Отец Алика ничего не сказал. Он как-то странно затих и уставился на шофёра.
– Машину тоже уважать полагается, товарищ водитель. Это всё равно что людей уважать, что их работу…
Говоря это, дядя Саша гладил «Волгу», а хозяин машины смотрел на него ясным взором. Потом повернулся и пошёл к своему подъезду. Там на крыльце он крикнул:
– Так я оставлю вам машину. Алик! Брось сейчас же собаку! Не трогай её руками!
И скрылся за дверью.
В эту самую минуту по тротуару пробежал Принц, свернул к грузовику и стал обнюхивать шину. Алька погладил Тобика, потом вдруг быстро поднял его и бросил на чёрного зверя. Принц присел от неожиданности и как бы задохнулся. В одно и то же время послышались его медвежий рёв и визг Тобика, и наш маленький пёс с поджатым хвостом пронёсся на другой конец двора к своим друзьям, к ребятам. И все увидели на его боку кровь.
– Что ты делаешь, зверёныш ты эдакий! – с крыльца закричала на Алика лифтёрша.
– Ну и шалопай, – сказал шофёр. – Не видел ещё таких.
Но Алик только улыбнулся. Он не боялся взрослых. И он улыбался, пока не увидел, что от толпы ребят, где скрылся Тобик, отделился мститель – невысокий, коренастый и нахмуренный. Мальчик этот очень быстро пошёл на Алика, потом побежал, и наш красавец, передвигая ровные, как макароны, ноги, направился к своему подъезду. Дверь хлопнула: он, как всегда, вовремя убрался.
А теперь можно перейти к самому главному событию, решившему судьбу Тобика. Произошло это в июле. К этому времени ещё раза два папа Алика сломал голубую «Волгу», а шофёр её починил. Дядя Саша, кроме того, успел съездить на своём гигантском грузовике в далёкий рейс. Он отвёз ответственный груз в Таллин, оттуда с новым грузом отправился в Киев, потом проехал весь Донбасс и с юга вернулся в Москву. В июле его должны были послать в новый рейс – ещё дальше, и он, между прочим, подумал по пути навестить под Харьковом своих старичков родителей.
Двор наш к этому времени стал зелёным, в центре его играл радугой под солнцем и влажно пылил большой фонтан, и там в жару постоянно прыгали, словно бронзовые от воды, дети. И Тобик, конечно, купался вместе с ними, бегал под фонтаном, мокрый, словно ощипанный. В июле ему исполнился год. Всего один год жизни!
В эти жаркие дни на дворе появился Алик. Он целый месяц был на даче, а теперь нелёгкая принесла его, и сразу же стряслась беда.
Как-то утром дядя Саша услышал через открытое окно короткое тявканье Тобика, которое повторялось через одинаковые тихие паузы. Потом послышался голос лифтёрши: «Вот вражонок! Чего ты к нему привязался?»
Дядя Саша нахмурился и отдёрнул занавеску. Никого из ребят ещё не было во дворе. Он почти весь был в тихой свежей тени, и вдали дворник посылал в воздух из шланга потрескивающую, огненную от солнца струю.
А внизу под окном дяди Саши стоял только что приехавший Алик в костюмчике из сурового полотна. Что же он делал здесь в одиночестве? Где же Тобик?
Пёс сидел под старым разломанным плетёным стулом, который кто-то перетащил сюда, под окно. Через дыру, прорванную в сиденье, были видны чёрный собачий нос и сердитые мелкие зубы. Алик наклонился над стулом.
– Тррамм! – сказал он и щёлкнул Тобика пальцем по носу.
Тобик тявкнул и запоздало несколько раз укусил воздух.
– Эй, Алька! – крикнул с балкона кто-то из ребят. – Сейчас вот я спущусь… Отойди от Тобика!
– Тррамм! – пропел Алик и опять щёлкнул пальцем по чёрному носу.
Тобик опять тявкнул. Он не убегал – терпел это оскорбление. Но дядя Саша уже видел, к чему клонится дело: Тобик всё дальше просовывал нос в дырку и всё быстрее вслед за ударом по носу щёлкали его зубы.
– Мальчик, перестань безобразничать! – прозвенел где-то вверху молодой мужской голос.
