Герой романа. Литературные эссе - читать онлайн бесплатно, автор Владимир Буров, ЛитПортал
bannerbanner
Герой романа. Литературные эссе
Добавить В библиотеку
Оценить:

Рейтинг: 3

Поделиться
Купить и скачать

Герой романа. Литературные эссе

На страницу:
6 из 6
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля

– Если бы я был не я. – А хкто? Наполеон? Не-воз-мож-но! – Ибо:

– Не ума дело актера указывать режиссеру на ошибки в сценарии, к которому актер прикован, как Прометей к скале – очен-но крепко.

Тока, имеется в виду, скорее всего, здесь фраза Георгия Буркова в ее небольшой модификации:

– Да каки у нас актеры, так только получают рупь писят за спектакль. – А еще точнее:


– Их существование, вопреки открытию Шекспира, подвергается – скажем так мягко – большому сомнению. – Подвергается, несмотря на то, что поговорка:


– Слона-то я и не заметил придумана как раз для этого случая диспута по поводу существования ученых – прошу прощения, каких еще ученых, если их уже разогнали, как лабораторных крыс по всем углам Вселенной, включая Силиконовую Долину – а еще почитаемых живыми артистов.


– Долбежка Вилли Шекспи, что ве-есь мир театр воспринимается, да, но только в ее уменьшительно-ласкательно аспекте, ибо, да, сцена – это театр, но пускать сюда еще и Зрительный Зал – абсолютно недопустимо.

Недопустимо, несмотря на то, что Мария Магдалина смогла увидеть Иисуса Христа после Воскресения именно там, там-там-там:


– У себя за спиной, в зрительном зале. – Ибо и сказано в народных виршах:

– Посмотри вокруг себя – не Кирпич ли уже с вами рядом, а зарплата на весь месяц всего одна.

Почему, задает хороший вопрос Солженицын, Чацкий всегда прав, а его оппоненты только ушами хлопают. Ответ на это дает современность, и ответ фантастический:

– На-роч-но. – На обратной стороне Луны не недопонимание, не глупость, не выгода материальная даже, а именно:

– Сознательная ложь! – правда, соответствующая душе оппонентов Чацкого.

Почему и говорят, что Фарисеи были не совсем ослы, но Иисус Христос, тем не менее, не призывал их измениться, а только, так сказать:


– Честных грешников, мытарей и некоторых других. – Попросту говоря:

– Измениться могут только те, кто этого хочет-т. – Остальные нет, Чацкий, прибывший с корабля на бал, этому очен-но изумляется, хотя и знал, конечно, не все захотят, но!

Но не до такой же степени остервенения должен человек стоять против правды! Почему Грибоедов и изображает, собственно, не людей, а чертей. Которых пожалел Солженицын. Себя пожалей.

Говорится о мягко-лукавых замечаниях Фамусова:


– Мудрая мягкость Фамусова оттеняет нарочитую резкость Чацкого.

Но в том-то и дело, что это расшифровывается по-другому! Фамусов – это, собственно, и есть бог, который послал сюда, на Землю, Чацкого, чтобы он захомутал и объездил, так сказать, Софью, чтобы из нее, суки, опять не получилась Лилит. Молчалин – древний хитрый змей, а Скалозуб – это тоже какой-то архангел в РОЛИ дурогона Скалозуба, что значит, да, конечно, соображает, но:


– Только в буфете после спектакля, – ибо:

– Человек – Двойной.

По поводу бога Фамусова, ибо похоже:

– Сава-офф. – Офф – значит, вышедший из народа – высшего общества – изображать самого себя. И, так сказать:

– Нарочно упал на снег.

Всё московское общество – написано – вынуждено внимать обвинениям юного карающего ангела. Солженицын не понимает, как это возможно, так как абсолютно и напрочь не воспринимает:


– Реальность существования СКЕКТАКЛЯ.

Точно также, как все читают Воображаемый Разговор с Александром 1, как реальность, не замечая очевидной вещи – это спектакль, где во всех ролях сам читатель. Читающий смотрит на текст только глазами классической физики, где Наблюдатель всегда находится в стороне от наблюдаемого объекта, всегда внешний, ибо проход внутрь события ему закрыт априори.

