
Очевидность – Занавес правды. Эссе 2020 г. Часть 1
– Сие от Бога.
– Слышит, что говорит, – Б. П. о Сол-не со слов Ахматовой.
Но это значит не то, что решил думать Борис Парамонов, не реальный слух Нового Завета, – а просто:
– Знает, что врет, но всё равно не боицца, – вот и вся расшифровка этого сообщения Ахматовой.
За что Сол-на и сделали лауреатом, что что он заплетает нити Нового Мира, – а такие ребята, как Борис Парамонов и Анатолий Стреляный – заведующий отделом критики этого же Нового – так скать – Мир-Ка, – даже не врут, а просто верят:
– Никакой Теории Относительности в литературе не только не существует, но и – как было пропето даже в одной пиесе на вопрос лауреата тоже Михаила Пуговкина:
– Никито у нас нэ быват, – ну, естественно, окромя:
– Битте-дритте, фрау-мадам, – и всё уже шито-крыто.
Здесь Борис Парамонов решил еще раз и самому себе поставить почти все точки над И.
Ибо с Б. Парамоновым еще надо разбираться – с Солженицыным:
– Нет, – ибо идет вперед с отрытым забралом оголтелого соцреализма, как именно Анти-литературы.
Б. П. же кумекает:
– Чё-то не совсем почти то, или даже не то.
Тут клейма заведомой анти-литературности негде ставить, ибо сама художественность оценивается, как только и не больше:
– Игра-загадка Угадай-Ка, – ка-ка.
Рассматривается почти на полном серьезе блеянье козы в огороде, что она:
– А тоже, кажется, говорить умеет.
Рассматривается прямая атака на художественность, как на истину, – буквально, что и разыграл Грибоедов в ГОРЕ от УМА:
– Увидите в натуре, как ужо вам будет!
Так-то обычный разговор на сенокосе, чтобы один картохфель жрать не скушно было, – но вот:
– Его возвели в почти международный абсолют.
– Зачем?
– Чтобы поржать над Людями.
В самом начале Борис Парамонов уже два раза повторил – выбежал на:
– Запретную Зону, – следовательно, даже не мяукнул, а только скрипнул дверкой Папы Карло в светлое будущее под одиозным названием:
– Ужо вам будет-т! —лично распорядился своим интеллектом:
– КАК БЫ.
Это плохо, так как фундаментально Солженицына ему уже не взять – этот парень не зря выделен своей одиозностью, а Борис Парамонов идет по пути только количественных различий, – что значит просто:
– Скрывает свою принадлежность к этому же классу демагогов, не верящих, что Ромео смог действительно оживать Джульетту, – просто-напросто увидев Новый Завет, как высшую реальность, ибо не раз и признавался:
– Только не надо примешивать в литературу религию.
Но это и не религия, а Вера в Бога – Новый Завет, являющийся новым устройством мира, – Б. П. – очевидно – считает конструкцию мира до сих пор:
– Неизменной.
Что и значит:
– Переспорить Солженицына он не сможет.
Так, посшибает вершки, корешки будут и дальше цвести, ибо и растут они в обратную от человеческого образа жизни сторону.
Интуитивно многие потеряли всякий интерес к Солженицыну, послушав его более-менее, но Б. П. пошел, увы, тоже:
– Далеко не на Вы, – и так получается, чтобы:
– Не терять Солика из виду.
Ибо:
– Чё-то же было-о!
Но в том-то и дело, что ничего не было. Кроме организованной акцентации идеологии, которая и так-то нашла себе хорошее жилище в Новом Мире, – хотя и всё том же журнале:
– Разрешенной советской литературы.
С таким же успехом Нобелевскую премию можно было дать Анатолию Стреляному, как тоже:
– Птенцу этого Нового Мира, – ибо лепит – по сути – того же горбатого, что и Сол-н, хотя и с чуть меньшей агрессией, но зато с большим оправданием своего глубокомыслия отсутствием Мыслей на Лестнице, – как здоровым:
– Здравым смыслом.
Увы, без Мыслей на Лестнице – Бродский:
– Не берется.
Сол-н потому так смело атакует Бродского, что объяснить его поэзию нельзя не только здравым смыслом, но и вообще:
– Никак.
