Герой романа. Литературные эссе

– Опять ни хрена не выдали на трудодни, да и за прошлогодние не рассчитались, как будто их и не было никогда – какое тут может быть самолюбие, если:

– Если любви-то власти к нам нет и, похоже, не предвидится.

Тут про Солженицына можно только сказать, что сдавал он этим письмом на аттестат:

– Какой-то зрелости, – но, как написал Высоцкий:

– Капитан – никогда ты не станешь майором. – А то я всё не понимал, о ком это он пел, как разводящий на Плешке.

И уже не удивительно, что на Некоторых едва напаслись пароходов, чтобы отправить их Туды-Трою, а ему наоборот:

– Дали даже целый паровоз, чтобы кататься Здеся, да со щами всегда в кипятке на специальном подогреве.

– Люблю, грешным делом, горяченького, да с потрошками! – С потрошками, однако, театральных режиссеров, которые за сердце хватались – держались, узнавая про существование этих виршей. Как говорится:

– Кому щец, а кому и на холодец.

Говорится о:

– Загадочности и конечной непроясненности натуры грибоедовской героини.

А кто прояснил конфликт Ромео и Джульетты – он, очевидно с первого взгляда, надуманный. На самом деле это объясняют его надуманно:

– Такие тогда были нравы. – Это ошибка, ибо Шекспир писал о вечных ценностях.

– Софье дается – драматургом – фантастика – ложная схема действия, – написал Солженицын.

Фантастика, потому что сказано:

– Почему это, собственно говоря, пьеса, а не сама жизнь, ась?

Так потому, мил человек, что Сама Жизнь, была только в первые шесть дней творения, а дальше всё:

– Современная иё постановка!

– Только по несправедливой воле автора Софья в слезах признает правоту Чацкого. – Тут можно только подтвердить, что все ошибки Солженицына – фундаментальные. Он делает все выводы, исходя из видимого материла, заранее, ставя в посылку, что не только актеры, но и он сам:

– Чурбан с глазами, Буратино из полена, и поэтому, мыслить и страдать, как люди не могут. – Хотя Белинский должен бы был ему напомнить, что в театр я хожу именно и только затем, чтоб:

– Мыслить и страдать. – А кто не может – и даже более того:

– Умереть в нем, – лучше сюда и не заходите.

Тем не менее, Солженицын зашел, и пошло, так сказать, поехало.

Отрицается, по сути дела, доказательство Великой теоремы Ферма, что между Полями и Текстом существует связь. В данном случает это значит:

– Не может Смоктуновский передать своего знания, своих чувств Гамлету.

Гамлет – это Гамлет, а актер только зарплату получает. Ибо посмотрите в платежной ведомости:

– Георгий Бурков – рупь писят за спектакль. – Мало? Так, если бы он был связан с театральной мафией в лице хоть того же Гамлета – разве им на двоих столько бы платили, ась? А значит, и не связан.

И эта прошлогодняя весть дошла-таки до того места, где преподавал географию – или что у них есть еще там – о впадении Енисея в Волгу где-то близ Нижнего Новгорода, Солженицын. Как говорится:

– Математик, а о существовании Теории Относительности никогда не слышал.

А если слышал, то не посчитал нужным сначала в ней разобраться, а потом громить книжные полки, полные, как поет Перт Лещенко:

– Вина любви.

Теория Относительности формулируется и объясняет просто:

– Герой участник События – всё!

Что означает в данном случае: актер может иметь связь с образом, Смоктуновский с Гамлетом. И, следовательно, Гамлет – это не только Гамлет, а это, как написано в Событиях после Воскресения Иисуса Христа:

– ДВОЕ на пути в Эммаус.

После Воскресения чувства Чацкого – это не одно и тоже, что что чувства – пусть на этот раз будет – Высоцкого, но связаны с чувствами Гамлета, как Ромео связан с Джульеттой, как Чацкий с Софьей.

Потому Софья и признает правоту Чацкого, что он в ней своей половиной. Как Князь наполовину в святой Февронье. Хотя еще и не женился. Может быть, тут существует и та идея, что потому и не женился, что не был женат.

Важно, что знания одного становятся знаниями другого. Как Гамлета и Высоцкого или Смоктуновского, так и двоих людей, Софьи и Чацкого друг к другу. Но!