И если этот заход в неположенное ему место происходит, то говорят, всплеснув руками от вопиющего недоразумения:

– Так это уж не наука, а только Роман. – Но в том-то и дело, что, как объясняют События После Воскресения Иисуса Христа – всё Роман.

В том смысле, что Мир – Двойной. И всё Дело Иисуса Христа на Земле было – сделать именно это:


– Пробить эту замкнутую окружность, отделяющую Человека от Бога, взять Трою, взять Крепость Войнича.

События После Воскресения и описывают поэтому События Самого Воскресения, которые и описать по определению можно только:

– После, – самого события.

События после Воскресения – это бой отряда Иисуса Христа у Демаркационной Стены, отделяющей Человека от Бога, чтобы Человек только из наблюдателя стал и:

– Героем ЕГО романа.

Репетилов разыгрывает пьесу в пьесе – в другой раз. Но вполне возможно, что Репетилов как раз делает профанацию идеи соответствия Театра, как и Романа – реальному устройству мира. Почему Солженицын и попадается на эту удочку:


– Чацкий недалеко ушел от Репетилова.

Написано:

– Чацкий – в отличие от Онегина и Печорина – явился предтечей русских революций.

Можно сказать, и так, только в обратном смысле. Когда увидели, что молчаливое несогласие Печорина и Онегина превратилось уже в атаку Чацкого, что пришел-таки Иисус Христос, то и решили перегруппироваться и занять крепость под названием Россия, в свое полное распоряжение, готовое к последней обороне. Царя, Александра Второго погоняли и убили для репетиции, а потом и последнего, так сказать помазанника божия.

Написано:


– Через полстолетия после пьесы Чацкие и Репетиловы заполнят интеллигентские революционные кружки. – Как раз наоборот, эти кружки создавались именно потому, что после Александра Сергеевича Грибоедова в России поверили:

– Не зря был здесь Чацкий, – и решили, погоняв для начала по Санкт-Петербургу и убив императора Александра Освободителя, создать круговую оборону. Ибо:


– Чацкие с корабля да прямо на бал-местный маскарад:

– Так и прут, так едут, как Байрон в Грецию:

– Сражаться за свободу.

Едут, в том смысле, что, как и Чацкий местные, но местные Неместные принимают-обозначают их, как Иисуса Христа:

– Пришельцами. – Хотя они только, как и Иисус Христос, прибыв в Назарет, могут спеть:

– Вернулся я на родину,Шумят березки стройные,Я много лет без отпускаИграл в чужом краю.

Хотя эта песня больше про Эдуарда Стрельцова, вернувшего из Неотсюда, и Дмитрия Сычева, вернувшего из Марселя, чтобы показать, как на самом деле играют в футбол – как пропедалировала артиста Екатерина Савинова в Приходите Завтра на вопрос местного профессора:

– Восхищались.

Вот и Чацким, мил херц:


– Восхищаются.

Написано – Солженицыным:

– Чацкий приходит к Софье так непринужденно, будто отлучался прокатиться по Садовой-Кудринской. – Но, так естественно, оба только что из гримерки!

А так – если театра не существует в объективной его реальности – конечно, как и показано в фильме Солярис:

– Прется в постелю, как жена моего имени, – а я знаю:


– Какая?

Рассказывается о спонтанном рождении слуха о сумасшествии Чацкого. Но! Где рождаются такие слухи, как не в преисподней. Или, Солженицын думал, что там баб нет? По крайней мере, Пушкин разъяснил, что:

– Теперь я спокоен – одна-то точно там. – Имеется в виду Станционный Смотритель, и его приходящая на могилу дочь:

– Персефона, однако.

Чацкий проводит:


– Прокурорский допрос Софьи в роли безжалостного судьи, но еще не задумавшегося о праве судить.

Возможно, Грибоедов здесь имел в виду, что Софья – Ева – это все-таки не другая особь женского пола, а опять-двадцать пять та же Лилит, и, как говорится:


– Если что, с ней будет разговор короткий: определить, да, но только на роль:

– Маньки Аблигации.