По этой причине прут и против Пушкина, и против Грибоедова, и против Вилли Шекспи, – никто не сможет не то, что ли доказать, но и даже показать правды Нового Завета, как контакта Человека с Богом, – которым:
– И занимался Иосиф Бродский вслед за Шекспиром, Пушкиным, Лермонтовым, Гоголем, Достоевским, Грибоедовым.
Уверены, несмотря на то, что один писатель, как давно уже, но не совсем, сказал:
– Писать художественную литературу без Медиума – вообще:
– Не получится!
Медиум – это и есть Облака Бродского, через струйки в которых он рассчитывается с богом за:
– Его услуги.
И именно ЭТО Солженицын называет:
– Финтифлюшки!
Конкретно, финтифлюшки – это устройство театра, как Сцены и Зрительного зала.
А:
– Это большая-большая разница! – ибо ЗДЕСЬ две части, а у прохиндиады Солженицына только одна.
О каком Новом Завете можно говорить в этой избе читальне, которую устроил Борис Парамонов, если даже деление Театра на Сцену и Зрительный Зал:
– Принимается, как только условное, – а правды такого же устройства мира в нем никакой.
Так, куда-то же надо девать зрителей, чтобы было кому платить за билеты. И точно так же Читатель никому и на хрен не нужен, но кто-то должен платить за книги, которые продуцируются. То, что Читатель имеет вход в конструкцию мира, – как именно:
– Сам Третей, – не то, что удивятся, а вообще, даже думать ТАК – Запрещено!
Вот этот хрен собачий, который только и занимается тем, что с работы на работу – и есть, по-вашему, давно искомый:
– Черный Человек?!
Да, конечно, даже очень добрый и любознательный царь Агриппа не смог залезть на этот Утес, на эту СЦЕНУ Жизни, под которой – так сказать – легли и Байрон, и Рембо, и в долине которого лег Лермонтов:
– И снился мне сияющий огнями
Вечерний пир в родимой стороне
Меж юных жен, увенчанных цветами,
Шел разговор веселый обо мне.
Тем не менее, вся классическая художественная литература – это именно Видение Мира, как:
– Двух Частей, – сцены и зрительного зала, – как:
– РЕАЛЬНОСТИ.
Здесь – Солженицыным – ХУДОЖЕСТВЕННОСТЬ, как что-то такое реально имеющееся в виду:
– Да, но встречается только в детском саду на утреннике, когда народный актер Леонов, предлагает всем взять ложки, – ибо:
– Кто мало каши ел, – на Марс:
– Не полетит, – вот и вся художественность, – как поискать на задворках шлем Александра Македонского.
И вот эта – можно сказать – хрень, – и на те вам – поддерживается по сути Борисом Парамоновым, ибо вся его критика Солженицына только количественная, – так:
– Чё-то не совсем до-понимал.
Не-ет-т, здесь прямое противостояние. Если уж не хотят понимать, что такое Новый Завет, то просто:
– Художественность.
Ибо именно ХУДОЖЕСТВЕННОСТЬ – это сила-а.
Ладно, продолжим про околичности Бориса Парамонова. Солженицына не взять, если предположить, что не существует никакого такого УСТРОЙСТВА Нового Завета, и художественность – это только сказки и их присказки. Несмотря на то, что Ван Гог бросил всё, чтобы только ей и заняться. Примерно, как Апостол Павел:
– Разбил все гипсы прошлого человеческого благополучия.
Сол-н говорит – голосом одной из ведущих РС – что в стихах Бродского нет человеческой доступности, – но и:
– Даже банк с простыми намалеванными бумажками взять не так просто, – а тут идет речь о:
– Вечной Жизни!
Говорится:
– Плохо, что стих не вылился, а расчетливо сделан. – Следовательно:
– Или-или, – или Человек получает подарок, в устройстве которого сам ни бум-бум, либо всё делает сам, – вместе?
– Да вы что! – ибо с кем, так скать, вместе-то, – ась?
С Богом, что ли? А вы видели Его хоть раз? Ибо даже апостолы удивились вопросу Иисуса Христа:
– Видели ли вы Отца Моего?
– Нэт! – катехгорически, – пусть и почти.
Но и ответ для особо и честно любознательных готов был у Иисуса Христа:
– Видели Меня – видели и Отца Моего. – Что и значит:
– Увидеть можно и Невидимое, – но не просто так напрямую, а внутренним зрением.
Следовательно, Бог недоступен только для тех, кто – принципиально – не хочет видеть Невидимое, – ибо способ:
– Иисус Христос назвал, – видели Меня – видели и Отца Моего.
