Я почесал макушку, спорить с Готлибом было бесполезно.
От двери послышался приглушённый шум голосов.
– Николай Петрович занят. У него совещание. Как освободится, я вас приглашу, Алексей Константинович.
– Мне назначено на одиннадцать! – возмущался АКМ. – На одиннадцать, повторяю! А не на одиннадцать с чем-то! Я уже не в том возрасте, чтобы в приёмной штаны просиживать! И я привык бережно относиться к своему времени. Я – человек творческий!
Я взглянул на часы – было ровно одиннадцать часов. Нажал кнопку вызова секретаря. Марго открыла дверь и буквально пулей влетела в кабинет, подтолкнутая объёмным животом изобретателя вечных двигателей.
– Безобразие! – возмутилась Марго, едва удержавшись на ногах. – Солидный человек, а ведёте себя… как хулиган какой-то!
Я улыбнулся.
– Марго, принеси нам с Алексеем Константиновичем завтрак и большой кофейник с кофе. Вы будете завтракать, Алексей Константинович?
– Не откажусь, – с достоинством произнёс Мурашкин. – Я так торопился на встречу с вами, уважаемый Николай Петрович, что почти ничего не съел. Только чаю бокал выпил, да парочку бутербродов с колбаской на ходу заглотил… Не откажусь от вашего угощения.
– А вы, Отто Генрихович? – я повернулся к Готлибу.
– Спасибо, нет. Много дел. – Начальник службы безопасности выразительно взглянул на часы.
Я сделал ему жест задержаться ещё на минуту и провёл изобретателя в свою комнату отдыха. Впрочем, Алексей Константинович и без меня знал, в какой стене открывается дверь, замаскированная под дверцу встроенного шкафа. Когда Мурашкин исчез в стене, а Марго ушла за завтраком, я вернулся к Готлибу.
– Хорошо. Пусть Марго закажет билеты на сегодняшний поезд и сообщит Судниченко с Прохоровым о сегодняшнем выезде. С АКМом я сам решу вопрос… Слушай, Отто… – я слегка замялся. – Ты не мог бы для меня добыть кое-какую информацию. Это касается одного человека. Мы учились с ним в одной школе. Давно, как ты понимаешь.
– Как срочно это надо сделать?
– Не очень срочно, но…
– Хорошо, я поручу это детективу Миронову. Это по его части. Фамилия? Имя? Отчество? Год рождения? Хотя бы примерно. – Готлиб достал свою электронную записную книжку и приготовился вносить данные.
– Мы с ним одногодки. Учились в одном классе. Фамилия Пупынин, звать Павлом, отчества не знаю.
– Решил возобновить знакомство?
– Да нет. Просто хочу знать, жив он или нет.
– И всё?
– Всё… Хотя, нет. Пусть твой детектив то же самое узнает о преподавателе математики. Елена Аркадьевна. Фамилия не то Мальцева, не то Малышева, точно уже не помню. Семнадцатая средняя школа города Полынограда. Она там точно работала с тысяча девятьсот шестьдесят шестого по семьдесят шестой. После семьдесят шестого не знаю, а Пашка ещё раньше из школы ушёл, они куда-то переехали.
– Разберёмся, – пообещал Готлиб, и вышел.
Я вернулся к изобретателю. Он уже включил телевизор и смотрел местные новости.
– Никому нет дела, – сообщил он мне.
– Вы о чём, Алексей Константинович?
– Сосульки никто не отламывает, не оббивает, – показал АКМ на телевизор. – «Тойоту» какую-то покалечило. Напрочь! «Тойота», бог с ней! А человека убьёт? И убивает ведь! Каждую весну смертельные случаи. И никому нет дела. Я придумал установку, распыляющую любую наледь за полчаса. Её включать нужно раз в сутки. Лучше ночью, под утро. Включил и никаких сосулек. Всё основано на принципе генерирования…
– Алексей Константинович! О чём вы? – как можно более мягко прервал я его монолог возмущённого изобретателя, потому что хорошо знал его, знал, что если он заведётся, то это надолго. – Кто купит вашу установку? ЖЭУ? Мэрия? МЧС? Нет у них денег на такие дела.
– У них ни на что нет денег! – фыркнул АКМ и замолчал, потому что вошла Марго с подносом, на котором стояли две чашки, кофейник с дымящимся ароматным кофе и огромная тарелка, не тарелка, а блюдо, наполнение которого толстяка крайне заинтересовало.
