Морские будни… и блудни

– Василевский, – прочитал Стрелкин.

– Ну вот, видишь, – удовлетворительно хмыкнул дежурный, – Почему же ты о Василькове каком-то говоришь? Приснилось что ли?

– Товарищ капитан 1 ранга, мне показалось, что фамилия была Васильков.

– Если кажется – креститься надо. Помощник – какая фамилия была в увольнительной? – обратился капитан 1 ранга к помощнику.

Помощник, холодея, ответил:

– Товарищ капитан 1 ранга! Ну, какая фамилия могла быть? Не волшебник же этот Василевский. Не невидимка же. Я из рубки никуда не отлучался. А когда на обед ходил, Вы здесь оставались.

– Я тоже так думаю, – согласился дежурный, – Но видишь, мичман Стрелкин перегрелся и на Василькове настаивает.

В журнале уже была написана фамилия Василевский, а исправлять записи в журнале не гоже.

– Ладно, помощник, объявляй по трансляции “Всем Василевским, – дежурный посмотрел на мичмана Стрелкова и добавил, – и Васильковым прибыть в рубку дежурного по училищу”.

В пятнадцать часов по училищной трансляции прозвучало: “Всем Василевским и Васильковым прибыть в рубку дежурного по училищу. Дежурным по ротам обеспечить явку”.

Валера Васильков в это время в составе камбузного наряда вовсю чистил картошку на кухне, поэтому объявление, конечно, не слышал. Через несколько минут в помещение, где работал 4 взвод, прибежал дежурный по роте:

– Вот хорошо, Валера, что ты здесь. В рубку дежурного тебя вызывают.

– Зачем? – спросил Васильков.

– А я знаю? – вопросом на вопрос ответил дежурный,

– По трансляции объявили: “Всем Васильковым и Василевским прибыть в рубку дежурного”. Так что, давай лети бегом.

Понимая, по какому поводу приглашают в рубку дежурного по училищу Васильковых и Василевских, Валера попросил:

– Скажи, что нет меня, в увольнении или еще где-нибудь!

– Да ты что! Там такая кутерьма идет, я уже доложил, что ваш взвод на камбузе. Велено доставить тебя лично, – ответил дежурный.

О задержании Василькова на КПП никто не знал, поэтому старшина класса Толя Кравцов поддержал дежурного:

– Давай Валера, наверное, кто-то в самоволке попался, теперь ищут. Ты покажись дежурному, докажи свое алиби и все дела. Только не задерживайся там, сразу возвращайся, а то картошку чистить не кому.

Осознав, что от проверки не отвертеться, курсант сказал, что к дежурному по училищу пойдет сам и бегом бросился в класс.

Дежурный по роте, хорошо усвоивший золотое правило – держаться подальше от начальства, поближе к кухне, идти в рубку не рвался. Попросив Василькова не подвести, он ушел в роту.

В классе Валера подрисовал фломастером себе усы, покрыл, заблаговременно заготовленной сажей волосы, надел камбузный белый колпак и пошел в рубку дежурного по училищу. Там уже собралось десяток Васильковых и Василевских. Помощник дежурного по училищу, составив список, построил собравшихся и доложил:

– Товарищ капитан 1 ранга! Василевские и Васильковы училища по Вашему приказанию построены.

Началась процедура опознания. Мичман Стрелкин несколько раз прошел вдоль строя. Около некоторых курсантов он останавливался, внимательно вглядывался в них, иногда заставляя повернуться боком и даже спиной. Около Василькова он останавливался один раз, но поворачивать курсанта не стал, а только произнес:

– Этот немного похож, но тот повыше был и белобрысый.

Наконец дежурному по училищу это надоело, и он грозным голосом рявкнул:

– Курсанты, разойдись, бегом по подразделениям! Мичман Стрелкин ко мне в рубку.

Осталось решить самый главный вопрос – что записать в журнал замечаний!? За что мог задержать мичман курсанта? Да так записать, чтобы у начальства не было лишних вопросов. Совместными усилиями дежурный, помощник и мичман Стрелкин дописали фразу “10.50. Дежурный по КПП мичман Стрелкин задержал курсанта Василевского Валентина Сергеевича за проход через плац без бушлата. Курсант отправлен в подразделение”.

В училище свирепствовала эпидемия гриппа и курсантам было строжайшим образом запрещено на улице находиться без бушлатов, поэтому такая запись вроде показывала, что дежурная служба заботится о здоровье курсантов.