Попросту говоря, Бог – это Посылка любого утверждения, – как и распорядились намедни Кант и Гегель, – которые, конечно, некоторым тоже:
– Не указка.
Не указка, несмотря на то, что уж как только Король Лир ни старался всё упростить специально – можно думать – для Сол-на:
– Привязал на голову пучок травы, – обозвали самого более, чем дураком.
Тогда как Король Лир только и показал на себе:
– Окружающий мир – оказывается – повернут к человеку обратной стороной, – как:
– В изображении фотоаппарата.
Логика довольно элементарная для современного человека, – другое дело поверить в нее фундаментально. Когда очевидно это невидно.
Борис Парамонов начинает измышления от печки:
– Текст – это всё-таки не Автор.
Что значит:
– Не знает точной разницы между ними.
На коей – разнице – и основаны Повести Белкина Пушкина и Герой Нашего Времени Лермонтова.
Разница эта, действительно, непроста, ибо потому и не увидел ее – возможно до сих пор – царь Агриппа, – что:
– Можно сказать на ровном месте – как дает показательное выступление Кевин Костнер со своей лошадью сцены из Шекспира, сражаясь с ней на мечах в фильме Почтальон, – ибо эта разница и есть разница устройства фотоаппарата:
– То же самое – только:
– Наоборот-т! – к верху ногами.
Другое дело, разглядеть, увидеть это вверх тормашками в реальном художественном произведении, – которого – о! мама мия – по Сол-ну и:
– Вообще не существует, так как не бывает никакой такой разницы в отличии от мира видимого.
Но разница есть, можно сказать, в том, что одно и то же, – а:
– Повторено два раза!
Как у Шекспира в Двух Веронцах:
– На ровном месте создается и шифровка мира Театром и его расшифровка этого спектакля, но именно Видением, как Утверждением Реальности существования:
– СИЭТЭ.
Сильвия в ужасе, что слуга до того опупел от ее красоты, что бросил на произвол судьбы своего хозяина Валентина, и сам лично пошел на Вы:
– Лепетать ей, Сильвии про любовь свою, непонятно, правда, откуда взявшуюся.
– Оборзел, скотина, – первая мысль, как Сильвии, так и ЗЗ – Зрительного Зала.
Но потом становится понятно, как вот сейчас сказал Борис Парамонов:
– Есть же какая-то разница между тем, Что мы делаем и тем, что кукарекают артисты на Сцене, – или нет?
И если уже известно про фотоаппарат, что он переворачивает изображение, то и Сцена – следовательно – делает тоже самое, иначе она не Сцена даже в деревне, где выступал с конем Кевин Костнер, – как, однако, по местной кличке сам:
– Шекспир.
Вывод Сильвии:
– Значит этот слуга, Протей не скотина, а просто-напросто притворяется, так как – о! мама мия, – вынужден притворятся, находясь на Сцене, и говорит – следовательно – ей обратное, что значит:
– Любит, да, очень, но не он, а его хозяин Валентин, – он:
– Он именно та Конкретная разница, которую размывает Б. Пар-в, как некую неопределенность, – но эта неопределенность имеет точное название, с которого начинаются Повести Белкина А. С. Пушкина:
– Их бин ПИСЬМО.
То же самое, что Человек его писавший, но имеет принципиальную разницу, – именно ту, что тоже:
– Существует-т!
Существует вот это самое заповеданное Богом:
– СЛОВО.
В данном случае Сол-н отрицает существование этой разницы, а Б. П. – не может определить ее конкретики, – но по одной и той же причине:
– Не принимают СЦЕНУ за новую реальность мира.
Как и раньше, только пусть будет Степь Донецкая, а в ней парень молодой, и чтобы на дух не было Королей Лир-офф, бегающих с повязками на лбу:
– Если в его роли иметь в виду Протея:
– Прошу прощенья, я только почтовый ящик.
Тоже самое, но только Почти. Как был и есть такой индеец у Мела Гибсона, устроивший такой переворот в своем древнем мире, что корабли Кортеса таки причалили к этой несуществующей еще Америке.
