– И какое же ваше мнение? – спросил его красный как рак отец Игнаций.
– Мне кажется, что есть только одна истина на Земле, и она неизменна. Она заключается в том, что нет никакой истины на земле.
– Как!? – воскликнул отец Игнацио и другие святые отцы. – Вы считаете, что все мы заблуждаемся, и только вы обладаете этой Истиной.
– Я тоже не обладаю ею, – спокойно ответил монах. – Но что касается ваших заблуждений, то они очевидны. Человеческая мысль уже много тысячелетий ходит по кругу. Так или иначе, все мы копируем одни и те же прописанные нами же когда-то истины, которые ничего общего не имеют с небесными истинами. Все мы глубоко заблуждаемся и судим о небе и о других космических тайнах, исходя из своих человеческих мерок.
– Что вы имеете в виду? – запальчиво воскликнул отец Игнацио. – А то, что все наши заблуждения произошли от одного источника – семян Древнего Востока. Все наши символы и философские обоснования взяты из Индии, так или иначе, копированы и перенесены на нашу почву, на которой бурным цветом расцвели цветы нашей собственной философии. Но в основе-то всего этого лежит лишь одно: как трахнуть женщину и получить от неё ребёнка.
Это заявление вызвало среди присутствующих реакцию близкую к столбняку. Все сосульки и сталактиты на некоторое время превратились в соляные столбы.
– О чём вы говорите? Не забывайте, что вы произносите эти богохульные речи в моем храме. Постыдились бы! – вскричал бледный как смерть отец Игнацио.
– Как ни горестно это сознавать, – спокойно ответил ему буддийский монах, – но истина сейчас заключена именно в этом.
– Поясните свою мысль, – раздались с мест голоса нескольких сосулек.
– Я скажу вам, что всё эти семена происходят от трёх мистических букв: А У М.
– Вы, случайно, не из запрещённой секты Аум-сирикё Асахары? – спросил его отец Игнацио.
– Нет, – спокойно ответил ему буддийский монах и продолжил. – Я сейчас растолкую вам мою мысль. Эти три древние мистические буквы обозначают: ТВОРЕНИЕ, СОХРАНЕНИЕ и ПРЕОБРАЖЕНИЕ. Святые отцы католической церкви скопировали у браминов не только обрядность, но и все их символы веры, которые разбавили многими инновациями языческих культов, и выдали это за своё изобретение. Мы, конечно, понимаем, что на пустом месте не может ничего возникнуть, но выдавать свои убеждения как критерий истинности и правильности веры для всего человечества, это уже придел всякого нахальства.
– Это почему же? – искренне удивился отец Игнацио.
– Потому что и культ Троицы, и культ Девы Марии, матери маленького Иисуса, заимствованы из того же мистического слога АУМ, что означает: Творение – мужчину с его фаллосом, Сохранение – женщину с её вагиной, и Преображение – рождение младенца. Как ни крути, а смысл данной формулы будет всегда одинаков. Можно, конечно, завуалировать его разными глубокими рассуждениями, одеть в роскошную мантию философии, напустить мистического тумана, но суть всего этого останется той же. Как бы мы с вами не старались придать этой формуле более отвлечённое значение, всё равно будет одно и тоже: мужчина зажимает женщину, чтобы впустить в неё своё семя, с тем, чтобы родился ребёнок, продолжатель его рода. Вот и вся простая арифметика. Один плюс один получается ещё одни, а иногда и два или три. Таков закон природы. А всё, что вокруг него, – домыслы.
– Но тогда, что такое Бог? – ошарашено воскликнул отец Игнацио.
– Этого нам не ведомо, – молвил монах и сел на своё место.
За время этой дискуссии мы доползли с сотоварищем до люстры и стали спускаться по цепи, удерживающую её на потолке.
– Вот, видишь, – сказал мне тараканище, – они даже не знают, что такое Бог, а создают свои религии и поклоняются неизвестно кому. Полетели отсюда. Я тебе покажу настоящие небеса и настоящую небесную жизнь. Но, прежде всего, ты должен оставить своего продолжателя на земле.
От ярких ламп люстры мне стало жарко, к тому же свет слепил глаза. Поэтому я не стал возражать. Единственно, что меня интересовало, это то, как мы выберемся из храма.