Сложность в том, что это именно:

– Не одно и то же! – Как у Пушкина расписано в Пиковой Даме:

– Графиня и ее муж Привратник далеко – на вид – не согласны между собой, то она дает ему пощечину, и ложится спать одна, то он:

– Не дает ей денег на продолжение игры в карты, чтобы отыграться.

По Двум Скрижалям Завета, человек с человек связан, но он не одно и то же, что другой. А было, по идеологии Золотого Литого Тельца вот как раз так, как думает Солженицын:

– Одно недоразумение, почему она делает наоборот, а не посылает Чацкого, как дурака облезлого, куда подальше.

Так именно потому, почему Мария Магдалина не послала туда же Иисуса Христа, вот он закулисный ответ из невидимой пред-истории Софьи и Чацкого:

– Как Иисус Христос Чацкий спас ее когда-то от закидательства камнями, от вечного позора. От смерти.

Получается, что Вера в Бога, в Две Скрижали Завета уже давно шагает по миру, по душам людей, а Солженицын, как и многие здесь, даже не подозревает о её существовании. Не в смысле знания, а просто по душе:

– Нэту. – У нас этого. И хватается за голову:

– Ты откель? – Как Донатас Банионис в фильме Солярис. – Моя мысль? А я тебя не знаю! – Она, заметьте, уже пришла к нему на ночь ложиться в виде одной из Бондарчуков.

Скоро дети будут, а все не ясно:

– Было, или всё-таки ничего не было? – Имеется в виду, между Софьей и Чацким до того, как он уехал за границу.

Софья о Чацком – не человек, змея.

Молчалин у Солженицына выходит для Софьи выше бездушного ума Чацкого, т.к. – этеньшен – он – Молчалин имеется в виду – готовит себя к семейной жизни, а Чацкий просто так погулять вышел, ибо имеет ум блестящий, но бездушный.

Откуда, собственно, это взято? Бездушен ли Иисус Христос, покинувший свою семью? Бездушен ли его ум, если в нем Дух Божий, данный ему для поиска истины? Так, как Солженицын, можно говорить не только, не веря в переустройство российского общества по типу западного, но главное Солженицын не верит в возможность того, о чем написал Пушкин:

– Духовной жаждою томим,В пустыне мрачной я влачился, —И шестикрылый серафимНа перепутье мне явился.

Общество-то, ладно, Пушкин считал за счастье, если дороги сделают через пятьсот лет, главное сам человек:

– Может ли? – И ответ в этой статье Солженицына, однозначно нет, глубоким может быть только чувство к семье, и сравнивает Софью с Наташей Ростовой, о которой, что вообще можно сказать? Я не знаю. Только что не побоялась трахнуться до свадьбы с Анатолем Курагиным? И один ли это раз было – никому неизвестно. А про Софью ее папочка, как и выразился:

– Вся в мать пошла. – И получается совсем не после Вилли Токарева:

– Эх, чтоб твою мать, буду в шахматы играть. – Точнее, может быть, как раз наоборот: так это уже надоело, что в шахматы играть лучше, но! Только не с Чацким!

Может быть. Но если бы Чацкий стал, как гуляка праздный Моцарт. Как его любила жена, пока не умер, чуть что, как объявил Милош Форман:

– Вульфи, Вульфи, милый мой! – И очень жалела, что к нему раньше времени пришел ЧЧ – черный человек.

Чем же Софья отличается от немки, жены Моцарта, что так не верит в духовность блестящего ума? А в духовность Молчалина верит, и только потому, что этому Молчалину вообще ни хрена не надо, кроме чинов и денег. Парадокс, близкий к уроку чистописания, где можно сравнивать только три буквы:

– А и Б сидели на трубе, А упало – Б, так сказать, тоже испарилось, что осталось на трубе. – И идут размышление на тему:

– У какой буквы лапы загогулистей, – в том смысле, что выбирается только или А, или Б, несмотря на их произвольное или не совсем, падение, про И – базара нет, как и про духовность блестящего ума, ибо:

– Ну, просто не бывает. – Так можно сказать, прямо и пишется:

– Роль личности в истории имеет место быть, но только на Соловках. – Имеется в виду, если не успели сесть на философские паровозы-пароходы.