Алик поднял голову и внимательно посмотрел поочерёдно на всех, кто делал ему замечание. Потом он занёс руку над дыркой в стуле. А дальше произошла ужасная вещь: плетёный стул подскочил, и вместе с ним, вскрикнув, подскочил Алик. Потом всё это покатилось на асфальт. Алик сейчас же вскочил и побежал к своему подъезду. Остановился, посмотрел на палец и побежал ещё быстрее.
Через минуту во дворе уже собралась шумная толпа ребят. Тобика увели в мальчишечий угол. Попробовали его усадить в ящик со стружками, но он увернулся и начал весело прыгать на грудь всем ребятам.
Тут как раз и вышел на крыльцо папа Алика.
– Какая собака? – спросил он, быстро оглядываясь и в то же время ни на кого не глядя.
– Он его дразнил, – сурово сказала в толпе ребят девочка Женя.
– Чья это собака? Где она?
Тобик прыгал здесь же, у Алькиного отца под ногами, и тот не видел ничего!
– Я, между прочим, могу сказать, – вежливо начал было дядя Саша. – Ваш сын…
Но тут Тобик был вдруг замечен. Один пристальный взгляд – и маленький полный человечек решительным шагом направился со двора, стуча ботинками тридцать шестого размера.
– Пошёл в домоуправление, – сказал кто-то из взрослых.
И сразу же все зашумели.
– Ничего у него не выйдет, – сказал кто-то.
– Собака-то зарегистрирована? – спросил мужской голос.
– А нам наплевать! Я первая в свидетели пойду, – громко заявила лифтёрша.
И все ребята, а с ними и несколько человек взрослых двинулись туда же, куда ушёл отец Алика, – в домоуправление.
На балконах и в окнах появились зрители. Теперь – через год – все уже были знакомы. Соседи поздоровались, сказали несколько слов, и сразу же стала ясной точка зрения всего нашего дома на историю с Тобиком. Ещё отчётливее выразилась она в весёлом молчании, с которым был встречен через несколько минут Алькин отец. Дом смотрел на него всеми тремя стенами, во все свои окна. А он тем же решительным шагом прошёл через двор и скрылся в подъезде.
Вернулись и все свидетели – взрослые и мальчишки, все в очень хорошем настроении. Управдом – простой солдат, инвалид войны – спокойно выслушал речь нервного посетителя об уничтожении бродячих собак и о бешенстве, выслушал и сказал:
– Какая же Тобик бродячая собака? Его показывали ветеринару. А когда Тобик заболел чумкой, народный артист из четвёртого подъезда лично делал ему уколы.
Тогда отец Алика сказал, что его мальчик получил укус, управдом выслушал свидетелей и развёл руками: мальчик же сам виноват! Тобик – собака смирная, никогда ещё он не трогал людей.
– Я вижу, вы настаиваете. Что ж, мешков у меня много. Но кто будет исполнять приговор? Поднимется у вас рука? У нас не поднимется.
После этих слов папа Алика и ушёл.
Всё это было с подробностями рассказано внизу, под окном дяди Саши. И публика начала было расходиться, как вдруг дверь подъезда громко хлопнула – это отец Алика, ещё более чёткий и решительный, прошёл к своей «Волге». В тишине щёлкнул и зашипел стартёр. Машина резко дёрнулась, и мотор тут же заглох.
– Злится, – сказал кто-то.
Опять зашипел стартёр, мотор взревел, и «Волга» снялась с места и укатила.
На следующий день стало известно, что Алькин отец ездил куда-то жаловаться – уже не на Тобика, а на управдома, и одноногий солдат получил выговор. И было предписано немедленно устранить отмеченные нарушения.
Целый день после этого наши притихшие ребята прятали Тобика по закоулкам и под лестницами. Да, теперь это уже была не игрушка! Пробовали запереть его в квартире, но Тобик поднял вой и стал царапать дверь: пёс привык жить во дворе, он не мог ни минуты обходиться без своих друзей. Пришлось его выпустить.
Он переночевал в своём ящике со стружками, а рано утром около него уже дежурили ребята. Всё утро дворник подметал и поливал асфальт, несколько раз проходил через двор управдом, и ни тот, ни другой даже не взглянули на Тобика. Это ещё больше встревожило ребят. Они знали: когда Тобика станут забирать, то сделают это незаметно, потому что взрослые поступают именно так, если дело щекотливое и затрагивает чувства детей.
Так и получилось.