– Грибоедов хочет толкнуть Софью на скамью подсудимых, – говорит Солженицын. – Так, может, действительно, не стоило покидать Рай, по крайней мере, сожаление о нем всегда присутствует в человеке, как показано в фильме Мартина Скорсезе Последнее Искушение Христа:

– Вот бы там так и остаться, чем сражаться за то, что не все поймут – какая жизнь-то в Раю была:

– Один победы, и никаких поражений. – Или, что тоже самое:

– Ох, и тяжел этот последний бой в штрафбате, когда надо спускаться даже под землю после распятия на кресте, а так бы жил с Сонькой Мармеладовой, то бишь, Марией Магдалиной, ведь она меня любила, так любила, не поверите, что даже:


– Поняла.

Честность разборок Солженицына приводит в ужас-с. Как грится:

– Кошмар на улице, и более того, не только В Связях, но и в их определениях.

Говорится в конце о:

– Скрытых сторонах текста грибоедовской пьесы, которые обнаружил автор. – Но они, увы, оказались для Солженицына:


– Наглухо закрытыми.

И повторю:

– Широкозакрытые глаза создаются сознательно. Можно сказать:

– Только для желающих. – Хотя в Библии написано наоборот:

– Много званых, но не много избранных.

p.s. Моисей был взят из штрафного изолятора.


Далее Борис Парамонов, что он там придумал по этому поводу.


В Примечании написано, что текст цитируется по:

– Солженицын А. И. Протеревши глаза. – М., 1999. – С. 344—365.

– — – — – — – — – — – — – —


2-я станица в тетради.

ПОДСТАВИТЬ ВТОРУЮ ЩЕКУ

Беги, пока не поздно!


Подставить вторую щеку, значит набраться силы. Иначе не добежишь до цели. Иначе Орфей не вышел бы из Ада. Иначе произойдет ужас возвращения. Беги – пока не поздно!


Жена Лота где-то не подставила вторую щеку, поэтому не смогла не обернуться, и превратилась в соляной столб. Он не выдержит даже несильного удара – рассыплется. В соляном столбе нет силы. Но подставить вторую щеку трудно. Трудно подставить даже первую – стыдно. Ведь все, кроме Бога, будут видеть только моё унижение.


Для того, чтобы не побояться подставить щеку под удар, надо знать, что готов подставить и вторую. Удивительно то, что не только в Библии, но и в реальности я это видел. На телемосте.


И получается, что эта установка Иисуса Христа о видимом проигрыше, когда вместо кулачного боя, подставляется вторая щека, является не только источником силы, но это КОНТАКТ С БОГОМ. Вот она радость легкого бремени, о котором говорит Иисус Христос.


Удастся ли выдержать? Какого знания может не хватить, чтобы выдержать эти удары по щекам. Могут сказать, что тогда и Пушкину не надо было стреляться. Сдержался бы просто, и все было бы хорошо. Только он именно и сдержался, и получил силу для дуэли. Для Пушкина, как и для Иисуса Христа другого выбора не было. Только бы хватило силы сделать то, что они сделали.


– А я говорю вам: не противься злому. Но кто ударит тебя в правую щеку твою, обрати к нему и другую. – Эти слова Иисуса Христа являются ключом, открывающим энергетический канал. Это плавило силы.


Утверждение или предположение, что подставлять вторую щеку надо только, если ударили несильно, а если сломали челюсть, то надо защищаться – придумано из-за боязни. Из-за страха что-либо изменить в Библии. Ведь написано, что изменять ни в коем случае ничего нельзя.


Только в Библии существует невидимая часть. Ее добавлять не надо, ибо эта часть существовала изначально. Это ПОСЫЛКИ к утверждениям Иисуса Христа.


Человек не нейтрален к возникающей ситуации. Он не сможет хладнокровно ответить на удар по щеке. Могут сказать, что кто-то сможет, а слабый нет. Поэтому это правило о смирении только для слабых. Но дело в том, что НИКТО не сможет. Любой человек после удара по щеке будет сильно взволнован, будет барахтаться в волнении чувств, как Петр в воде. Не сможет он приступить к боевым действиям, как не смог Петр без веры пройти по воде. Даже Петру не хватило веры успокоиться, даже в присутствии Иисуса Христа.