И забыл, или и раньше не помнил, товарищ Солженицын, что роль семьи в истории, да есть, но очень своеобразная, как обрисовала ее популярно Александра Коллонтай:

– Точь-в-точь, как стакан воды, – или, что тоже самое, два пальца об асфальт, и жила спокойно с мужем, у которого была жена. Единственное достижение, что и эту жену не выгнали с брачного ложа, а тоже:

– Пусть будет с нами.

Вполне, знаете ли, можно предполагать по намекам Грибоедова словами папочки Софьи, что она и была после 17-го года Александрой Коллонтай.

Зачем ей муж, явно неспособный пойти на всё, так сказать:

– В борьбе за Это.

Ссылка на Пушкина, что Молчалин хороший, так по словам Пушкина:

– Молчалин не довольно резко подл. – Так естественно, что Молчалин – это именно, как:

– Все. – И, следовательно, хорош тем, что с ним:

– Ничего не случится. – Тогда как все такие Как Все, как все домохозяйки, в одном фильме расстреливались именно за это Как Все старорежимные, про которых Ленин прояснил:

– Бесполезно переучивать, ни хрена всё равно не поймут. – А спастись можно было, надо было только поверить:

– Вульфи – Чацкому. Что, друзья мои хорошие, начинающие свою мораль от сексопатологии до стремления к мещанству любой ценой:

– Черный Человек придет и за вами.

Написано:

– Житейский ум Жюльена Сореля Стендаля сведен в Молчалине к угодничеству. – И что характерно, написано:

– В авторском воображении. – Фантастика! Автор неправ – это Софья с жиру бесится, а он хочет жениться только на служанке. Тогда как Жюльен Сорель хотел, как раз обратного:

– Забраться как можно выше.

Вполне возможно, конечно, что Чацкий Софье не пара, ибо ему нужна Силиконовая Долина не для хорошей жизни и не для хорошего заработка, а чтобы повторить открытие Двойной Спирали Уотсона и Крика. Что в первом приближении значит:

– Пойдет и на неустроенность быта, лишь бы доказать, что генетика – это не менетика, и она на самом деле существует наряду, правда, с кибернетикой, и несмотря на постановление ВАСХНИЛ, сделанное партией и правительством напополам с академиком Лысенко, что только куры лично могут собирать гусениц с картохвельных полей, несмотря на открытие Владимира Высоцкого:

– Значит так, до Сходни доезжаем, а там рысцой и не стонать, небось картохвель все мы уважаем, когда с сольцой ее – обменять на:

– Мат.

То-то Едоки Картофеля у Ван Гога:

– Морда во! Носище во! – Ну, вкусно же ж, на самом деле, ибо не зря теперь все закупают теперь только голландский картофель. А вот тамошняя Софья тоже была еще та лиса – хотя и с рожей, как у этих картофелей уборщиц – замуж за Ваг Гога – ихнего Чацкого, тоже не захотела карачиться, ибо проповедником не стал – не стал, а художники у Бальзака зарабатывают только изготовлением копий:

– Картин пред них идущих мастеров этого дела, – так что, жди, пока дойдет очень до твоего поколения – сам околеешь. Как Моцарт.

Так-то всё понятно, ловить здесь Чацкому действительно нечего, как и Пушкину, как и Иисусу Христу. Одна надежна на памятник нерукотворный.

Но с моей-то точки зрения здесь совсем другой сюжет, а именно:

– Софья и Чацкий, как Адам и Ева разыгрывают этот спектакль в присутствии Древнего Змея, которого хотят обмануть. И именно в роли этого змея – Молчалин.

Точнее, не как Адам и Ева, а это они и есть Адам и Ева. Почему эта комедия и называется:

– Божественная. – Или наоборот:

– Комедия. – Как у Данте:

– Спустись в ад, посмотри сначала, что там происходит, а потом и пиши, как сделал, не подумавши туды-твою сходить, Солженицын.

Написано, что это преувеличение, что Молчалин желает Софье счастья напоследок. Но это вполне логично, ибо, спустившись на Землю вы найдете там и не только счастье, но и его тоже, что значит:

– Битва, вам, ребята, предстоит не шуточная.

