– А обо мне? – спросил мальчик.
– И о тебе! Но не сейчас, а позже, – ответила Елена Викторовна. – Мы в «Башмачок» приехали и решили зайти просто так, без звонка.
– Мы пойдем за ботинками? – спросил мальчик, посмотрев на мать.
– Подожди, потом. – Она поправила ему воротничок куртки.
Прошли в комнату, обставленную старой мебелью: комод с зеркальцем и маленькими ящиками, и большой шкаф с резной дверцей, столик для цветов на высокой ножке. А в больших и маленьких рамочках на стенах – фотографии, рисунки готических соборов, китайская графика и северные пейзажи.
Мальчишка посмотрелся в зеркало комода, показал себе язык и повернулся к матери:
– Ух, какое здесь все! Ничего интересного! Одна музейщина! Да?
– Помолчи! – Мать дернула его за рукав.
– Сейчас картошка закипит, если кто хочет, – предложила Аня. – И чай будем пить. Олег, помоги мне стол на середину поставить.
Аня доставала чашки из серванта, а женщина стояла рядом, рассматривала посуду и говорила:
– Как мне вот это блюдо подошло бы. Прямо под цвет моему синему сервизу. Давай поменяемся на мое белое блюдо?
– Это – бабушкино, – ответила Аня.
– Мое тоже старинное.
– Наше лучше, чем ее, – заявил мальчишка.
Олег сказал, что ему пора уходить. Аня помолчала, а женщина усмехнулась и посмотрела на нее:
– Что же вы так быстро! Мы ведь ненадолго. Чуть посидим и уйдем.
– Далеко живете, наверное? – спросил Анин отец.
– Почти рядом. На Стрельбищенском.
– А, соседи!
– Это там, у кладбища, – заметила дама.
Аня подошла к комоду и что-то быстро написала на листочке бумаги. Открыла Олегу дверь, вышла за ним на лестничную клетку и передала свернутый листок:
– Это тебе! Ты позвонишь? Да?
Он не ответил, только прикрыл на миг глаза в знак согласия. За дверью мальчишка закричал:
– Робкие какие женихи!
На улице было темно и ветрено. Пахло пылью. По мостовой несло листву. Домой идти не хотелось. Олег свернул в сквер и зашагал к Шмитовскому проезду. За зданием исполкома свернул в переулок и по узкому разбитому тротуару добрался до Звенигородского шоссе. За черным забором в сплошной темени шумели на ветру деревья Ваганьковского кладбища. Звенел трамвай на повороте. Начинал накрапывать дождь. Вдруг полило как из ведра, так, что ветер оказался будто прибитым к земле и засуетился у самых ног.
Из дома Олег позвонил Ане. Услышал ее голос и сказал:
– Алло! Решил проверить связь. Вы там одна или с гостями?
– Все ушли.
– Ты на меня не обиделась, что я смотался?
– Наоборот, спасибо тебе.
– За что? – спросил он.
– За деликатность.
– Ну, это – пожалуйста. Этого у нас сколько угодно. Но только не бросайте меня одного.
– Это не от нас зависит. Это время покажет.
Ирина заглянула в комнату и заулыбалась:
– Привет! Как хорошо, что вы тут оба! Я пришла вас проведать.
Борька раскинул руки и закричал:
– Ой, красавица наша! Совсем нас забыла!
Ирина была в длинной, с отливом, норковой шубе. Запахнула ее, села на стул, предварительно оглядев сидение:
– Я у себя в офисе такой ремонт провернула! Столько денег ухлопала, но почти все, что хотела, сделала. Только с ковролином меня, кажется, надули. А у вас тут чего?
– Как пчелки работаем! – закричал Борька. – Установку новую готовим. Ах, что за шуба! Тепло, поди в ней. – На улице было на нуле.
– Она у меня – новая. А вы лучше бы ремонт сделали. – Ирина посмотрела на стены. – У вас в здании кругом такая зашарпанность, что заходить в хорошей одежде даже как-то неудобно.
– В такой-то шубе – и к пролетариям умственного труда! – Борька покачал головой.
– Конечно, неудобно, – повторила Ирина. – Сразу начинают на тебя странно поглядывать.
– А ты как увидишь кого в спецовке, – говорил Олег, – сразу руку вверх вот эдак поднимай: «Рот фронт!». Чтобы своих знали.
Борька захихикал, а Ирина посмотрела на них и сказала:
– Вы тут сидите и развлекаетесь за государственный счет. Вам бы покрутиться часиков пятнадцать в день. Да среди всякого жулья, которое только и норовит надуть. Поесть нормально – и то некогда. Хоть завела себе домохозяйку. В квартире убирается и ужин нам с маман готовит.
– А не боишься? – спросил Олег.
– Чего?
– Мало ли как… В ходе классовой борьбы…