– Как это не доказано? – осердился старый казак, находя на столе пепельницу и заминая в ней сигарету. – И Ванюшка видал, и кум Григорий. Перед уборочной, я помню, прямо на ниву, паразиты, садились. Как плюхнулась тарелка, так и полегли хлеба. Навроде узора: по краям четыре больших круга, ишо поменьше круги и знаки, как звезда о восьми углах. Вот и рассуди: в кой год эта «посуда» объявилась? Аккурат в девяносто первый, – я ишо плотничал, когда Ельцин на танк залез! И сразу всё занехаялось, и народ сказился. Не иначе инопланетные посланцы сгубили!
– Дядь Аким, поеду я. Неизвестно, когда Иван освободится. А я хочу на рыбалку успеть. Червей накопаем?
– Зараз наведем рассол и – накопаем, – поднялся хозяин и заковылял к времянке. Вышел оттуда в очках и с куриным яйцом в руке. Заглядывая вовнутрь осмоленной и на треть наполненной водой кадки, стоящей в тени, пояснил:
– Арбузы переспели. Срочно солить надо. Сентябрь на второй половине… Достань ишо ведра два!
Гость с не позабытой еще ухваткой принялся вращать ручку колодезного ворота, – сперва разматывать цепь, затем – с полным ведром – накручивать. Дядька Аким высыпал три пачки соли, разболтал рассол палкой и опустил в него яйцо.
– Всплыло?
– Нет, пока…
Старик еще добавил соли, и донышко яйца забелело над водой.
– На какую монету вылезло? На копейку чи больше?
– Пожалуй, на пятак.
– Теперича можно и кавуны топить! Так довеку казаки делали. Скусней закуси нема! Хоть под винцо, хоть под самогон… Ну, иди в сарайчик за лопатой, – приказал старик и оббил с заскорузлых ладоней соляные искристые крупицы.
Андрей Петрович отбросил просевшую на петлях дверь, – лицо обдало застоявшимся дневным жаром, запахом лежалой пыли, сухих лозин и лука, в косичках подвешенного к паутинистой перекладине. Глаза выхватили гору хлама, сброшенного к стенке, в которой он узнал вещи из собственного дома. Их перевезли сюда, когда вселялись новые хозяева, и хранили неизвестно для чего. Радиола «Ижевск» с белыми пластмассовыми клавишами и ручками, со стеклянной шкалой, пестрящей названием столиц, издавала специфический гаревый дух, несмотря на давность лет. В развязанных мешках хранилась обувь, настольные парафиновые зверушки: зайчики, медвежата, слоники. Грудились стеклянные абажуры, банки. Увидел он и связки своих детских книг, стопки общих тетрадей институтской поры. И вдруг ахнул, узнав потертый портфель, с которым начинал работать! Не зря прятал дневник от Аллы, когда гостили у родителей…
– Иде ты застрял? – нетерпеливо звал дядька со скотиньего база. – В углу гляди!
Андрей Петрович украдкой выставил портфель за дверь, чтобы забрать после, и с лопатой последовал за хозяином. Упорные поиски оказались тщетными. Сушь и жара загнала червей на глубину. Утешив старика признанием, что предусмотрительно запасся магазинной коробочкой дождевиков, к тому ж, есть перловка и кукуруза, гость надергал в огороде укропа и засобирался.
Фойе Дома культуры встретило потрескавшимся плиточным полом, облезлыми стенами и старыми фотопортретами киноактеров, которых узнать, однако, было мудрено. По всему, хуторяне бывали здесь редко. Но в этот день зрительный зал оказался переполненным. Андрей Петрович остановился вблизи входа. На освещенной сцене восседало за столом четверо важных мужчин, в белых сорочках и галстуках, – дяди отменной начальственной породы!
– …Мы и к прокурору ходили! А толку? Все захватчики нашей земли в одну дуду дуют! В закон упираются! – надрывала голос интеллигентного вида дама с шиньоном на голове и в старомодном костюме. – Васин сдал в аренду Марченко сельхозугодья, пастбища, выделенные сельскому поселению на развитие. За отчетный период…
– Это всем известно, – перебил со сцены плоскоголовый коротыш, выпучивая глаза, и сделал ладонью останавливающий жест. – По существу вопроса. Что вы предлагаете?
– Верните нашу земельку! Мы выбрали тебя, Васин, главой хуторской администрации, а ты миллионы хапнул! – донесся нетрезвый мужской голос из глубины зала.
– Пра-альна! – визгливо подхватила какая-то заполошная баба. – Душу имей! Не один ты у мамки!
– Через суд мы хотим ваш договор с Марченко расторгнуть. Признать недействительным, – продолжала выступающая. – А землю провести через тендер и сдать в аренду по реальной стоимости. С учетом полезных ископаемых.
– За пятьдесят миллионов долларов, Ольга Ивановна! – напомнил расхрабрившийся крикун.
– Тендер покажет цену, – наставительно проговорила ораторша, поворачиваясь к своим сторонникам. – Думаю, хватит и нам, и нашим детям! Есть вопросы к агрохолдингу. Жаль, что их представителя нет. Ростовская фирма прямо из глотки паи вырывает.
– Не бреши! – перебил, вставая, худой скуластый усач. – Шацкая по совести плотит! Никого не принуждает.