– Спасибо, Марго, – поблагодарил я секретаршу, и сам стал наливать кофе в чашечки.
– Чем на завтрак питаются бизнесмены? – заинтересованно спросил АКМ и принялся руками ворошить содержимое блюда. – О! Ветчина? Сыр с плесенью. Зелень какая-то. А хлебцы зачем? Они же невкусные. Слава богу, про хлеб не забыла секретутка твоя. А это что в пиалке? Червячки какие-то!
– Это проросшие зёрна пшеницы, – объяснил я. – Их готовят особым способом. Очень вкусно и полезно.
– Я это не ем, – отрицательно покрутил головой АКМ, словно пытался выкрутить её из складок подбородка и могучей шеи.
– Ешьте ветчину и сыр, Алексей Константинович, берите хлеб. А я буду хлебцы, зелень и этих пшеничных червячков.
– Истязаешь ты себя, Николаша, – как установленный факт объявил мне Мурашкин, шлёпая сразу несколько ломтей ветчины на кусок белого пшеничного хлеба. – Плоть свою истязаешь вегетарианством. Так нельзя! Нельзя без мяса.
– Я не вегетарианец, – возразил я. – Мясо я ем, но только на обед.
– А вечером?
– На ужин предпочитаю рыбу. Или морепродукты. С овощами.
– А я вот без мяса не могу, – сообщил мне АКМ. – Мне без мяса не думается. Для того чтобы мозг активно работал, необходим белок.
– А вы знаете, сколько белка содержится… ну, скажем, в зёрнах проросшей пшеницы? Или в сое?
– Барахло это, а не белок, – заявил АКМ, заталкивая остатки бутерброда в рот. – Белок, правильный белок, содержится только в мясе. Соя – эрзац. Проросшая пшеница – испорченный продукт. Её выбрасывать надо, а не в пищу употреблять. Да и вид у твоей пшеницы! Вот посмотри на ветчину. – Мурашкин взял с блюда предпоследний кусок ветчины, и, подняв на уровень глаз, приблизил к окну. Ветчина, пропустив через себя солнечный свет, розово засветилась. – Ты только посмотри, как она светится. Ты обрати внимание на цвет, на этот прекрасный оттенок. А запах? – АКМ нюхнул ароматный ломтик и, зажмурившись, отправил в рот. – С таким запахом, вкусом и цветом, – говорил он, пережёвывая ветчину, – продукт не может быть неполезным. И белок в нём самый, что ни есть легкоусваиваемый.
Глядя, как аппетитно он ест, и мне захотелось попробовать кусочек. Я потянулся к единственному, сиротливо лежащему на краю блюда, розовому ломтику, но, украдкой бросив взгляд на жующего изобретателя и заметив в его глазах удивлённое возмущение, отдёрнул руку и проглотил набежавшую слюну. Толстяк удовлетворённо кивнул и поспешно подобрал с блюда ветчину, на которую я покушался. Расправившись с мясом, АКМ приступил к сыру. Сыр он поглощал с не меньшим аппетитом. Я похрустывал хлебцем и думал о том, что нужно позвонить Вике и либо отменить сегодняшний ужин вдвоём, либо пойти в ресторан раньше обычного.
– А ничего сырок, – одобрительно сказал АКМ. – Съедобный, несмотря на плесень.
– Это целебная плесень, – машинально ответил я. – А сыр…
– Да знаю я, – сказал АКМ и расхохотался. – Знаю я эти рокфоры-шмакфоры! – Он похлопал меня по плечу рукой, которой только что брал с блюда ветчину, не подозревая, что хлопает по Пьеру Кардену. И вдруг спросил серьёзно: – Изучил моё гениальное изобретение?
– Не успел, – соврал я, зная, что сейчас обсуждение кавитационной пушки лучше не начинать.
– Времени не было? – обиделся изобретатель.
– Проблемы возникли. На «Водопаде», в Климу, авария. Блок электрокоагуляции и блок осветления вышли из строя.
– Ну и что?
– Ехать надо, разбираться на месте, что там произошло. Хочу, чтобы и вы, Алексей Константинович, мне компанию составили.
– А это ещё зачем? Я не поеду. Что мне там делать? Авторский надзор твоя фирма осуществляет, пусть твои орлы и разбираются. Мне, Николаша, некогда путешествовать, я на пороге нового гениального открытия. Я тут одну штуковину придумал…