Приведено хорошее замечание Белинского, что:

– Действующие лица проговариваются, из угождения автору, против себя. – Что означает, текст героя состоит не только из написанного сценария, но их своих слов. Или, что тоже самое, как написал Виктор Пелевин:

– Герой видит пулю, пролетающую мимо его живота в нескольких сантиметров с помощью автора, с которым имеет связь, несмотря на то, что все думают:

– Один из них – автор – наблюдает, а другой – герой – находится внутри того батискафа, который спускается в глубины романа.

Но в том-то и открытие Теории Относительности Эйнштейна, что наблюдатель окружности может пройти внутрь ее. Человек, следовательно, находящийся на Земле, может быть, также и в центре, на Солнце. И отсюда вывод, который сделали древние люди:

– Земля – это центр мира.

Можно сказать, идет схватка Солженицына с Гайдаром. И Солженицын сам себя буквально поставил на роль Молчалина. Как говорится:

– Не только ничего нелогичного, но и ничего личного – всё правильно.

Хотя бой идет не на жизнь, а на смерь. Собственно, почему смеются над Чацким здесь, как над дурачком?

– Он думает, что он всё еще на Небе! А вот мы те напишем в аттестат-то зрелости, что:

– Пьет вино, да бочками сороковыми. И, вообще, любит больше всего самогонку, учёный! Тогда зачем спился раньше времени, как поэт Рубцов, или, как Бродский:

– Даже восемь классов до конца не закончил.

Почему, как Зощенко, подглядывает в замочные скважины, да не нефтяные, а квартиры бедных, но добропорядочных граждан?

Как Ахматова или Мандельштам хоть бы хны про то, как надо правильно жить, а все какая заумная разлюли-малина?

Жили бы, как нормальные пацаны, а они как Есенин зачем-то спиваются раньше времени, да и поют уж чё-то слишком тоскливо.

Про Высоцкого, вообще, лучше не начинать, считал, грешник, что со столбами лучше разговаривать, чем с людьми любого пола, не считая Маринки в анфас.

Про Пушкина уже было резюмировано одним гражданином в интервью Радио Свобода:

– Зачем он так жил, не как все его сотрапезники по училищу, одни стали министрами иностранных дел, другие тоже ничего, а он не имел денег, жил, как неудачник. Как, надо добавить, Иисус Христос.

Действительно, печальная история. На первый взгляд так и кажется, ловили бы и дальше рыбу, на хрена им это надо было, апостолам переться по городам и весям, да еще и изображении Чацкого – люди не пойму этого умничанья.

Так и сказал Фест апостолу Павлу:

– Умничаешь ты, Павел! – Точнее, даже: безумствуешь ты, Павел! Большая ученость доводит тебя до сумасшествия.

В отличие от Чацкого Павел разумно ответил на это, похоже, всегдашнее обвинение людей, как сказал Пушкин: с умом и сердцем:

– Нет, достопочтенный Фест, сказал он, я не безумствую, но говорю слова истины и здравого смысла.

Тем не менее, Чацкий, как и Пастернак в Докторе Живаго только удивился:

– Неужели на самом деле никому ничего не надо?! – И только абстрактные слова, что, мол:

– Давай, давай, нам всё хорошее очень надо. – А потом и его Семичастный не захотел приравнять даже к свинье, что даже она не занимается такой хреновиной, как пригретый советской властью Пастернак.

Все критики этих передовиков божественного производства ошибаются в одном и том же:

– Они не видят двойственности мира, которую увидел стражник, проверявший тугаменты Гришки Отрепьева на русско-литовской границе:

– Не всяко слов в ту же строку пишется.

Солженицын находит ошибки в тексте, не понимая, что перед ним не весь мир, а существует еще и:

– Посылка! – каждой фразы.

А он привык лепить логичную, но:

– Тавтологию.

Критикуют Грибоедова почем зря и кому не лень, даже переводчики с любого на каждый, а он не придумал ничего нового, ибо:

– Так написана ВСЯ мировая литература.

Почему люди и любят его, любят и понимают, не задумываясь.

Сама статья об этой критике Солженицыным Горе от ума написана принципиально неверно, постоянно, чуть ли не каждое предложение, на любое утверждение делаются оговорки, что и значит, в одну телегу автор пытается запрячь овцу и трепетную лань, записать устройство мира в одну строку. Как делал тоже Григорий Померанц за что его критиковал жена Зинаида Миркина, что лучше не надо, ибо один хрен:

– Всей правды ты не знаешь, и всего не скажешь в один присест, даже если тебе дали целый разворот в газете: только переливай из пустого в порожнее.

