Все мы родом из детства. Первая книга романа «Вера и рыцарь ее сердца»

Командиром звёздочки Веру не выбрали. Тогда она поступила, как поступил бы настоящий октябрёнок, и сама создала звёздочку октябрят во дворе, а себя назначила её командиром. В эту дворовую звёздочку были приняты её одноклассники, жившие по соседству. Теперь, как командир звёздочки, девочка помогала одноклассникам делать домашние задания, активно организовывала игры во дворе и навещала заболевших друзей на дому.

В гостях у заболевшего товарища Веру угощали чаем и булочками, за это она очень подробно рассказывала ему о событиях в классе. Обычно ей не удавалось закончить своё повествование, так как больной засыпал, а сон, со слов мамы, – это лучшее лекарство от любых болезней. Наверное, поэтому друзья по звёздочке быстро выздоравливали после её посещений.

Иногда за свою активность как командир звёздочки Вера получала нагоняй от собственных родителей, потому что они не смотрели фильм «Тимур и его команда» и не понимали, какую ответственность как командир дворовой звёздочки несла их дочь, но однажды её наказали совсем несправедливо.

Весь январь Вера и её друзья холодными звёздными вечерами строили из снега во дворе большой корабль. Этот корабль получился великолепным, в нём могла уместиться вся Верина команда!

Римме не понравилось то, что из-за постройки корабля пушистые красные рукавички дочери, которые были привезены из Ленинграда, превратились в бесцветные, сморщенные комочки, которые теперь даже на палец надеть было нельзя.

Вера стояла коленками на газетке с солью и совершенно не раскаивалась. Ледяной корабль на игровой площадке без красной полосы по бокам был бы ненастоящим, а мокрые рукавицы хорошо окрашивали лед в красный цвет.

«Как мама не понимает важность детских дел и наказывает вместо того, чтобы мной гордиться!» – печально думала девочка, мужественно терпя боль в коленках.

Надо сказать, что Римма не любила оставлять дочь одну дома, поэтому Вера после школы должна была дожидаться её прихода с работы у тёти Лизы, которая жила на первом этаже.

Тётя Лиза была очень добра к детям, она плохо ходила, потому что надорвалась в трудовой армии. Вера толком не знала, что означают слова «трудовая армия», но тётя Лиза была довольна тем, что вернулась оттуда живой, а то, что ноги болели и спина отказывала, то тут уж ничего не поделать. О своём столь интересном прошлом тётя Лиза говорить не любила. Верин папа был настоящим героем, фронтовиком, он носил ордена и медали, но тоже не любил говорить о войне с дочерью. Хотя зря, она уже много знала о войне по фильмам и очень гордилась тем, что Красная армия всех сильней!

К тёте Лизе часто приходили другие женщины, потому что тётя Лиза умела хорошо шить платья и могла говорить по-немецки! Это умение говорить на двух языках казалось девочке чудом. В доме у тёти Лизы был удивительный порядок, и никому не разрешалось его нарушать, поэтому Вера не могла чувствовать себя у тёти Лизы, как дома. Она должна была или чинно сидеть на диване, или рисовать картинки за большим столом, на котором стояла швейная машинка, но больше всего ей нравилось разглядывать красивые статуэтки, расставленные на этажерках, придумывая для них различные истории.

Девочку очаровывала статуэтка балерины. Она стояла на полочке, на узорной кружевной салфетке, с высоко поднятой стройной ножкой, в исполнении пируэта, застывшего в белом камне. Разрешения взять эту балерину в руки тётя Лиза не давала, потому что статуэтка была очень хрупкая, а Вера могла легко отломать у балерины или ручку, или ножку.

– Я знаю, кем стану, когда вырасту. Я стану балериной!

Это был её первый вызов родителям, которые видели свою дочь либо профессором, как этого хотел папа, либо доктором, как об этом мечтала мама. Теперь во время игр Вера поднималась на цыпочки и бегала перед большим зеркальным шкафом в маминой спальне, размахивая руками, но прыгать, высоко поднимая ноги, ей мешали сервант, стол и стулья. Она танцевала с чувством – это ценила её мама, которая громко хлопала в ладоши, уча дочь делать глубокие реверансы.

Танцы танцами, но больше танцев Вера любила слушать разговоры, которые велись между гостями тёти Лизы. О чём только ни говорили женщины, успокоенные уютом квартиры, мерным тиканьем настенных часов и биением швейной машинки. Эти разговоры обычно велись по-русски, но иногда женщины переходили на немецкий язык. Поэтому Вере приходилось часто самой додумывать истории, услышанные в комнате у тёти Лизы. Особенно её интриговали рассказы о трудовой армии.

Как-то раз Вера не удержалась и перебила рассказчицу, чтобы узнать, что случилось с одной девочкой, которую взрослые забыли в лесу.