– Но мы же тараканы, – сказал я ему, – разве тараканы летают?
– Ты забываешь, кто я такой, и какими способностями обладаю, – воскликнул мой сотоварищ.
В следующую минуту мы уже превратились в ночных бабочек и кружили вокруг сияющей люстры. Пролетев через весь зал, где продолжали спорить святые отцы, мы вылетели в открытое готическое окно на улицу.
Вокруг нас ярко светили фонари и огни рекламы. Лёгкий ночной ветерок понёс нас на юг в сторону реки. Мы пролетели мимо Дома правительства и института иностранных языков, где всегда учились самые симпатичные девушки города. На крыше одного банка мы увидели двух грабителей, который с мешком денег пытались по веревке перебраться на крышу соседнего здания. На балконе пятого этажа одного дома мы увидели голого мужчину, притаившегося за перилами в страхе, что его вот-вот обнаружит неожиданно вернувшийся муж его любовницы. В окне другого дома мы узрели стоящем на подоконнике трёхлетнего голенького карапуза, который мочился прямо на голову своего брата, целующегося с девушкой у подъезда. А ещё через квартал перед нами предстал пьяница, карабкающийся по водосточной трубе в свою квартиру, откуда его выставила его разъярённая супруга. За этим домом высилась подобное океанскому лайнеру огромная сверкающая глыба здания гостиницы «Интурист», недалеко от которой находился мой дом.
– Давай снижаться, – крикнул мне порхающий рядом со мной мотылёк, – а то нас унесёт ветром в реку.
С большим трудом, преодолевая потоки воздуха, нам удалось снизиться над автомагистралью, проходящей вдоль набережной и бульвара. Когда мы уже были в нескольких метрах от шоссейной дороги, меня вдруг сбила стремительно несущаяся машина скорой помощи. Я кубарем покатился по дороге. Машина затормозила. Из неё сразу же выскочили водитель, врач и медсестра.
– Откуда он взялся?! – в ужасе воскликнул водитель. – Вы же сами видели, никого не было, и вдруг этот пешеход.
Но всю эту картину я как будто взирал со стороны. Врач с медсестрой наклонились над моим телом, прощупывая пульс и пытаясь меня привести в чувство. Потом они втроём погрузили меня на носилки и втиснули в машину, включив сирену, понеслись к клинике, которая находилась недалеко на этом же бульваре. На какой-то момент мне показалось, что я прозрел, и из окна скорой помощи увидел чугунную статую царя Александра III в казацком мундире, взирающего на восток, туда, куда уплывал я в полусознательном состоянии. Затем всё погрузилось во мрак.
Очнулся я от запаха нашатырного спирта. Кругом была темнота, и я вновь вспомнил, что я – слепой. Рядом со мной кто-то сидел.
– Где я, – спросил я слабым голосом.
– В университетской клинике, – ответил приятный женский голос.
– А как я сюда попал?
– Вас сбила скорая помощь. Но вы не волнуйтесь, у вас ничего не повреждено, небольшая гематома в области бедра и ушибы на руках и ногах. Сейчас мы уже знаем, кто вы. Но как вы отважились на прогулку в такое позднее время, да ещё вдоль проезжей части магистрали, не обладая при этом зрением. Вы, и в самом деле, отважный человек?
– Вы полагаете, – слабо улыбнулся я.
Молодая женщина задержала дыхание, но потом, как бы набравшись смелости, обратилась ко мне:
– А можно вам задать вам один вопрос?
– Пожалуйста, – ответил я.
– Кто был тот симпатичный молодой человек, который оказался рядом с вами в тот момент, когда вас сбила наша машина? Он ваш родственник?
– Почему вы так думаете? – спросил я.
– Уж очень много он говорил о вас хорошего.
Я пожал плечами и ответил:
– Так один мой хороший знакомый.
– А как его зовут?
Но не мог же я признаться ей, что им был я, иначе бы меня сразу же перевели из травматологии в психушку, поэтому и сказал ей:
– Его зовут Красавчик.
– А он женатый человек?
– А почему вы меня спрашиваете?
– Когда мы укладывали вас в карету скорой помощи, он назначил мне свидание?
– Когда и где? – удивился я.
– Завтра вечером на том же месте, где вас сбила машина. Так вы не ответили на мой вопрос.
– Он холост как божий перст.