?

И на мой кивок сказала сочувственно: понимаю… – И отдала мне мои документы.

Какие чувства обуревали меня, когда мы приехали на вокзал?

Да никакие, примерно такие же, когда приезжаешь на вокзал с базара, после продажи даров леса. Лишь запомнилась мелодия и слова песни, доносившейся из репродуктора: «Ты плыви, наша лодка, плыви…»

Садясь в вагон пригородного поезда, я мысленно пообещал: Я ещё вернусь сюда.

Дома в деревне я ещё некоторое время говорил по-городскому, даже не стесняясь своих недоброжелателей на этот счёт. У меня было предостаточно времени, чтобы переосмыслить эту первую свою попытку, повлиять на свою текущую жизнь.

Стали обозначаться доступные мне планы дальнейшей своей судьбы, а именно: поступить в какое-нибудь училище, какое – не имело абсолютно никакого значения, лишь бы там кормили, одевали и дали специальность, чтобы я, пользуясь ей, смог зарабатывать себе на кусок хлеба, а лучше, чтоб ещё и с маслом. Обеспечив таким способом себе средства к существованию, я смогу в дальнейшем подумать о продолжении образования.

Оставалось только выбрать направление моих поисков того желанного училища, в котором я бы смог сытым и одетым получить специальность.

Глава 5. В дорогу дальнюю

Второй раз пытаться ехать в город мне не хотелось, да и не было там того, что мне нужно было. Я владел информацией от своих старших товарищей, которые уже прошли этот путь. Один из них рассказывал про шахтёрский городок, который располагался на Северном Урале. Он, с каким-то азартом, произносил названия шахт, посёлков, а то и речек, а для меня, проникновенно знакомого с путешествиями Пржевальского и других русских землепроходцев, подобные названия всегда были овеяны романтикой. Я нашёл на карте этот городок, определил, через какие малые и большие города был проложен туда железнодорожный путь, и понял, что это как раз то, что мне подходит.

Шурик, после нашей первой вылазки, далеко от меня не отходил и постоянно интересовался дальнейшей перспективой. Я уже даже привык к нашему тандему. Впрочем, это обычное явление в жизни, когда мелкий фактурой человек старается дружить с более габаритным другом, тем самым усиливая свою независимость и амбиции перед другими ребятами. К тому же Шурик был шустрее меня в ситуациях, где не требовалось необходимой рассудительности. Шурик без рассуждений согласился с моим маршрутом. Пришёл тот час, когда я и Шурик со своим сундучком отправились в дорогу – в дорогу для нас непомерно дальнюю, неизвестную и оттого необычайно привлекательную, особенно что касалось меня.

Какими Шурик располагал денежными средствами для этого путешествия, я не знал. Я никогда не интересовался чужими кошельками, точнее их содержимым. У меня же денег было только в один конец, как у японских камикадзе, которых отправили бомбить Пёрл-Харбор, заправив их самолёты горючим только до цели. Кстати, когда я отправлялся в дорогу, матери дома не было. Как позже выяснилось, она где-то пыталась раздобыть денег мне на дорогу.

В железнодорожной кассе мы проигнорировали мягкие, купейные, плацкартные вагоны, так как нас очаровал общий вагон своей доступной ценой. Так что у меня образовалась свободная от обязательных затрат мелочь. Шурик тоже остался очень доволен такой экономией средств, так как у него были финансовые обязательства перед табачной промышленностью. Да и о чём было беспокоиться: ведь едем на всё готовенькое, там нас накормят, оденут, предоставят удобное тёплое, чистое жильё. От этих благостных мыслей наши организмы источали флюиды восторга. В нашем купе, в которое мы ловко заселились, ехали довольно пожилые пассажиры, и тут мы поняли преимущества своего возраста. Третьи полки, под самым потолком купе, оказались не занятыми, и мы с Шуриком, подбадриваемые тяжёлыми на подъём пассажирами, забрались туда и удобно устроились там. В Москве мы с большой неохотой покидали это насиженное, а скорее налёжанное, уютное место.

В Москве, как оказалось, мы стали транзитными пассажирами и сразу же посредством метро, другого транспорта, переместились на нужный нам вокзал, где и закомпостировали свои билеты, теперь уж на очень дальнюю дорогу, аж на самый Северный Урал. За компостер, правда, пришлось доплатить немного денег. Так же экономно мы поели, даже что-то приобрели из пищи на дорогу. Что самое интересное, от необычности нашего дорожного состояния, голода не чувствовалось. Где-то что-то съели, ненадолго присели, и силы снова возвращались в организмы. Физическая мобилизация стимулировалась возбуждением.

Был уже конец лета. Прогулявшиеся, промотавшиеся отпускники возвращались на свои работы, на Урал-батюшку, кормильца их и поильца. Так некоторые их них выражались, глотнув, на последние отпускные денежки, водочки. В связи с этим в общих вагонах повернуться было негде. Так что никаких нам с Шуриком третьих полок не досталось. Там так плотно обжились, что с этих третьих полок свисала не одна пара ног, одухотворяя купе необычно убийственной вонью. Мы с Шуриком всё же успели занять сидячее место на нижней скамейке в уголке.