– Тётя Лиза, эту девочку в лесу нашли взрослые дяди? А сколько лет ей было, она была пионеркой или, как я, октябрёнком? А что надо делать, если от телеги с брёвнами отвалилось колесо?

В этот момент Вере вдруг сделалось страшно! Как такое могло случиться в стране, где все дети должны быть счастливыми? Слушая рассказчицу, Вера представляла дремучий лес, высокие сугробы, хмурые высокие сосны, стоявшие вдоль дороги, тощую лошадку, которая отказывалась тащить телегу и виновато поглядывала на худенькую девочку, а та дрожала от холода, её не согревало пальтишко, сшитое тётей Лизой из старого мужского костюма, она никак не могла прикрепить к телеге с брёвнами отвалившееся колесо и, наверное, звала на помощь, но никто на помощь не спешил.

Вера вспомнила свою прогулку в грозу, но тогда она была рядом с домом и у неё был верный друг Булат, а остаться одной ночью в лесу гораздо страшнее…

– Как звали эту девочку? Что с ней случилось дальше? Её не спасли?

Верины вопросы остались без ответа, тётя Лиза и её подруги с тревогой посмотрели на маленькую слушательницу и снова перешли в разговоре на немецкий язык.

«Лучше бы я молчала!» – подумала девочка про себя, вспомнив мамин совет о пользе молчания. О том, что же дальше случилось с этой незнакомой ей девочкой, Вера так и не узнала, но, если честно говорить, то Вера очень боялась это узнать.

Вечером, когда за ней пришла с работы мама, тётя Лиза дала тарелочку с золотистым ободком, на которой весело перекатывались четыре крашеных яйца. Это были пасхальные яйца. Тогда девочка ещё не знала, что такое Пасха и почему только утром в воскресенье надо есть крашеные яйца, как и не знала она, что её счастливое детство скоро оборвётся…

Глава 7

Лежать на полу с каждым часом становилось всё невыносимее.

Ночь тянулась так долго, что казалось ей не будет конца. Теперь Вера вспоминала о девочке, оставленной в лесу, со злой завистью. Может быть, взрослые оставили её одну в лесу, а может быть, просто забыли, только какое это имеет значение для Веры, если та девочка могла бежать по дороге, могла кричать или просто замерзать рядом с лошадкой, а главное, что она могла тосковать по маме и папе, а у Веры такого выбора не было. Она лежала на полу со связанными за спиной руками, связанными ногами и ждала рассвета.

Как ей хотелось уснуть навсегда и никогда не просыпаться. В комнате было темно, но её глаза уже привыкли к темноте. Вера могла различить силуэт мамы, которая спала на мягкой кровати, стоящей у стенки напротив окна. Образ спящей мамы был притягателен и недосягаем, как потерянный праздник её детства. Веру мучило осознание того, что раньше она не ценила всю прелесть сна в настоящей постели. Как она могла раньше не обращать внимание, как уютна и мягка бывает кровать? А теперь всё, что ей досталось от жизни, – это лежать на полу, чувствуя, как деревенеет тело, и завидовать маме, которая даже не радовалась тому, что может нежиться под одеялом и видеть сны.

Смотреть на маму Вера могла недолго, потому что немела шея и голова бессильно падала на пол. Тогда её взору открывался только высокий потолок в маминой спальне, по которому чередой ходили лунные блики.

Что же случилось с её жизнью?

Всё было так чудесно. Вера закончила свой первый класс на отлично, только по рисованию у неё стояла твёрдая четвёрка. Впрочем, и этой четвёрке девочка была рада, потому что рисование представлялось ей очень скучным занятием. Вере всегда было жалко тратить своё детское время на раскрашивание груш и яблок, не имеющих вкуса, на кропотливое выведение узоров на боках у небьющихся ваз, ей совсем не хотелось рисовать под одиноким деревом маленький домик, двери которого никогда не откроются для весёлых гостей.

Верины первые каникулы тоже прошли замечательно. Она играла во дворе с утра до вечера и ездила с родителями на озеро, что находилось в семидесяти километрах от города.

Эти поездки были всегда волнующими событиями в жизни Веры и брата Саши. С раннего утра мама жарила пирожки с картошкой и капустой, варила яйца для пиршества на природе. Потом сумки, набитые до отказа вкусной едой, переносились из дома в багажник автомобиля «Москвич». Когда все приготовления заканчивались, семейство усаживалось в салон папиной персональной машины с Петром Петровичем за рулём (Пётр Петрович не только был бессменным папиным персональным водителем, но и другом семьи Шевченко) и отправлялось в дальний путь. По дороге родители напевали бравые революционные песни, песни военных лет, а также детские песенки, которые, благодаря папиному сильному голосу, звучали очень задорно: «Мы едем, едем, едем в далекие края…»

Вера любила в этих поездках сидеть у окна, но это разрешалось только её брату, как более ответственному за своё поведение. Родители не доверяли непоседе-дочери дверцы машины, но это Веру не огорчало. Сидя между папой и братом на заднем сиденье, она могла любоваться выгоревшей под солнцем степью через лобовое стекло автомобиля.

