По коридорам института бродили стихи Николая Глазкова такого рода:
Пусть говорят, что окна ТАСС
Моих стихов полезнее —
Полезен также унитаз,
Но это не поэзия.
Или вот еще:
Я на мир взираю из-под столика.
Век двадцатый, век необычайный —
Чем эпохи интересней для историка,
Тем для современника печальней.
С Колей, уже не помню как, сложились очень добрые отношения. Никто не дарил мне столько своих книг, как Винокуров и он. Женя издавался много, у него выходило и по две-три книги в год, и мне он подарил десятка полтора. Колю печатали меньше, но с десяток своих книг подарил и он. А его бесчисленные письма, красочные открытки, а то и стихи на фантиках, что присылал он из поездок по всей стране. Где он только не был! И письма всегда были забавные, с выдумкой, с шутками, со стихами и о себе, и в честь адресата. 31 августа 1976 года писал:
«Дорогой Володя Бушин!
На поезде «Россия»
По лучшей из дорог
(Не видывал красивей!)
Я еду на Восток!
Совершаю 14-е путешествие в сторону Уральского хребта! Из Владивостока предполагаю махнуть на Сахалин и, возможно, на Курилы.
С дружеским приветом!
Твой верный поэт и великий путешественник».
И кажется, везде побывал, кроме Курил. Во всяком случае, поздравляя с Днем Победы, прислал в подарок акростих:
Бушуют яростные волны
У магаданских берегов,
Шумят и пляшут своевольно
И достают до облаков!..
Не волны эти так проворны —
Упали облака на волны!
А раньше, еще в октябре 1973 года, когда он жил на Арбате, Коля пристал на цветной бумажке акростих еще более полного характера: «ВОЛОДЕБУШИНУ»
Волга серая и синяя
Ощутила стужу льдов.
Лучезарность снега, инея
Оживляет дни уныния,
Дни, бегущие по линии
Ежегодных холодов
и т. д.
В 1975 году Глазков жил уже на Аминьевском шоссе и оттуда однажды прислал мне вот что:
Враги и стихи
Писал я много на веку,
Но все, народ, сожги,
Коль хоть одну мою строку
Вдруг запоют враги!
Игорь Кобзев. «Закон»
Хотя врага, который сер
И бел, почетно бить,
Но самый белый офицер
Мог Пушкина любить.
И меньшевик или эсер
Не мог его забыть.
Пока под солнцем и луной
Вращается Земля,
Враг волен выбирать любой
Себе репертуар.
Не все то брак,
Что любит враг,
Не все то суррогат.
Когда поэта враг поет,
Попавший в сложный переплет,
Поэт не виноват!
Я, кажется, на это не ответил. Но вскоре он прислал на эту же тему еще одно стихотворение. И тогда я ответил.
Гитлер и цветы
Николаю Глазкову, приславшему мне переведенное им с якутского языка стихотворение М.Дорофеева «Флоксы».
Неужто Мишка Дорофеев
Попал в когорту корифеев,
Поскольку ныне сам Глазков
Его вознес до облаков?
Но вот что пишет сей эстет:
«Я вроде как бы маков цвет.
За то, что чтут меня враги,
Корить поэта не моги.
Мы разве вправе хаить флоксы
За то, что Гитлер их любил?»
– Нет! – я сказал. – Но это ж фокусы
С цветком, что сорван средь могил.
Известен фокус нам таковский.