Поэтому посылка к этому утверждению о смирении будет такая:

– Сам человек не может победить ударившего, только вместе с Богом.


Получивший пощечину будет видеть себя униженным перед окружающими. Но если он выдержит это отрицательное мнение людей, и будет готов подставить вторую щеку, он выполнит указание Иисуса Христа. И, значит, вступит с Ним в контакт. И тогда сможет победить. С Божьей помощью.


А говорят, потому это так написано в Библии, что раньше не обижались на пощечины. Это было, в общем-то, обычное дело. Это даже смешно. Вот когда так говорили Якову Кротову он бы должен был заметить, что это и есть юмор в Библии, а не выдумывать, что у Иисуса Христа был дом на Земле. Не было. И радость посещения домов друзей описал Данте Алигьери:

– Тяжелы ступени чужого крыльца. – Это говорится о ступенях друзей.


Когда говорят, что раньше было не так, как сейчас, то демонстрируют марксистский подход к истории, представляют себя на лекции по историческому материализму.


По-другому устроена Библия. В этом весь смысл. Некоторые всё хотят найти какой-нибудь черепок, где будет нацарапано, что жил был Иисус Христос, которого распяли, а он воскрес. Доказательством Воскресения это не будет, но всё-таки, подтвердит реальность существования Иисуса Христа.


Но в том-то и дело, что Воскресение – это рассказ о ДРУГОМ устройстве мира. Евангелие построено не как, Исторический Материализм, а как Царство Небесное. А именно:


– Царство Небесное подобно зерну горчичному, которое человек взял и посеял на поле своем,

– Которое, хотя меньше всех семян, но, когда вырастет, бывает больше всех злаков и становится деревом, так – что прилетают птицы небесные и укрываются в ветвях его.


Представьте себе, птицы, прежде чем поселиться на этом дереве будут спорить о том, было ли семя, из которого выросло это дерево. А некоторые люди, получается, спорят о том, что Евангелие – дерево – не является тем семенем, которое было посеяно две тысячи лет назад. Так оно и не должно быть сейчас семенем, ибо из него выросло Дерево Веры.


Поэтому изменения, в первоначальный текст Евангелия, не только были внесены, но и обязательно должны были быть внесены. Это рост дерева. Вносятся изменения по Теореме Ферма, именно так растет дерево. Делаются пометки на полях. При этом первоначальный текст (закон) остается неизменным. Или, как сказал бы Пушкин, изменения делаются не в строку. Не всяко слово в строку пишется.


Поэтому, как они (древние люди), находясь в горчичном семени, думали о пощечинах, так же мы думаем о пощечинах, находясь в ветвях этого дерева, выросшего из того горчичного семени. Вот такая пропорция.


Следовательно, Евангелие это не древний свиток, а древний свиток, проходящий через времена, вплоть до настоящего. И, значит, не Там надо искать Воскресение, а Здесь. Мы в этом свитке. Мы герои Евангелия. А не внешние наблюдатели. Без личного участия мы не сможем разобрать события Воскресения. Никакие исторические свидетельства не могли бы ничего доказать. И нет в Библии картинки Воскресения. Нет, потому что и быть не может. Как не могут быть измерены одновременно скорость и координаты электрона. Картина непрерывности разорвана.


Был ли распят точно Иисус Христос – неизвестно. Ведь он был изуродован побоями. Его могли не узнать. Как не узнали после Воскресения. Не узнали даже Апостолы. Далее, никто не видел, как Иисус вышел из гроба. Заранее была известна версия, что тело Его выкрали из могилы ученики. Почему нет в Евангелии НЕПРЕРЫВНОЙ картины Распятия и Воскресения? Именно потому и нет, что оставлено место нам, Я, человеку. Пятому элементу, который должен доказать Воскресение.


Он должен связать времена Библии в единое целое. Могут сказать, что не доказывать надо Воскресение, а верить в него. Но доказать без веры не получится. Когда Иисус совершал чудеса, фарисеи ему не верили, говорили, что Он делает это именем сатаны. Кажется, что невозможно доказать обратное. Так все и думали. Может да, а может, нет. Попробуй, докажи. Кажется, что сатана мог нарочно изгнать из человека беса, чтобы поверили ему. Но Иисус говорит, нет, не может, иначе разделится сам в себе и погибнет.


