Будет чем твои приправить сны,
если станет вьюга «ю» мусолить, –
ведь, наверно, хватит до весны
вымерзшей на стёклах страстной соли.
1963
Камень
А. Птицыну
Сухой язык прилипнет к нёбу.
Придя к мохнатым валунам,
молча от ярости, я злобу
на камни выхлещу сполна.
Плеть сыромятная просвищет,
мох прыснет с каменного тела,
но лопнет злое кнутовище,
повиснут руки опустело,
и станет стыдно…
И преданья
идут к остывшей голове
о милостивом божестве,
что избавляет от страданья:
коснётся золота на миг
и роем пчёл запламенеет,
а исцеляя горемык,
само от горя каменеет.
И стыдно мне.
Возьмусь руками
и чувствую – вздыхает камень.
1963 – 1964
«Упал кочевник от удара –…»
«Учитель, странствуя, решил закусить у дороги и, отогнув полынь, заметил столетний череп».
Лецзы
(перевод с китайского Л. Д. Позднеевой)
«В этом черепе был когда-то язык,
его обладатель умел петь».
В. Шекспир «Гамлет»
(перевод с английского Б. Л. Пастернака)
Упал кочевник от удара –
и покатилась голова
и чёрным оком увидала,
как перекрасилась трава.
Тот, кто её булатом узким
перехватил у кадыка,
мог знать, какая звёздным сгустком
в зрачках отчаялась тоска.
О чём?
Не знаю – мне ли через
тысячелетие пробиться!
Нет, не донёс безвестный череп
мне весть в пустых теперь глазницах.
Мне б самому в той схватке скорой
и уловить, отринув злость,
тоску по родине, которой
ему объять не удалось.
1963 – 1964
«Слетела тихая снежинка…»
Слетела тихая снежинка
на меховой твой воротник,
а на виске играет жилка –
незамерзающий родник.
Да я и сам – что лес морозный
с ручьём под снежной пеленой:
струится воздух папиросный
над обнажённой быстриной.
Как хрупко всё!.. А в доме жарко,
и хоть апрель еще далёк –
блеснуло с ворса слёзкой жалкой
и расставаньем с мокрых щёк.
1964
«Ещё в томлении блаженном…»
Ещё в томлении блаженном
светло раскинулась река,
и над своим изображеньем
остановились облака.
В них обещанье грозной драмы
и барабанного дождя,
но дремлют лиственные храмы,
берёз колонны возведя.
И тем из рощи – на прибрежье
крутом – не насторожен взгляд,
как свет сквозь влажный воздух брезжит
на эту тишь, на эту гладь.
И к шумно вдруг вскипевшим кронам