Могота. Роман в стихах

Священник мерно читает по книге молитвы, согласно чину, Сергей стоит босой в самом центре храма на домотканном половичке, понурый, сосредоточенный, в пальцах свеча, в линзах очков отсветы лампад, рядом служка – высоким-высоким голосом вытягивает «Аллилуйя» и «Господи, помилуй!».

И вот, когда священник стал обличать все пороки Сатаны, когда он уже набирал в лёгкие воздух, чтобы трижды дунуть и трижды плюнуть на самое гордое, самое независимое и самое мстительное существо во Вселенной, когда момент презрения и попрания гордыни почти свершился, и Сергей уже через минуту должен был на вопрошание отца Серафима трижды провозгласить: «Отрицаюсь! Отрицаюсь! Отрицаюсь!», тем самым навеки отрекаясь от Дьявола, – в тот самый момент деревянный щит, прислонённый к столу, закачался, стронулся с места, стол накренился и опрокинулся, кувшин со звоном покатился по полу, вода расплескалась почти к ногам священника, звон железных пиал добавился к общему грохоту, а тарелки просто разлетелись вдребезги. За колонной пронзительно, на высокой-высокой ноте, близкой к ультразвуку, закричал бесноватый…

Волосы у меня натурально зашевелились и встали дыбом. Но на отца Серафима это решительно никакого впечатления не произвело, он лишь на несколько мгновений задержал чтение, глянув на то, как служки вытирают пол и собирают осколки.

Василий уже на крыльце, видя моё смятение, пошутил: «Экий раздражительный бес за Сергеем приглядывал, лишили души, так разгневался, стол пнул на прощание, посуду побил. Не нравится…»

А отрок Вадим добавил, что в храме всё время что-нибудь такое происходит, монастырь – место прифронтовое: «Мы привыкли».

*

Я вспомнил город и всё, что с ним связано, и эхом подумал: «И мы привыкли…»

    1995—96 гг., г. Новосибирск

Могота

Роман о любви

Часть первая

Бог создал Сочи, а черт – Могочи.

    Поговорка

I
Жил-был Ваня, терпенье храня, —
То свинарник, то силос.
И ему среди белого дня
Богоматерь явилась.
– Брось, Иван, ты своё ремесло,
И извоз, и шабашки,
Поезжай, горемыка, в село,
Что прокисло от бражки,
Будешь строить там крепость мою,
Прозревать год от года,
Милость Сына и силу даю,
Славной будет работа…
Тут Иван уложил инструмент,
Поклонился могилам,
И презрев злотекущий момент,
Душу – набело, с мылом, —
Вымыл. Стронулся, сел на баржу
И поплыл себе с миром
По Оби или по Иртышу,
Вдоль по безднам и дырам.
Что ни пристань, то морок и срам,
Что ни дом, то разруха.
По таким затрапезным углам,
Ох, разгульна житуха!
Но не то всё, не те берега,
Всё терпимо, однако…
Где ж клубится людская тоска
Среди боли и мрака?
Где для муки воздвигнут престол,
Как острог среди ночи?
– Вот то место! – Сказал и сошёл
На причал у Могочи.

II
Здесь болото и лесоповал,
Здесь бараки и зона,
Весь Советский Союз побывал
Здесь во времечко оно.
С крутояра широко видать
Как уходит на Север
Мать Сибири, великая мать —
Обь, сестра Енисея.
Катит серые волны река,
Тащит тучи вдоль гривы,
И вздымает до неба тайга
Свои хвойные нивы.
Бездорожье, безденежье, бес…
Беспробудное пьянство.
За Уралом, возможно, и лес,
Здесь же – дебри пространства.
Лишь «Ракета» скользнёт на Чулым,
Проползут сухогрузы.
Лишь соляры одышливый дым
Сплюнет катер кургузый.
Штабеля, штабеля, штабеля
Деловой древесины.
Поселенцы, бичи, дембеля,
Молдаване, грузины…
Пристань – скопище автомашин,
Рык и мат, и проклятья!
В телогреечке, эх, хороши
Люди все – без изъятья.
И с печатью изжитых времён
Не простилось селенье.
И согласные мёртвых имён
Ропщут лиственной тенью.

III
Тут когда-то был старый паром,
Он таскал через реку
Люд различный с обеих сторон:
То конвой, то телегу