Не из поверхностных, то есть видимых слов идет логика Иисуса, а из знания устройства мира. Он знал посылки. Вера – это и есть вера в невидимое. Если есть вера, то невидимую посылку может найти логика. Научна, логична как раз Библия, а наука, отрицающая это, значит, просто фанатична. Какова же должна быть посылка, чтобы Христос воскрес? Посылка известна всем:


– Весь мир театр, и люди в нем актеры.


Ну, это тоже еще надо доказать, скажет кто-то. Нет, это доказывать не надо, ибо это очевидно, просто плохо видно, потому что находится слишком близко. Очень трудно увидеть плоскость симметрии, которая проходит прямо по самому человек. Если кто хочет доказывать, то пусть докажет, что событие может существовать само по себе. То есть пусть докажет, что слова героя могут существовать без слов автора.


Один товарищ из атеистического журнала говорит по этому поводу, что все правильно, Библия и есть художественное произведение. Что простой микрофон больше Библии, что Библия это слова только, а микрофон реальная, материальная вещь. Этот профессор не замечает тоже очень простой вещи, что микрофон он нам не показывает материальный, а говорит это СЛОВО по Радио Свобода. И никогда не сможет показать, ибо он не микрофон. Не замечается, что мир делится на две части: на микрофон и на рассказ о нем. Мы всегда видим рассказ, то есть ИЗМЕНЕНИЯ. Само событие нам не видно.


А нам говорят, зачем люди в пятом веке вмешивались в текст Евангелия, зачем они всё испортили. Теперь непонятно, где правда, где ложь. Где слова Иисуса Христа, а где напридумывали непонятно что.


А что собственно могли придумать? Ведь речь всегда сводится к одному. Было ли Воскресение? Значит, они думают, что Иисус Христос мог сказать, что он не воскресал, а вот потом, через пятьсот лет это придумали другие. Или, по крайней мере, те, кто жил вместе с Иисусом не видели Воскресения, а вот через пятьсот лет кто-то это увидел.


В принципе, это вполне возможно. Может быть, именно поэтому почти нет упоминаний об Иисусе Христе в исторических документах первого века. О Первосвященнике есть, а о Нем нет. Ничего удивительного, ибо ноги Его там, в первом веке, а голова здесь в двухтысячном.


У человека не хватит силы уйти из опасного места, если он не последует правилу силы Иисуса Христа. Человек вернется и приведет с собой еще злых фурий, как сказал Платон. Он останется в Аду.


– Беги, пока не поздно! – это указание может звучать, когда на самом деле уже поздно бежать, ибо не было выполнено правило силы. Он обернется, как обернулась жена Лота.


Кажущееся маленьким препятствие трудно преодолеть именно потому, что кажется и делать-то ничего не надо. А человек не нейтрален, он запрограммирован на действие. Поэтому для преодоления маленького препятствия надо намного больше энергии, чем кажется. У самого человека нет столько.

– — – — – — – —

Что с кроликом?

18.09.17

Радио Свобода – Поверх барьеров с Иваном Толстым

Борис Парамонов говорит:

– Толстой Лёв думал, и даже говорил почти как Шопенгауэр, что:

– Мир – это воля его Представления, – в той известной на первый взгляд казуистической интерпретации, что, мол:

– Чума и другие иё производные – это хорошо, потому что было.

А что было, то, значится, бог им послал грешникам.

Вопрос:


– Как можно говорить заведомо отрицательные вещи, если их пропаганда не только нелепа, но противоестественна, и более того, даже для теории иво ума.

Ответ:

– Только именно по Шопенгауэру, что мир Двойной! – Что значит, устройство Романа на Героя и Автора – это не Артефакт очередного человеческого тупоумия и не отражение его в нём, а практика чистого разума, что и значит:


– Сама реальность.

Поэтому Герой может смело ляпнуть эту антитезу:

– Зачем крутится ветр в овраге,

Подъемлет лист и пыль несет,

Когда корабль в недвижной влаге

Его дыханья жадно ждет?