Самое удивительное, что и доказывать ничего не надо, ибо идет критика не Грибоедова, а всего остального мира, но с какой позиции, какой новый синхрофазотрон изобрели здесь, чтобы разводить эту панихидную разлюли-малину? Вообще ничего, каким ты был, таким ты и остался:

– Простой здравый смысл с намеком, как минимум на абсолютную неправоту всего прошедшего мира.

Именно об этой ошибке будущих хомо сапиенсов и рассказано в книге Код Войнича, где растения нарисованы, как будто детской рукой, но нарисованы и срезы растений, как для вида через микроскоп. Что значит, обычный точный вид, видимый невооруженным взглядом, этот самый учительский здравомыслящий взгляд – есть большая ошибка.

Нужно приспособления для обнаружения истины, холст для художника, сцена для режиссера, микроскоп и телескоп для ученого, перо и бумага для писателя, не зря Татьяна рисует на стекле:

– Заветный Вензель О да Е. – Е, вписанное в О – это погремушка Исиды, как бутылка шампанского Пушкина, будит людей от этой спячки непосредственности восприятия, от иллюзии, что, как говорил профессор Бредфорд на Viasat History:

– Дайте мне фотографию Воскресения, и я поверю. – Не получится ничего увидеть непосредственно, ибо Воскресение происходит по Теории Относительно:

– Его надо видеть не только снаружи, но и изнутри, как оба вместе:

– Автор и Герой романа. – Как и делают все художники и ученые.

Поэтому и Плат лежал в могиле Иисуса Христа не отдельно уже, а вместе с пеленами, что значит:

– Внутри них, как Заветный Вензель О да Е, что слово ЕВАНГЕЛИЕ было написано не на пустом месте.

А когда его начинают рассматривать без Пелен, то и получается – одни противоречия, а забывают, что содержания без формы:

– Не бывает.

Новое вино наливают в новые меха, и эти новые меха и есть:

– Две Скрижали Завета.

Связанные между собой! И не литой телец, или не разделение полное.

Потому апостолы и берут с собой два меча в поход по городам и весям, что идет и защита старой веры – одним мечом, и прокладывается дорога для

новой – другим мечом.

Сложность приличная, но люди понимают ее душой, как понимают комедию Грибоедова Горе от Ума.

От какого ума горе, от разделенного уже мечом на две скрижали, как у Чацкого, или, наоборот, целостного, как литой телец, у Скалозуба. Ибо сомнительно ставить в противники Чацкому Софью и Молчалина, играющими свою роль. Одна проходит испытание на Еву – как говорится:

– Не Лилит ли опять попалась, – и опробовав ее на Молчалине, а точнее:

– Это и был тот проверяющий, кто испытывал Софью на пригодность к личной жизни вместе с мужем, и она, как известно, успешно согласилась.

Молчалин ушел в кусты, или как нарисовано на картине:

– Залез на дерево, для наблюдения за дальнейшими событиями.

Софья, конечно, или хотя, надеюсь, не Лилит, но Адам, то бишь Чацкий схватился за голову, что, пожалуй, лучше было бы и не начинать эту ахинезацию, да, видно, поздно, уже дал согласие богу, что справится.

Но!

Но не справился, как видно. Поэтому и пошел вслед за ним резервный батальон, Иисус Христос. Как говорится, или лучше, как спел Высоцкий:

– В прорыв пошли штрафные батальоны.

В прорыв, сделанный, однако Адамом – Чацким.

Солженицын сам весьма приличный бололо и, видимо, лавры Чацкого не давали ему покоя. Да, как Чацкий, только без задней, так сказать, мысли. Без Посылки бога, а просто идет в лобовую атаку, как баран.

Все его обличения обращены фактически к Иисусу Христу, как:

– Именно, как первосвященника. – Считающего, что бог один и никаких детей у него нет.

Нельзя даже сказать, что идет критика Нового Мира, начавшегося с Иисуса Христа, а более того, вообще:

– Критика правомерности жизни на Земле, – что и Адам и Ева напрасно сюда приехали – приперлись, ничего у них не выйдет по той простой причине, что и их здесь тозе:

– Не было.

