честно говоря, глуши,
как из валенок в ботинки
переход моей души.
Вьюги подвели итоги,
и сугробы аж в этаж.
Приедается убогий
в окна въевшийся пейзаж.
Иль считать за подмалёвок,
или ж, раз на то пошло,
что для нежных лессировок
загрунтовано стекло?
Но шутя разоблачится
выспренних метафор муть –
надо в ночь лишь отлучиться
и холодного хлебнуть,
где проглядывает льдинкой
в синем воздухе луна.
Этот мой коктейль с чудинкой
надо выцедить до дна,
чтобы в ясности мороза
кроме звёзд не стало грёз.
Кончилась метаморфоза.
Никаких метаморфоз.
Сам я праздным подмастерьем
отвернул лицом к стене
город белый, белый терем
с белым обликом в окне.
1969 – 1970
Собственные колебания
Спешу и медлю, трачу и коплю,
и пить вино в один захлёб люблю,
и длю глоток, не помня как был начат.
Когда иначе – лучше потерплю.
Что ж, половодью тоже свой черёд.
Любовь накатит, да не вдруг спадёт.
Жизнь поспешит – натянет смерть поводья,
едва помедлит – время подхлестнёт.
Так не спеша покинуть этот свет,
уже прощаюсь, длю ещё привет.
Необратимо повторимы числа.
Спешить нет смысла, медлить смысла нет.
1969
«Проездом в голимые степи…»
Проездом в голимые степи
я помню тот реденький бор,
где сосен негромкие цепи
на жёлтый взошли косогор,
и тот городок неприютный,
где пуст за тобою вокзал.
Отстать мне в стоянке минутной
от поезда – Бог отказал.
Пожизненный узник той встречи –
вагон всё догнать не могу,
всё в том же тебе Семиречьи
я что-то кричу на бегу.
1969
Махина
При любви к механизмам часов
мне достаточна их обнажённость,
как предзимних раздетых лесов
затаившая бунт отрешённость.
Заводным шестерёнкам секунд,
что для вечности целой хлопочут,
чем-то, видно, сродни этот бунт
к прутьям голым прижавшихся почек.
Анатомия этих живых
не сложней, чем у прочих пылинок:
жизнь соцветий, заложенных в них, –
двух механиков поединок.
Распускается тёмный бутон,
повторяя живое упрямство,
и в ничто под ветрами времён
осыпается роза пространства.
Но скорее увидит поэт,
а не тленной природы анатом, –
этот вольный реликтовый свет
с различимым едва ароматом.
1969
«Я нашёл у души изнанку –…»
Я нашёл у души изнанку –
извожу на карандаши:
зачиню-ка, дай, спозаранку,
этот аспидный стержень души.
Дай-ка, думаю, тонкий росчерк
и пущу с его острия,
как те инеи в утренних рощах –
дел серебряных мастера!
– Но, душа, ты ножа жесточе,