Ибо:


– Пока он ждет, бог тоже:

– Делает Свою работу.

Потому Толстой Лёв и давит свою разлюли-малину, что Бог тута, и обязательно скажет:

– Наоборот.

Сам же Толстой тем убеждает себя, что может грохнуть Анну Каренину, ибо Бог ее оживит. Но! предупреждает бога заранее:


– Мне это делать неприятно, ибо так и кажется:

– Трахал, трахал ее и как муж, и как Вронский, а потом убил, – не много ли я на себя взял, Господи? Несмотря на то, что очень не хотелось, но уже с самого начала ведал:


– Убью же всё равно.

Зато бог опять будет работать всю неделю, чтобы разгрести это дерьмо.

Здесь можно добавить, что некоторые резиденты, как-то Василий Аксенов:

– Думали, – я не буду пионером, в том его непреложном смысле, что не буду вкладывать в его лапы противостоящую Ахматовой и Зощенко социальность в виде меча экстремизма, а хочу просто, как Владимир Войнович:

– Быть только честным, – даже и именно, без:


– Только, – а так, более-менее, как жизнь подскажет.

И в результате этой не-пионерской честности у Василия Аксенова вообще ничего не вышло. Ибо ураган не перестанет крутить-мутить лист в овраге и воду во пруду, если кто-то выйдет из пионеров. По той простой причине, что просто так это:

– Выйди вон, – не получится, ибо не только следить всё равно и там будут, но, что важно ко всеобщему, а не только к вашему ужасу:


– И вы сами! – Поэтому.

Поэтому лучше сразу, как Лев Толстой разделить обязанности:

– Я буду врать, – а уж Ты:

– Мил Херц, – я думаю, найдешь способ сказать правду.

Поэтому повторю:


– Знаю, что люблю Анну Каренину, но, как и Фауст, друг Мефистофеля, не имею возможности, сил отказаться, чтобы не убить ее, и более того, убить:

– Даже не соображая зачем это надо сделать.

Возможно, эти убийства Анн и другие потопления кораблей делают по тому же принципу, по которому корабли тонули в Коде Войнича, то бишь у Алана Тьюринга в его Энигме:


– Так надо, ибо и иначе:

– Умрут все.

Зачем же, следовательно, надо было убить Анну Каренину, чтобы кто жил, собственно? Или еще проще, а именно, как делали на Пирамиде Майя:

– Надо иногда приносить в жертву лучших, чтобы жизнь на Земле еще немного постояла на краю?

И, следовательно, Лёва просто принял предложение, от которого не посчитал нужным отказаться:


– Сыграть взаправду роль Майского жреца, а может быть, как сказал бы Владимир Высоцкий в роли Глеба Жеглова:

– И самого Кецалькоатля, – но лучше, конечно, первого, героя, в своей безутешности толкнувшего иё под поезд.

Скорее всего, даже верный друг человека, жена, и та не могла заставить этого жреца Лёву поступать по-человечески хотя бы – на худой конец – в своих романах, – и вместо того, чтобы её послушать, как советует иногда бог:


– Бил по заднице, положив животом на свою огромную лапу.

Она обижалась, а он не мог понять толком почему, ибо:

– Я – сказал! – как иногда брякал и Высоцкий Шарапову, в том смысле, что:

– И дальше будешь пытать этого грека еврейского происхождения, – вплоть до понимания:


– Нет – ну, значится, и не надо, но всё равно возьмешь это убийство на себя.

Из чего и следует, что убил жену всё-таки муж, а не добрый малый Фокс в роли Белявского.

В любом случае Анну Каренину жаль, если не считать того изумительного артефакта, что в ее роли снимался:

– Толстой Лёв.

Жена его, скорее всего, не была бы разочарована. Ибо:

– Хоть кто-то сдох в нём – черта положительная.

– — – — – — – — – — —


Радио Свобода – Андрей Гаврилов – Иван Толстой – Наум Коржавин, – как:

НЕ ТОЛЬКО ИНОСТРАНЕЦ

14.05.19

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Вы ознакомились с фрагментом книги.
Приобретайте полный текст книги у нашего партнера:
На страницу:
6 из 6