Степь казалась бесконечной, она разлеглась от края и до края, и путнику укрыться от солнцепёка было негде. Вера подозревала, что за дальними оранжевыми сопками начинался другой мир, где оживали сказочные герои из рассказов Бианки, поэтому она всегда, гуляя по степи, внимательно смотрела себе под ноги, чтобы случайно не раздавить весёлых насекомообразных человечков.

Проезжая степной дорогой, путники увидели странные постройки, огороженные колючей проволокой, за которой прогуливались женщины, одетые в одинаковые курточки синего цвета и с голубыми косынками на головах.

– Вера, перестань таращиться в окно. Эти женщины – враги народа и преступницы! Они наказаны! – строго сказала мама, но девочка её не послушалась.

– Как же много на свете нехороших женщин! – удивилась Вера и испугалась не на шутку, вспомнив страшные мамины истории. Тревожно стало у неё на душе.

– Здесь только женщины, а преступников-мужчин значительно больше! Они сидят в тюрьмах за железными решётками, – уточнил ситуацию всезнающий Саша.

Взрослые молчали. В салоне машины, взбирающейся на сопку, слышались натруженное гудение мотора и посвистывание степного ветра, но, когда за сопкой открылся вид на голубое степное озеро, хорошее настроение выходного дня вновь вернулось в семью. Настроение было такое хорошее, что его не могли испортить ни дождик, ни гроза, ни ураган. Дети купались, играли в мяч и просто гуляли по берегу озера, в поисках клада с несметными сокровищами.

Иногда в озере купалась и мама. Папа учил её плавать. Он говорил, что мама может плавать только по-собачьи, и Вера верила этому, видя, с каким ужасом в глазах мама бултыхалась в воде.

Возвращались домой они под вечер. За окном сгущались сумерки, а в их дребезжащей на ухабах машине звучали песни о любви. Мама пела тоненько, ей тихо подпевал папа, на руках у него засыпала от усталости Вера. Но теперь это счастье – быть любимым ребёнком осталось в прошлом.

Вера, преодолевая уже привычную боль в костях, усилием всего тела перекатилась на другой бок, теперь её голова была повернута к окну. Луна уже уползла с неба, и за окном царила тьма. Девочка тихо, чтобы не разбудить маму, вздохнула. Свет потух в её жизни такой же глубокой ночью, как эта.

В ту ночь её разбудили не осторожные руки мамы, а дикий визг брата Саши. Этот визг даже сейчас дрожью прошёлся по её жилам, и то, что с ней случилось позже, уже не было сном, когда можно проснуться и улыбнуться рассвету, потому что оно стало началом медленного умирания. Наступающий рассвет не радовал девочку. Он был просто дребезжанием света, означавшим, что подходит время в туалет. Каждый рассвет встречала она с надеждой, что он будет последним в её, Вериной, биографии.

Часть 2

Глава 1

Эта ночь навсегда останется в памяти Веры как «эта ночь».

Ещё с вечера всё было хорошо, Вера сделала уроки, сложила портфель и легла спать.

С недавних пор девочка спала на раскладном диване, стоявшем в углу зала. Это было мамино решение, и оно никем не оспаривалось. Своё переселение из детской спальни в зал Вера расценила как приглашение в мир взрослых. Особенно ей нравилось то, что через стенку спали её родители, а рядом с ними девочка ничего и никого не боялась. Брат Саша был тоже доволен переселением сестры, её вертлявость ему порядком надоела, и без неё он чувствовал себя как кум королю и сват министру, как часто поговорила мама, когда она чувствовала себя хозяйкой положения.

Обычно Вера засыпала быстро и спала до утра, но в ту ночь её безмятежное детство превратилось в кошмарный сон. Отчаянный крик брата рвался в уши, даже самый страшный сон не мог сравниться с тем ужасом, который слышала девочка в этом крике.

За окном стояла непроглядная тьма, свет горел только в спальне у родителей. Внезапно, крики прекратились и от этого стало ещё страшнее, и Вера обрадовалась, когда на её диван присела мама и быстренько прижалась к её родному плечу, но с мамой было что-то не так. Она не спешила на помощь к Сашу, не обнимала Веру, а смотрела в одну точку на полу.

– Не бейте меня! Не бейте! Не трогал я её! Не надо! – вновь кого-то умолял брат, но его вопли перемежались с гулкими ударами.