Если сейчас рассказать, как ответила Сильвия Протею, обрадованная тем, что Протей – это Письмо, и нашла в нем отличие от самого Валентина, которое – отличие – Борис Парамонов может уловить только, как то, что что-то еще то ли есть, то ли только это:
– Кажется, – боюсь будет – так сказать – не всем понятно, – ибо:
– Изо-бразила бурю негодования, – а:
– Зачем? – если уже плясать от радости надо?
Только по одной причине:
– На СЦЕНЕ событие ПЕРЕ-ворачивается, что Король Лир обозначил пучком травы на голове, так как ходить на ней научиться намного трудней.
И вот эту Разницу, эту Неопределенность нельзя обозначить ни в метрах, ни в килограммах, находясь сам-сами:
– Внутри Текста, – можно посчитать эти прибытки только с помощью приспособления называемого:
– ЧИТАТЕЛЬ, – что значит КНИГИ, – как и закричал А. С. Пушкин в Истории Села Горюхина в ответ на приветствие ключницы, что она нашла старые календари.
Здесь же рассматривают только Моцарта и Сальери, – ибо:
– Если еще приплести сюда Черного Человека, – страшно же ж будет-т.
Черный Человек – это реально, что значит:
– В этой же пьесе участвующий ЧИТАТЕЛЬ, – или Зритель.
Вот эту реальность Зрителя, и не хотят допустить, как критерий истины в Театре, как допустить Человека на Земле, – Связующим Две Скрижали Завета Бога.
И всё это видно в загадках текстов Шекспира и Пушкина, – без каких-либо эманационных допущений.
Почти, как таблица умножения.
Ответ:
– Ни за что.
– Почему?
– Человек не может быть таким умным.
Вот это последнее и есть критерий истины Солженицына.
Всё очевидно, но не может существовать, так как Хомик – это только дурак.
Не могут – по сути дела – до сих пор расшифровать загадку Библии, что сначала было СЛОВО. Ибо:
– Ну, где оно, где, – покажите!
Ибо СЛОВО – это же не смысловое слово, слово по Содержанию, а сказано просто:
– СЛОВО, – где оно?
И вот Шекспир написал Два Веронца, – поняли так – Аникст – что во всем, что написал:
– Шекспир только – ошибся, ибо – знаете ли:
– Как по морю не ходят босиком, так и по суще на плавают на кораблях. – Но:
– Это правильно – что по суше не плавают на кораблях из Вероны в Милан и даже – не доезжая – в Падую, – только при одной Посылке:
– Человек не участник соревнований здесь, на Земле!
Находят, следовательно, у Шекспира и у Пушкина противоречия, подразумевая, что Человек – и на-те вам – здесь на Земле – не живет-т!
Вот она разница, которой точно не видит Борис Парамонов между Текстом и Автором:
– Когда Макферсон издал Стихотворения Оссиана, – Пушкина:
– Спор и идет о том здесь:
– Кто, собственно, Автор?
И каждое предложение этого Текста – говорят ни ОБА. Но!
Без деления одного предложения на два законченных. Диалог находится в монологе. Шифр?
– Читатель.
Поэтому говорить, то, что думает, чем и кем является Автор – это одно, а его Текст – это другое – плохо тем, что это слишком большая примерность, которую хотят измерить машиной, но в том-то и дело, что есть измеритель ТОЧНЫЙ – это сам:
– Читатель, – Хомик.
Замени Человека машиной, – и:
– Ч.Т.Д. – что и требовалось доказать – человек на земле субъектум вовсе не обязательный.
06.01.20
По сути дела, заявляется, что Новый Завет нам неизвестен потому, что он и не:
– Точный, – тогда как Ветхого и так более, чем достаточно для создания Нового Мира, – даже, если этот новый мир только журнал, – ибо:
– А еще-то чего вам надо?
Бог создал Новый Завет, а в ответ на сие заявляется:
– Чё-то не то, так как – знаете ли – холодновато, холодновато.
Без литературы тут кумекать бесполезно, как и сказано в кино в переводе Андрея Гаврилова – даже и женских и детских голосов! – Враг у Ворот Василием Зайцевым:
– Один есть – ваше величество! – имеется в виду, Герой, и это на сегодняшний день Ромео, который с помощью Нового Завета, ему открывшегося спасает от смерти свою Джульетту.
Как и сказано в этом кино, Враг у Ворот:
– Нам нужны примеры ГЕРОЕВ, – однако, – Нового Завета в литературе! – ибо в Библии их хватает, но раскумекать, что к чему там:
– Непросто.