Прошло всего несколько часов, как поезд был в пути, а в вагоне уже нечем стало дышать. Вернее, дышать было чем, но эта смесь вряд ли годилась для нормального дыхания. Курильщики нещадно курили, озонировали также воздух давно не мытые тела, дыхание с водочным перегаром, а об одежде и обуви, пропотелой, прокопчённой, и говорить было нечего. Не знаю, это выдумка или исторический факт, но учёные утверждают, что человек на заре своего появления на земле источал трупный запах, а хищные звери, как известно, падалью не питаются. Завидев хищника, человеку достаточно было просто лечь, и он был надёжно защищен смрадным запахом. Так что отсутствие личной гигиены спасло в своё время человечество.

Нет-нет но и в наше время нередко проявляются инстинкты наших древних прародителей. Не знаю, как Шурику, но мне, привыкшему к свежему лесному, полевому воздуху, с ночлегами на душистых сеновалах, считай всё лето и до поздней осени, было дурно. Но не одному мне приходилось тяжело дышать этой смесью. Некоторые не выдерживали и пытались открыть вагонные окна, но если кому это и удавалось сделать, то в это отверстие сразу же залетал густой ядовитый паровозный дым, пожалуй, хуже, чем душный вагонный воздух. А ведь ехать нам с Шуриком до места назначения предстояло несколько суток и вот в таком дурмане.

Проводники обходили этот вагон стороной, в буквальном смысле этого слова. Они не проходили через наш вагон, даже если у них появлялась нужда попасть в другой вагон. Они обходили этот грязный вагон по перрону. Очень медленно тянулись дни, особенно ночи. Поезд, продвигаясь на северо-восток, оставлял позади малые и большие города. Количество пассажиров в этой душегубке понемногу уменьшалось. Примерно за сутки до окончания нашего пути в вагоне стало свободно настолько, что мы могли, удобно устроившись, отоспаться. Выбравшись на вокзал этого небольшого шахтёрского городка, мы поинтересовались, как и на чём нам добраться до училища.

Женщина, к которой мы обратились с этим вопросом, немного помедлила и, когда у неё в голове созрел ответ, достаточно лаконично проинформировала: прямо, до улицы Советской, направо по ней, до училища. «На чём» – у нас нет. Да тут и недалеко. Так оно всё и получилось. Не обременённые тяжёлыми, большими чемоданами, если не считать крохотного сундучка Шурика, мы очень скоро подошли к подъезду Горнопромышленного училища, о чём нам утвердительно сообщила большая вывеска. Пожилой вахтёр, узнав, что перед ним не шалопаи, а вполне солидные люди, к тому же желающие здесь обучаться, иначе зачем они бы приехали за сто вёрст «киселя хлебать», объяснил, как попасть к секретарю по приёму.

Секретарь объяснил, что комиссия по приёму и зачислению в училище будет работать через три дня. Экзаменов для поступающих ребят в училище – нет. Нужно только пройти медицинскую комиссию и получить справку «по форме», тем, у кого её нет. Разумеется, представить удостоверение личности, каковым должен являться паспорт. Мы с Шуриком были не единственными, у которых этот документ заменяли всевозможные справки с места жительства от сельсоветов, колхозов и других бесправных поселений. Так что секретарь, после непродолжительной беседы, направил нас на второй этаж, где находились спальни.

Что такое казарма в армии, я, по рассказам отслуживших ребят, имел представление. Так что вот эти училищные спальни были очень похожи на армейские казармы. Несмотря на многолюдство, в огромной спаленке мы отыскали две не занятые кровати. Взяли, по примеру других, из высокой стопки в углу матрацы. Таким образом, первый пункт нашего представления о гостеприимстве училища, так или иначе, был как-никак выполнен. Что же касалось питания, одевания, то с этим нужно было обождать. Так как мог быть отсев по каким-нибудь причинам, и только принятый в число учащихся мог иметь право на еду и одежду. Первый ночлег в этой училищной ночлежке мало чем отличался от общего вагона.

Пацанам, как себя называли обитатели этой ночлежки, спать совсем не хотелось. Почувствовав себя вольными казаками, они до одури курили, громко, не стесняясь, рассказывали похабные анекдоты, хохотали и ржали так громко, что стёкла в окнах дребезжали. Придумывали и другие аттракционы, такие, как прыгать с кровати на кровать, бросаться подушками, которые были в избытке, правда, без всяких наволочек. В этих подушках, когда-то набитых ватой, образовались комья, больше похожие на булыжники, отчего они стали более увесистыми. Шурик уже нашёл себе нового компаньона. Это был огромный верзила, то ли Стёпа, то ли Федя, а физический объём, в подобных коллективах, уже являлся авторитетом.

Шурик уже угощал его папиросами, подносил зажжённую спичку, и как говорят в подобных случаях, оформился в «шестёрки», получив за это опекунство.