Зал загомонил, в путанице голосов Андрей Петрович уловил и возгласы одобрения и озлобленно-настойчивое требование «расторгнуть договор». Толстощекий крепыш, маяча ярким голубым галстуком, встал из-за стола и нажал на бас:
– Прошу успокоиться! Я как депутат законодательного собрания приехал с замом главы райадминистрации разобраться. Соблюдайте регламент.
– Верно, для администрации теперешние законы – рай! Потому и называется: «райадминистрация». Нехай атаман слово замолвит! – потребовал кто-то из хуторян в переднем ряду.
– Любо! Аржанов прояснит! – поддержал боевитый казачок, стоящий у двери.
Иван оказался у противоположной стены. Встал, опершись на костыли, лицом к сцене. На нем, длинноусом и чубатом, празднично синела казачья форма, – гимнастерка и шаровары с пустой подколотой штаниной.
– Братья казаки и казачки! – обратился Иван, окидывая зал строгим взглядом. – Расклад ясный. Васин сдал Марченко клин поселенческий в аренду. Не за «спасибо», конечно! А Марченко эту землю купил. Стала она его собственностью. Геологи открыли циркониевую руду. Немереные залежи! Марченко перепродал землю московским богатеям. А те выстроят возле хутора комбинат, начнут добычу. Короче, будут наживать капиталы…
– Я слыхал, что Бариловку снесут до крайнего дома, – вскочил сухощавый кавказец. – А нас куда-то переселят!
– Вполне возможно, Ашот, – поддержал атаман. – Проект комбината скрывают. Тайна коммерческая. От кого? От нас?!
– Новую жизнь, господин атаман, строим. Запускаем пилотный проект. Слышал, наверно, про импортозамещение? – не без досады заметил рыжеволосый чиновник, переглядываясь с председательствующим. – А кто мешал тебе взять эту площадь в аренду? Был бы ты теперь законным хозяином!
– Господин заместитель! Не «тыкай» и не лукавь. Всем известно. Вы и Васин не дали! – Иван пристукнул о пол костылями. – Одна шайка-лейка. Но на измене не возьмете! Наша это землица. Прадедов! И мы должны блага от нее иметь, а не пришельцы загребущие…
Хуторяне зашумели, дружно захлопали в ладоши. Пронзительный свист выстрелил по сцене!
– Биться будем за справедливость! – с силой произнес атаман, оглядывая земляков. – Теперь и с паями катавасия. Если не переоформим их заново за сумасшедшие деньги, то нас и наделов лишат. А как переоформлять? Взятка взятку погоняет.
– Надо президенту написать! И всё ему по полочкам разложить, – с воодушевлением предложила вставшая в первом ряду хуторянка, в которой Андрей Петрович узнал свою чудаковатую пассажирку. – Мы за него голосовали, и он нехай нас защитит!
– Уважаемая, у него других дел нет, как хутором вашим заниматься? – распалился депутат. – Думайте, что говорите!
– А когда он по телику на вопросы отвечал, то помогли, не помню иде, водопровод в село провести! – не унималась досужая бабенка.
Иван что-то сердито буркнул, сажая её на место. Выдержал паузу.
– Через суд будем решать, – повторил он, глядя в зал. – А криками и бунтом толку не добьешься. И я снова прошу, братья-казаки: переизберите атамана, я не двужильный…
– Начал за здравие, а кончил за упокой! – воскликнул у двери сгорбленный старик. – Терпи! Заменить некем!
– Это в девяностые, когда возрождали казачество, мы духорились. А нонче реестровыми казаками власть командует. Под московскую дуду пляшут войсковые атаманы. Рази ж это вольница? – ухмыльнулся его сосед, осанистый немолодой хуторянин.
– А чо егозиться? – зачастила тетка в рябой косыночке. – Молодежи в хуторе кот наплакал, скрозь пенсионеры. Скоро и нас не станет. Земелька всё одно чужакам достанется.
Иван, нахмурившись, сел. А его сменила приземистая бабка-казачка с носом-картофелиной, костеря Васина (им оказался пучеглазый в президиуме) за то, что не помог ей с покупкой угля, как пострадавшей от политических репрессий.
Андрей Петрович, пересиливая сонливость, подался на воздух. Сквер уже заволокла тень, изломилась по горбам легковушек. Припаленное зноем небо цепенело в клочковатых барашках. Вспомнив о находке, он забрался в машину, надел очки и вытащил из пакета портфель. Внутри его хранился футбольный календарь-справочник за 1966 год, когда ростовский СКА добыл «серебро» футбольного чемпионата, блокнотик со стихами и тетрадь в коричневой клеенчатой обложке – старый дневник.
7
На поблекших листах легко читался его узловатый почерк:
«Каждый день я вхожу в класс с радостным подъемом и ощущением, что сейчас произойдет нечто необыкновенное. Шум, разговоры, пересмешки постепенно стихают, лица школьников обретают сосредоточенность. С первого взгляда я замечаю, кто подготовлен, а у кого в глазах тревожный огонек.
Сотни нитей незримо связывают меня и учеников.
Мы заняты одним делом – изучением очередной темы, события, жизни выдающейся личности. Я акцентирую внимание детей на особенностях и драматизме времени, мотивах происходившего. Не зря кем-то сказано, что изучение истории – это путешествие по вечности с достойным и эрудированным человеком. Однако меня, педагога, в строгих рамках держит программа обучения, методические разработки. Поэтому, наверно, курс истории советского периода осваивается ребятами с меньшей охотой.