Ромео спасает Джульетту, поняв, что Сцена и Зрительный зал в видимом мире – это и есть Театр Нового Завета, – когда:
– Все – живы.
А здесь рассуждают именно нарочито абстрактно, так как уверены, что таких примеров не только нет, но и найти так трудно, как Новый Завет у Гоголя в Тарасе Бульбе, – у Шекспира же это говорится, практически прямым текстом.
Поэтому:
– Нет повести печальнее на свете – это совсем не то, заявляется, думают, – что:
– Джульетта умерла, – тогда как печаль в том:
– Напрочь не понимают и, более того, обязательно не хотят понимать, как Солженицын, – что:
– Она спаслась с помощью Нового Завета, только всего и сделавшего, что обозначившего местную историю с герцогами и графами:
– Не всем миром, – а только маленькой его Частью.
Люди жили внутри дома и никуда не выходили, ибо и было:
– Некуда, – проснулись в ночь на Рождество – вышли из-за позабывчивости, – а там, мама мия:
– Новый Завет, – следовательно есть улица, которую почти намедни искал днем с огнем Диоген, – однако, – поначалу искал:
– Так и не вылезая из бочки.
Думал так она лучче превратится в Кита, на котором можно отвалить отсюда в Силиконовую Долину.
Удивительный парадокс в том, что Гамлету надо только именно об этом догадаться, а именно, что события и люди на Сцене:
– Обратные тем, которые может видеть зритель наподобие царя Агриппы:
– Хочется, – а не получаецца-а!
Здесь:
– Даже попытаться увидеть истину Художественности – не желают:
– Солженицын, – Борис Парамонов колеблется, да, вроде того, что что-то есть, но приглядеться не удается.
Конкретно, Гамлет потому и ходит с прижатой ладонью ко лбу – пусть и только в воображении зрителей, – что догадался:
– Муж его матери – это и есть его настоящий отец, – но как это может быть? – задает тот же вопрос, как и Ромео, уже понявший намек истины.
Существуют шифрованные сочинения Шекспира – говорят – где – так и говорят:
– Уже есть вся правда, – но!
Ничего другого, кроме того, что сказал я там быть зашифровано не может. Вот я сказал, что отец Гамлета прячется не там-тамтамтам, за горами и долами в виде Призрака, – а:
– Является просто-напросто мужем своей жены в роли своего брата, которого за-благополучно грохнул, как раз за настоящие рамон-тические отношения с мамой Гамлета.
Вывод:
– Да, Гамлету надо думать, но уже только о том:
– Чей, собственно, он сыночек таперь?
Мама – допустим – та же, но папа, скорее всего, другой. И зритель вполне может думать:
– Вот тот, который есть на сцене – тот и отец, – но:
– Только по понедельникам, средам и пятницам, – по вторникам, четвергам и субботам, – если она в этом месяце нерабочая, – другой.
В воскресенье? Как раз день, так скать:
– Открытых дверей! – заходите, гости дорогие, зрители, вы этим папой сёдня и будете.
Вовочка:
– А кто нет? Самим Гамлетом можно?
– Извольте, мил херц.
Если сможете опередить царя Агриппу, который – авось – до сих пор на эту сцену жизни так и не за-карабкался.
Следовательно, люди – как царь Агриппа – веками хотят понять, что тут всё-таки происходит, а Борис Парамонов почему-то надеется, что Солженицын чего-то только сють-сють недопонял, – тогда как он не только не начинал, но и бежит в совсем другую сторону, – и более того:
– Наполовину нарочно. – Ибо умнее Эйнштейна быть всё равно не получится – будем против.
Хотя поверить не могут именно в такую простую вещь, – как:
– Людям! – и такое счастье, да не может этого быть никогда.
Ромео наоборот:
– Не может быть такого несчастья для человека, как потеря Джульетты навсегда, – и:
– Отгадал эту загадку Сфинкса, что – для разнообразия – Остап и Тарас Бульбы
поменялись местами в тюрьме!
– Зачем?
– Вот именно за тем, что это возможно. Об этом и весь Тарас Бульба Гоголя.
Как и Ромео и Джульетта Шекспира о том, что Джульетта не умерла.
Печаль этой повести в том, что мало кто сие раскумекал.
Можно думать, что понять Повести Белкина Пушкина настолько труднее Шекспира, что и вообще почти невозможно, – но:
– Это только при условии, что суть происходящего и непонятна.