После этого мичман побрел на КПП, вид у него был такой, что идущие навстречу курсанты поворачивали в обратную сторону. Для курсанта Василькова происшедшее тоже стало хорошим уроком. Теперь, прежде чем идти в самоволку, он приходил в рубку дежурного по училищу и интересовался – кто заступает на дежурство по КПП в предполагаемый день возвращения из самовольной отлучки. Если заступал мичман Стрелкин, курсант отказывался от похода в город или официально записывался в увольнение, но мимо бдительного мичмана даже с подлинной увольнительной запиской старался не ходить.

Но, народная мудрость гласит “сколько бы веревочка не вилась – конец всегда найдется”. Самовольные отлучки по изготовленным увольнительным запискам для курсанта Василькова закончились после прихода в роту нового командира – капитана-лейтенанта Антипина Александра Егоровича. Прибыл комроты с Северного флота, где служил на 4 эскадре подводных лодок командиром группы особого назначения – коротко ОСНАЗ. Нет, нет, моряки групп ОСНАЗ не бегали в масках, размахивая автоматами и пугая честных людей. Осназовцы занимались радиоразведкой.

Группа капитан-лейтенанта была одна из лучших на Северном флоте. Рассказывали, что это они перехватили радиодонесение с атомной подводной лодки 6 флота США, несущего боевую службу в Средиземном море. В донесении говорилось, что лодка готовится зайти на отдых в один из портов Средиземноморья. Командир, наряду с требованием пополнения запасов, просил заказать в ресторане зал для банкета, не забыв указать меню, количество спиртного и женщин, причем было определено их количество, рост, вес, окрас и возраст. Некоторые знатоки утверждали, что в донесении также говорилось, сколько и каких размеров требуется презервативов. Может быть, конечно, знатоки и врали, но работоспособность и память у нового командира роты были феноменальными. Через три дня после приема роты он знал фамилии, имена и отчества всех курсантов, а также их дни рождения.

Через пару месяцев курсант Васильков выйдя с КПП, столкнулся с командиром. Неизвестно, произошла встреча случайно или до бывшего флотского разведчика дошли сведения о Валериной самоволке и он поджидал курсанта в засаде. Васильков не успел даже липовую увольнительную спрятать, как услышал грозный голос капитан-лейтенанта:

– Курсант Васильков, дайте военный билет!

Валера был, конечно, мастером на все руки, но вытащить из военного билета увольнительную на глазах командира-разведчика даже он не смог. Так липа оказалась в руках начальника, которому, в отличие от всей дежурно-вахтенной службы училища, достаточно было взглянуть на документ, чтобы понять, что тот липовый. Приведя курсанта к себе в кабинет, командир потребовал клише. Васильков непонимающе смотрел на командира роты.

– Какое клише? – изумленно спросил курсант.

– С помощью которого ты поддельные увольнительные клепаешь, – тон командира ничего хорошего не предвещал.

– Нет никакого клише, – Валера знал золотое правило, даже под пытками ни в чем не сознаваться. Но курсант не успел еще узнать, как следует нового командира. Капитан-лейтенант американцев раскалывал нехотя, поэтому, усмехнувшись, он заключил:

– До тех пор, пока клише не будет у меня, ты из кабинета не выйдешь.

Через три часа курсант понял, что командир дело знает, да и время уже подошло к ужину, в животе предательски урчало. Постучав в дверь, которую предусмотрительный командир роты, уходя, закрыл, Васильков позвал дневального и попросил найти командира.

– Ну что, будем сознаваться? – открыв дверь, спросил Антипин.

– Принесите мне, пожалуйста, из класса готовальню, тушь и дайте кусок ватмана, – вздохнув, попросил курсант.

– Зачем? – удивился командир роты.

– Увидите.

Принесли готовальню и тушь, ватман нашелся у старшины, который вместе с другими курсантами, проклиная все и вся, оформлял в роте наглядную агитацию.

– Теперь прошу не мешать, – попросил Васильков и приступил к делу, тем более слюны у него было в избытке – на стене висела фотография полуголой девицы.

Через час Валера представил нарисованную на куске ватмана печать. Даже у видавшего виды командира от удивления вытянулось лицо: “Как это???”.

Немного отойдя от изумления, бывший осназовец разразился тирадой:

– Значит так, месяц без берега, обещание, что больше этих художеств не будет и я в особый отдел о твоем умении не сообщаю.