русы, предки моего народа, многим числом выжили, а потом, спасаясь от холодов, в эти края южные пришли. А уже здесь наши мужчины, кому скифок не досталось, брали в жёны местных женщин, ариманок, потому как других здесь и не было. Вот так и народились вы, хунны.
Недоверчиво закивал головой хан. Выходит, чуть ли не в отцы скифы им годятся.
Причмокнул от удовольствия Тегит, в очередной раз отпив из пиалы, передал её в
руки «родственника», хитро блеснул глазами.
– Смотрю я на тебя, царь. Ты большой, как медведь, а я и до плеча тебе не достаю.
У тебя глаз, как озеро лесное, синеет, а у меня прорези чёрные вместо глаз. У тебя борода светлая шире колчана, а у меня, – он потеребил свою тощую бородёнку, – три
волоска торчит. Если мы с тобой родичи, то почему не слишком похожи мы друг на
друга?
Усмехнулся Скиф. Бороду свою в кулак сгрёб и слегка подёргал, словно проверяя,
не отклеится ли?
– Крови аримановской в вас намешано много, вот и похожи вы на них больше, чем
на нас. У нас ведь малое число мужиков по нужде с ариманками якшались, а потом и
совсем запретили старики наши брать чужеземок в жёны, вот кровь у нас чуток
другая. А вы, хунны, как я слышал, из каждого набега по второй, по третьей жене
привозите себе в степь, вот кровь аримановская вашу кровь и перебарывает.
Хмыкнул чуть захмелевший хан, помотал головой, не соглашаясь в полной мере со
словами царя, да и прикусил язык свой. Вспомнил, что много и в его войске людей с
голубыми глазами, да златокудрых, как этот царь. Решил он о другом поговорить.
– Ты, царь, стоишь сейчас со своим войском между ханьцами и мною. Давай всё по-братски решим. Не хочу я тебе кинжал в спину втыкать. Отведи войско своё в сторону. У меня с ханьцами свои счёты есть. Шибко притесняли они наших предков, житья не давали. Теперь отплатить им хочу за притеснения .
Скиф сделал знак, и толмач снова до краёв наполнил пиалу кумысом. Жаркий день сегодня стоял. Но здесь, в шатре, гулял лёгкий ветерок, а прохладный напиток остужал нутро. Закачал утвердительно он головой:
– А знаешь, хан Тегит, я, пожалуй, подвинусь с войском своим на заход солнца да
дам вам проход к границе с ханьцами. Только одно запомни, наши предки сотни лет стояли у Стены Великой и не пускали их на север, в наши земли. Удержишь ли ты их
от походов этих?
Тегит, тогда ещё молодой, гордый и даже самоуверенный снова фыркнул, услышав
сомнения в голосе царя. Да и хмельная брага, видимо, ударила в голову.
– Нас, хуннов, теперь как травы в степи. Сомнём любого, кто на пути нашем окажется!
Усмехнулся про себя Скиф, и, чтобы усмешку скрыть, к пиале устами прирос. Знал бы этот степняк, что ариман-ханьцев в их стране столько, что травы во всех степях
ковыльных столько нет, чтобы сравниться численностью с саранчой человеческой.
– Хорошо, так и порешим. Теперь вся степь от моря восточного до Хингана горного
твоей будет. Об одном прошу, не пускай ханьцев на север от Ху-реки, иначе потом
беды не оберёшься от них.
Вот так, без крови, почти полюбовно разошлись тогда царь Скиф и хан Тегит. С
этого момента в противостоянии цивилизации ханьцев с северными варварами (а
ханьцы всех, кроме себя родимых, заносчиво называли варварами) наметилась трещина, которая с каждым годом, с каждым столетием только расширялась и расширялась. За последующие затем двести пятьдесят лет хунны совершили на северные провинции Китая более семидесяти набегов. Многие из них были весьма
успешными. Какое-то время «разбогатевшие» степняки после набегов не трогали
ханьцев, но потом снова принимались за своё. Конечно, китайцам всё это до чёртиков надоело, да и постоянно откупаться от степняков было накладно. Ханьцы огрызались
и порой серьёзно. После карательных походов императорской армии от кочевий хуннов порой только ошмётки оставались. Но бескрайняя Степь выращивала и собирала всё новых и новых воинов, и вновь шли набеги, набеги и набеги.
У хуннов в те времена не было городов, поселений. Вместо них в степи возникали
временные кочевья, и их домом была вся Великая Степь. Вытоптали, выгрызли траву лошади да овцы в одном месте – снимались хунны всем «табором» да на другое место
перемещались. Так и жили.
Скифы в этом отношении были другими. Те из них, что жили в лесу и лесостепной зоне, строили себе жилища, в основном бревенчатые избы. А степные скифы, те да,
как и хунны и другие степняки, становились кочевниками с похожим укладом жизни.
Скифы по большей части ушли на запад Евразии, и их место заняла огромная степная империя хуннов. Но вот наступили времена, когда в Восточной империи хуннов, как
и в любой империи, переживающей кризис роста, заполыхала гражданская война.
Род пошёл на род. Ханы рвали последние волосёнки из бород друг у друга, добиваясь
единоличной власти над всеми хуннами. А дело это ещё и тем усугубилось, что Большую степь от пустыни Гоби до Жёлтого моря и от Даурии до Стены Великой на несколько лет поразило сильнейшей засухой. От бескормицы начался массовый падёж
скота. Люди в кочевьях степняков мёрли как мухи. В итоге империя хуннов раскололась на Северную и Южную враждебные конфедерации. И к такому исходу
приложили усилия и ханьцы. Уж кому кому, а им было выгодно максимально ослабить северных варваров. Подкупая одних, подзуживая других, ханьцам удалось стравить северных и южных хуннов, и много крови в эти смутные времена пролилось.
Император Китая даже на такой шаг пошёл: он фактически взял в заложники сына
правителя южных хуннов, и тот стал послушным оружием в его руках. Таким образом, южные хунны стали своеобразным буфером между Китаем и Северной конфедерацией. И всё же северные хунны не хотели отказываться от привычного