И там, и там говорится о Хэппи-Энде, Ромео это пропедалировал, когда еще и не сделал ничего для его спасения – Хэппи-Энда – имеется в виду, когда Джульетта умерла.
У Пушкина же Хэппи-Энд наступает в конце повести Метель, но как это произошло – непонятно же ж абсолютно, что Марья Гавриловна, долго мучаясь тем, что она не замужем – оказалась вдруг замужем, да еще за тем, с кем:
– Еще почти в детстве переписывалась письмами из КНИГИ – надо полагать – ЖИЗНИ, – Жан-Жака Руссо Новая Элоиза, – как:
– Шифровки письма, которое никто не может расшифровать, кроме Владимира!
Перед ней же:
– Полковник Бурмин.
Следовательно:
– Я милого узнаю по походочке, – здесь не подходит.
Почему и крикнула Марья Гавриловна в церкви:
– Ай! – не он.
Следовательно:
– Нельзя увидеть истину просто так – можно – в этэньшен – с помощью:
– КНИГИ.
Для ее же чтения и нужен этот Самый-Самый:
– Homo Sapiens.
ЕГО – следовательно – и советуют помнить всегда Шекспир и Пушкин.
Поэтому гадания Бориса Парамонова:
– Быть или не быть, – Тексту или, наоборот, Автору, как им произведенному, – далеко не вилами на воде писаны – расшифровать эту разницу можно:
– Точно!
Только результат будет неожиданным, но и превышающим все мыслимые полномочия человека.
Люди гадают:
– Кто всё-таки и на самом деле убил Джульетту, может быть, сам Герцог, или Граф, который хотел на ней жениться, отец, боясь быть опозоренным, – а:
– Она жива, – так бывает-т, – без знака вопроса.
Дело не в том, что у Пушкина и Шекспира пропущено слишком уж много текста, чтобы самим читателям догадаться о том, – что:
– Было, было, было, – а в том, что этот текст – по точности, в которой он только и виден – находится именно у:
– ЧИТАТЕЛЯ.
Б. Парамонов не знал, что не весь текст Книги находится у Автора?
Вот Солженицын – получается – что знал, ибо можно ли быть на самом деле таким – э-э – чтобы возражать против правды:
– Просто так.
– — – — – — – — – — – —
05.01.20
НТВ – опять идет Шерлок Холмс с Ливановым и Соломиным – Сокровища Агры.
И:
– Волнение, – смогу ли заметить спрятанную Конан Дойлем истину? – но:
– В том-то и сложность и в том-то и легкость этой истины, что автор не прятал концов не только в воду, но и в пятизведочный коньяк, – который – буду надеяться – покупал для себя на свои праздники Венедикт Ерофеев, – это:
– Природная шифровка, – как классиков русской литературы, – не исключая отсюда Вильяма Шекспира.
Ромео, да, до нее додумался, но не сразу.
Что тут может быть не Так? Первая мысль:
– Тот, кто ворует сокровища – ворует своё, – но Шерлок Холмс почему-то хочет ошибиться.
Вряд ли может быть:
– Только для того, чтобы избавиться от Доктора Ватсона, заставив его жениться на этих богатствах, – а:
– Невеста уже приложится.
Ибо:
– Человеку свойственно бояться, что Своего, но не отдадут же ж, заразы, просто так, по-хорошему!
Возможно, Шерлок Холмс знал, что наследница, будущая жена Ватсона – родственница преступника, – поэтому:
– Пусть будет хоть она счастлива, если саму преступнику это дело делать уже:
– Поздновато.
Следовательно, преступления не делаются – они создаются. Что и продемонстрировал Печорин в Фаталисте.
– Чтобы отыскать эти проклятые сокровища, – говорит Ватсон, – я готов посвятить этому всю жизнь, – и, можно думать, не только потому, что хочет:
– Пусть моя любимая девушка станет очень богатой, – я:
– Пусть – тоже – умру на своем половинном хирургическом жаловании.
Вывод:
– Вполне можно думать, что эти сокровища принадлежат Ватсону – прибрал к рукам, шастая по Индиям, – и только и нужно теперь, что:
– Их отмыть с помощью женитьбы. – Фантастика, но скорее всего, именно это и есть правда.
Может быть, в большей степени они принадлежат Холмсу, но он решил таким образом поздравить друга:
– С новым образом жизни.