Признается, фактически, только один бог, бог, стоящий за зиккурате Вавилонской Башни. Можно, правда, сказать, что и он был не кем иным, как именно Белом, Белкиным, предком:

– Александра Сергеевича Пушкина, – который, тем не менее, не захотел встать рядом со своим пра-пра и так далее вместе на одном Зиккурате, а:

Я памятник себе воздвиг нерукотворный

И вознесся выше он:

Александрийского столпа

Намного выше вавилонской башни древности.

Самое удивительное в открытие Иисуса Христа то, что и древний мир, который жил по другим законам до Него, по вавилонским, теперь может быть правильно исследован только по:

– Христиански, – так, как будто это было всегда.

Поэтому, когда некоторые кандидаты наук пытаются доказать, что раньше, до Христианства, было лучше, меньше делали неправильных вещей, но противопоставляют не другую реальность, а только виртуальную возможность, ибо та реальность не только далече, а ее уже просто:

– Нет. – Не с чем сравнивать.

Как и сказал Иисус Христос:

– Я был раньше.

И удивительно то, что Христианство не оказалось для людей слишком сложной верой! Несмотря на то, что Апостолу Павлу на это указывали:

– Слишком много у тя ума, Павел. – А от него будет ли нам счастье на века?

Али, наоборот, горе.

Написано:

– Из Скалозуба сделана карикатура. И только для того, чтобы легче было Чацкому. Как из него можно сделать еще и карикатуру – непонятно.

Хотя, конечно, имеется в виду, что Скалозуб – это, собственно, не Скалозуб, а какой-то другой очень хороший человек, ну, если он находится до сих пор на государственной службе. Автор, Грибоедов, опять ошибся, так как не того приятеля встретил на своей узенькой дорожке.

– Ай! не он. – Ибо тот был моего сердца чемпион, а этот хрен знает на кого похож. Натуральное кино и немцы: в пьесе должны быть не Ромео и Джульетта, а рабочие з нашего завода, наконец соизволившие в свободное от работы время покрасить ворота завода, глядя на которые даже из прошлого, мы продолжаем и продолжаем петь:

– Утром у входа она иво встретит, и уж тогда раз-збер-ремся, чье айвовое варенье на самом деле лучше, и кто в прошлом годе подрисовал себе лишний ноль в плане перевыполнения плана. И всё только затем, собственно, чтобы:

– Чацкому, оказывается, стало легче отстреливать своих гусей в лабиринтах подлестничных маршей, где обитал Молчалин, и таскал за волосы Софью.

Почему нет, если товарищ Солженицын, как и никто другой не отменял пока что Маркиза и его методы ведения народного хозяйства, как во всем мире, так и в отдельно взятых странах, не исключая Россию. Спрашивается, зачем? И, следовательно, затем, чтобы:

– Любили еще крепче. – И кстати:

– Чацкому от этого намного легче лепить своего честного-пречестного горбатого. – Надо, надо ему помочь, так как в одиночестве своего морализаторства и – как написано здесь, в статье:

– Неукротимого краснословия, – против вас обычных – тоже, как написано в статье:

– Смердов.

Прямо-таки речь для посылки за рубеж, и в места его не столько еще отдаленные всех ученых-крученых-мученых в Н-ских годах прошлого века.

И тут же ответ:

– Чтобы уярчить блеск Чацкого и обезобразить московское общество.

Зачем, собственно, за такие речи Солженицыну давать премию, если он и так хорошо, ох, хорош!

С какого только базара тащится эта информация современным людям вряд ли будет понятно. Из какого-то спектакля Дети Подземелья.

Идет оправдание Скалозуба, что он – в отличие от Чацкого – смотрел смерти в лицо на наполеоновских войнах. Это верно, Чацкий выступает, как человек, который:

– Не проходил необходимых фильтр-ров.

Написано, что Фамусов наделяется неорганичными и нелепыми формами поведения:

– Выкрики, затыкание ушей. – Но это, может быть, кажется нелепым в тиши библиотики, где писалось сие сочинение Солженицына, а в других местах, на которые можно даже не указывать специально – это даже более, чем норма, а вообще:

– Как ритуал посвящения, хотя и, увы, не в масоны.

Говорится:

– Скрещение равноценных реплик возвысило бы диалог оппонентов. – Но!

Но в том-то и дело, что нет, как не возвысил его сам Солженицын своими логичными доводами, но логичными с позиции Пьера Безухова: