По следу малахитовой внучки

Глава 4

Под облаками уже всё встало на свои места…. В тот день я наслаждался Красноярской осенью в гордом одиночестве у речного вокзала. Здесь это время ярче, чем у нас в Петропавловске. И река – она не течёт, она несёт, её прёт от своей силы. Это центр страны и это ощущается во всём, даже в течении Енисея. А когда две старушки возникли вдали набережной, мои философские рассуждения прекратились, очень уж они были подозрительно силуэтно знакомы. Я даже привстал со скамейки, чтобы убедиться в реальности. Но тёплые ладошки сзади ухватили меня за голову и прикрыли глаза.

– Ты! – обмерев от догадки, проговорил я.

– Я, – шепнули мне в ухо тёплые губы и отпустили меня, но я не успел обернуться, маленькая ножка будущей дочи пнула меня по почкам. И это был самый счастливый пинок в моей жизни. Старушка Ба и Августа Яковлевна весело хихикали, а я от волнения забыл с ними поздороваться и, уткнувшись лицом в волосы моей Леночки, не верил в происходящее. И только повторял: – Как?

– Ну успокойся, мил внук. Разве бабушки бросают в беде своих внучат?

Старушки окружили нас, стоящих с Леночкой и гладили своими ладошками по спинам.

– Как же так? —посмотрел я в любимые глаза.

– Лучше не спрашивай, всё равно ничего не помню, – огненно покраснела до кончиков ушей моё черноволосое чудо.

Мы все уселись на лавочку и смотрели на Енисей на очередное усилие очередного теплохода, сделавшего громадную дугу против течения чтобы пришвартоваться. У него получилось. Все вздохнули, а я сходил в киоск за Красноярским пломбиром, ещё одной причиной влюбиться в этот город. Потом я сводил мой маленький отрядик в буфет Речного вокзала поесть, а затем повёз в общежитие. В то время по городу разъезжали громадные и неповоротливые Лиазы, одним достоинством которых была вместимость до двух рот солдат, вторым – посадочные места у заднего входа. На них пассажир были повёрнуты к салону тылом и находились в своём уютном мирке перед огромным окном, украшенным компостером.

Мы с Леночкой сидели, прижавшись и ощущали тепло друг друга, и совсем не смотрели в окно. Нас окликнули наши старушки, собравшиеся на выход. Оказывается, они, разыскивая меня, уже были в общежитии и узнали остановку автобуса. Надо сказать, что в каждом общежитии Советского Союза существовало такое существо, которое всё знало и от которого всё зависело. Оно было поименовано грозным званием коменданта. В общем, общежитие – это миниатюрная моделька нашей Родины и, если лидер этой модельки был умный, то и жизнь в общежитии, как и в стране, была прекрасной. Ну у кого бы возникла в голове хоть бы мысль поставить «пятнистого» комендантом хоть какого-нибудь общежития? Явный абсурд! А вот президентом большой страны, пожалуйста! Нет! Вы проверьте мою идею, представьте Ельцина комендантом? То-то же. И вообще все со мной согласятся: комендантом должна быть женщина. Нашу звали Татьяна Фёдоровна Лискова и она в тот день встретила нас в фойе за стойкой дежурного. Видимо подменяла кого-то, ей это было не трудно. Комната Татьяны Фёдоровны дверью выходила как раз тоже в фойе. Она посмотрела на нашу компанию поверх очков и вдруг улыбнулась.

– А, Миша, нашла тебя твоя бабушка. Значит я ей правильно объяснила.

– Всё правильно, нам и искать не пришлось, – как старой знакомой ответила моя Ба.

– А я говорю, что ты всё один да один. Ну бабушка твоя и уговорила показать, где ты бываешь по выходным.

Это было новостью. Ну хоть в миллионике то человек может побыть один?! У нас в России видимо нет. Я удивился.

– Да ты не удивляйся, Миша. Наша соседка Люська Крылова в буфете Речпорта работает. Ты у неё обедаешь по воскресеньям.

– Понятно, – отозвался я.

– Ну и где ты всех своих гостей разместишь? Подумал?

Мать честная! У меня же ничего нет лишнего. Один стол, один стул, один стакан, ложка, вилка и сковородка. Я в ней иногда даже суп варил. Быстрого приготовления, Гомельской фабрики пищевых продуктов.

– Ну вот всё за вас должна Фёдоровна думать, – посмотрела вновь через очки на меня комендантша, – куда бы выделись, если бы не комендант.

И она выложила передо мной ключ от комнаты отдыха.

– Возьми стулья, а то гостей и усадить будет некуда. После вернёшь и ключи, и стулья.

Она положила второй с бирочкой заветной. Я его узнал, он висел на почётном месте, в ящике под стеклом.

– Вот ключ от гостевой, пусть бабушки в ней пока поживут, там две кровати. Спать то им где-то надо.

Я был счастлив. Вот это комендант! Я понимаю.

Весь вечер я суетился, обустраивая как-то моё холостяцкое жильё. Мне было стыдно, что я так расклеился в своё время и не обустроил его за эти два месяца. И всякий раз, влетая в комнату, я видел на моей кровати лежащее моё беременное чудо, накрывшее ноги курткой. Пледа тоже не было. Как же мне хотелось тоже туда, на кровать. Но Августа Яковлевна с Верой Фёдоровной, как сговорились, гоняли меня немилосердно. Я уже побывал во всех ближайших магазинах и у меня в комнате появилась новенькая посуда, настольная лампа, свежие полотенца, какие-то вёдра, половики, две кастрюли, тазик. Купленные мною шторы, они повесили на входе. Наконец измученный я был посажен за стол. И грянул пир! Стол ломился от привезённого. Надо сказать, что перед этим я внёс в комнату четырнадцать багажных мест! Знай наших! Они привезли, наверное, тонну продуктов и вещей. Как только они это дотащили… Распивать деревенской настойки мы позвали комендантшу, чем её очень обрадовали и доставили приятность. Гости наши разгулялись, разговорились. В другое время я очень люблю такие посиделки, за которыми женщины ведут бесконечные разговоры да такие интересные, что не оторваться. Но на меня смотрели любовные глаза, они тянули к себе, всё понимали, но ничего не могли поделать.

Я думаю, что эти взрослые женщины специально так разгулялись, они то как раз всё понимали, затягивали банкет, чтобы мы посильнее устали, выбились из сил и, оставшись одни, не наделали глупостей. Ведь моя радость была беременная, а мы могли от радости про это забыть.

В общем наша радостная мука кончилась далеко за полночь. И Ба, забрав свои спальные вещи и тюбики, отправилась в гостевую комнату, пригрозив мне пальцем.

Едва закрылась дверь, мы с визгом впились друг в друга и начала рвать одежду, правда на этом всё и закончилось. Возмущённая доча через Леночкин животик напинала меня по печени и включила папе заднюю передачу. А милая от этого попросила срочно тазик. Началась интоксикация. Но мы всё равно были счастливые и прижимались друг к другу. И это было волшебно и невыносимо, во всяком случае для меня…

– Где ты был всё это время? – прижалась ко мне комочком Леночка.

Вот тебе на… Это я где был?! Но разбираться с этим вопросом не хотелось. Хотелось другого…

– Тебя ждал. Когда ты меня найдёшь.

– Ничего не помню. Просто обрезало. Помню за платьем ходили, долго его мерила. Вроде как не нравился плиссированный пояс и эти аппликации, – грустно вздохнула Леночка.

– Ну я то этого ничего не видел, – произнёс я, вспоминая события четырёхмесячной давности. Меня оставили тогда сидеть в общем зале с зеркалами, кушетками, журналами и другими терпеливыми счастливчиками.

– Ты же тогда вышла довольная со свёртком, – задумался я, – я заплатил, а перчатки ты выбрала прямо в зале у кассы.

– Какие перчатки, Миша?

– Белые с шестью пуговицами до локтя.

– Дурачок Мишаня, – поцеловала меня Леночка, – я платье выбрала с рукавами, к ним перчатки не выбирают.

Стоп! Стоп! Я очнулся в кресле воздушного судна. Это приснилось что ли? Или она мне подсказывает где искать? Сердце моё билось от ностальгии, подшпоренное таким ярким воспоминанием, а по проходу между рядов шла стюардесса и смотрела на пристёгнуты ли ремни. Мне она помогла и ответила на вопрос:

– Как где? В Челябинске конечно.

И пилоты начали разворот со снижением в том самом городе, где мы с Леночкой выбирали свадебное платье. Это не было простой случайностью. Я уверен. Но как это использовать? Мои спутники частью спали, частью уставились в окно. Майор отсвечивал макушкой из-за переднего сиденья, а у меня ужасно чесались ступни в гипсовых валенках – выздоравливали. Забавно было, что аэрофлот оставил в салоне всю нашу компанию, когда всех пассажиров попросили на выход. Нам с майором не пришлось испытать все прелести повторной посадки, зато узнали много интересного из закулисной жизни авиакрасавиц. Они были заняты делом, что-то грузили, пылесосили, считали, прихорашивались, улыбаясь нам как знакомым, а не по служебной обязанности. Я стал замечать, что это меня очень интересует. Это был хороший признак. В довершение нас угостили коньяком и дальнейший полёт был интереснее. Я попытался, закрыв глаза, опять повспоминать, но увы… Вспоминались только стюардессы.

Пришлось смотреть в иллюминатор, в основном на белые облака, пока судно не начало проваливаться в чёрное облако. Это была Москва. Почему-то вспомнилось, что в Америке есть особенное судно – огромный боинг с изображением сипа белоголового и называется судном «Судного дня». Как вам, а? Я тоже все эти дни по воле крашеной брюнетки из-за своих сломанных ног использовался судном. И каждый раз для меня это был «судный день», потому что подставляла его под меня молодая и красивая. Что за моду взяли брать на такую должность девчонок. На этот случай необходимо иметь что-то нейтральное, даже страшное. Имейте в виду, говорю от всех мужиков. Испытываем муки! Вот как коньячок то действует!

Прямо у трапа нас погрузили в «скорую помощь» и везли куда-то часа полтора. О том, что приехали, мы услышали по звуку закрывающихся за машиной воротами. Военный госпиталь. Отдельная палата на двоих. Стандартный завтрак. Стандартный эскулап, только взрослее. Стандартные процедуры, коляски нам выдали новые и, наконец, позвали проехать за стандартной сестричкой.

– Ну, здравствуй, Михаил, – ко мне подошёл седовласый мужчина. Я с трудом узнал в этом вальяжном мужчине Семёнова Ивана Ивановича, протянул руку и мы по-мужски обнялись. Ему пришлось наклониться ко мне.

– Узнал, узнал, – похлопал меня по плечу Иван Иванович.

– С трудом, ох, уже это время, – с удовольствием отметил я себе, что капитан, тьфу, генерал тот же обычный и простой.

– Товарищ генерал, майор Кислов, – представился мой спутник. И с ним было крепкое рукопожатие.

– Ну что, давайте мужики разбираться со всем этим, – спросил Иван Иванович нас, приглашая проехать вглубь комнаты.

– Вот, Миша, не захотел ты тогда разобраться до конца. Сейчас бы не пришлось.

– Я думал, что всё кончилось, – оправдался я.

– Ну где же, видишь, что творится. Какие девочки пропадают… Капитаны страдают. А ты с майором в окно сигаете. А, впрочем, это только цветочки.

Успокоил Иван Иванович, седовласый генерал произнёс всё это с профессорской интонацией и знакомое ощущение похолодевшего живота дало о себе знать.

– Как же так? – спросил я.

– Да, Миша, да. Мы с тобой люди взрослые. Для нас это не в новинку. Ты должен понимать, что все эти годы мы не сидели сиднем. Профессия не позволяет. Понимаешь?

– Понимаю.

– Да нет, наверное, всё же не понимаешь. Крепись, Михаил, я тебе вот что скажу. Всё это время ты был под нашим негласным контролем. Мы знали каждый твой шаг и вот твой последний разработчик.

Он показал на майора. Тот в извинение пожал плечами.

– Ты, твоя жена, дочь, внучка, родители жены были окружены нашим вниманием, каждый шаг, понимаешь каждый? Даже твои соседи, друг мой Миша, наши сотрудники, твои сослуживцы по работе. Не обижайся, друг, даже твоя дочь вышла замуж за нашего лейтенанта.

– Да как же так, Иван Иванович?

Успокойся, они любят друг друга вроде.

– Успокойся, ты же старый солдат. Дочь в безопасности. Но вот что я тебе скажу, Михаил, это не творя дочь. Это вообще посторонний человек.

– Как? – начал я хватать воздух ртом.

– Тихо-тихо, вот водички возьми, – он налил из кулера и подал мне пластиковый стакан.

– Крепись, солдат, понимаешь, сейчас у нас в работе совсем другие инструменты нежели в то время, когда мы расстались. Так вот, мы там у тебя в квартире посмотрели без тебя и генные маркеры показали, что никакой Лены рядом с тобой не было никогда. Никогда! Сплошные следы самки диносапиенс.

– А похороны? А Иринка?

– Иринка твоя как раз мутант-полукровка. Но это ничего не меняет. Её тоже рожала не женщина. Как мы лоханулись, – хлопнул себя по лбу Иван Иванович, – ясно же было, что ей надо было уйти, вот и разыграла собственные похороны. – Он кулаком стукнул по столу. Майор сидел, разинув рот.

– А Лена моя где?

Генерал пододвинулся ко мне и глаза в глаза сказал:

– Представляешь, нашли… Жива…

Глава 5

– Да как же так?!

– Миша, ты меня слышишь? – генерал пощёлкал у меня перед носом пальцами.

– Да ладно, – махнул я рукой.

– Мишаня, я думаю, она ушла тогда не просто так. Она видимо дождалась, чего хотела.

– Чего ещё?

– Она, Миша, ушла от тебя беременная мальчиком и дочь свою увела. А у тебя оставила замену.

– А внучка моя?

– Внучка им сейчас понадобилась. Они, наверное, какое-то чувство к тебе испытывали, вот и пожалели. Вот подтверждение, – он указал на наши с майором гипсы, – они вам только ноги переломали.

– А с Леночкой это правда? – промямлил я, понимая в какую чудовищную грязь я вляпался с этими монстрами.

– Да, даже более того, – ответил Иван Иванович.

– Что значит более?

– Понимаешь, Михаил, она в психбольнице здесь, под Москвой, в Добрынихе.

– Давно вы её нашли? Я хочу к ней.

– Нашли недавно. Да её никто и не скрывал. Её оказывается давно уже и несколько раз показывали по телевидению.

– Как?! – воскликнул я.

– Мегаустресс – редкое заболевание. К ней со всего мира специалисты едут. Ну не к ней самой, к её доктору.

– А это ещё, что за штука, в чём дело то? Она что инвалидка?

– Ещё бы! Красавица! Да ты что не в курсе, что за болезнь?! Она не стареет. Даже наоборот, она сейчас лет на семнадцать выглядит.

– А может не она это?

– Чудак ты, человек, Михаил. Да мы тогда осенью с неё биопаспорт сделали и дактилоформу полную. Она. Несомненно!

У меня забилось то, о чём я и не задумывался с момента давнишнего гипертонического криза. Вокруг забегали врачи, а генерал, вздохнув, удалился, не прощаясь.

Вот так в одно мгновение понять, что семья твоя вдребезги, что со своей любимой ты пробыл считанные месяцы, что где-то по свету бродят твои дети и внуки, потому что занесла тебя «нелегкая» не в то время и не в то место. И серо-зеленоглазое существо с малиновыми волосами всю жизнь грело о тебя ноги и ласково засыпало на твоей волосатой груди.

В общем такими рассуждениями я себя загонял в ещё большую яму и сухонькая старушка-врач, посмотрев через толстые очки своими гигантскими белками зрачков вдруг резво распорядилась отвлекать меня от всяких мыслей.

В палату принесли плоский телевизор и включили комедии. Прелесть! И она заключалась ещё в том, что пришла спортивная мадам и так меня отделала своими жёсткими кулачками, что очнулся я только поздним утром следующих суток. И, о чудо, я был другим совершенно! Теперь передо мной стояла одна цель – разобраться во всём.

Майор Кислов, всё это время не вмешивавшийся в происходящее, заметил моё изменение и обрадовался как ребёнок.

– Вот таким, Михаил, и надо быть в такой ситуации, – улыбнулся он.

Нет, этот человек был мне симпатичен. И хоть был он по возрасту младше меня, майорский чин обязывал обращаться к нему с дистанцией.

– Иванович, организуй поездку в Добрыниху.

– Уже, Михаил. Генерал распорядился ещё вчера. После обеда в путь.

Позавтракал я в этот день первый раз. Да и голос у меня окреп и не приходилось выдавливать из себя шипение.

– Молодец, – хлопнула меня по плечу сухонькая старушка-врач, закончив свои манипуляции и ощупывания, – разрешаю прогулку.

И, посмотрев поверх толстенных очков, осталась для меня загадкой. Мы, радостные, начали облачаться в принесённые одежды.

– Сколько ей лет? – спросил майор у медбрата, помогающего нам всунуть гипсы в спортивные брюки.

– Клавдия Ивановна ещё Сталина лечила, – с чувством достоинства ответил молодой человек, – можете не сомневаться, на ноги она вас поставит.

В машине скорой помощи с нами было ещё два сотрудника из ведомства майора. Они ему козыряли и называли на «Вы». А вот ехали мы долго и мои конечности, воткнутые в гипсовые полутрубья, начали дубеть. День был прохладный, носки на меня не надели, а на торчавшие пальцы напялили тапочки. По оглядывающемуся майору я понял, что и он в таком же положении.

Наконец мы приехали. На здании была табличка «Больница №2 им. О. В. Кербикова». И мы увидели её, въехав в синие металлические ворота в кирпичном заборе. Место тихое. Двух и одноэтажное здание в стиле «прощайте, мозги» из красного кирпича и такого же колера штукатурки. Нас, двух калек, на колясках приняли за своих и страждующие обитатели оживлённо и радушно загудели, повернув одновременно головы. Тут же, они предложили услуги в перемещении и нас повезли по лабиринтам одного из зданий. Наши спутники замешкались, не ожидая такого напора. Но в этот момент в конце коридора появился огромный детина в коротком халате и навязчивый сервис мгновенно испарился вместе с нахохлившимися менеджерами. У них вдруг возникло срочное дело в другом месте двора.

– Ааа, новички! – с мефистофельскими интонациями в голосе обрадовался огромный детина и. схватив коляску майора, распорядился, – следуйте за мной!

– Нам вообще-то нужен главный врач, – возразил один из спутников.

– Ну мне лучше знать, что вам сейчас нужно, – перебил его детина.

– Эй, уважаемый, сбрось-ка обороты, – взял его за рукав другой и не знаю, чем бы это всё закончилось, но из открывшейся двери вышла высокая женщина в белом халате и скомандовала:

– Михалев, стоп! Эти люди ко мне.

Детина отпустился от коляски майора и, развернувшись кругом, не обращая внимания ни на кого, пошёл по своим делам.

– Серьёзные у вас санитары, – подал голос майор.

– Он не санитар, а пациент. Это он играет в санитара.

– А в кого он ещё может играть? – спросил я.

– Да в кого угодно. На днях был поваром, пришлось кормить отдельно, взялся делить порции больным.

– Вот так запросто разгуливает такой монстр, а если он пожелает быть хирургом, не знаю, забойщиком скота или душителем.

– Он играет в то, что видит. Забойщиков скота в штате больницы нет. С кем имею честь разговаривать?

– Майор ФСБ Кислов Валентин Иванович. А это мои коллеги.

– Главврач больницы Мирошина Ирина Георгиевна. Мне сообщили о вашем приезде. Пройдем ко мне в кабинет.

И мы прошли. На столе, в большой комнате, обставленной современной мебелью и техникой, лежал толстенный стандартный журнал с фотографией на обложке. На нас смотрела… моя Лена!

– Неужели узнали? – поймала мой взгляд главврач. У меня перехватило горло и я лишь утвердительно кивнул головой. Там под фотографией была приклеена принтерная табличка -Улицкая Людмила Викторовна! Шах и мат моей жизни! Хорошо хоть я сидел в коляске, но честно слово, ноги подогнулись даже в гипсовых повязках.

– Вам плохо? – наклонилась врач ко мне.

– Нет, нет, всё в порядке.

– Вот возьмите, – она протянула мне две таблетки валерианки, – на язык и сразу глотаете. Ну, вижу, действительно, узнали. Как хоть её в реальности звали?

– Жукова Елена Дмитриевна.

– А как Улицкую, вы её знали?

– Да. Но реальная Улицкая погибла за год до того, как она стала такой.

– А вот этого быть не может, – усмехнулась Ирина Георгиевна.

– Может, – вступил в разговор майор, – мы предоставим вам материал. Но сейчас надо понять как давно она у вас и что с её ребёнком.

– Невероятно! Мало того, что это уникальный случай человеческого заболевания, тут и замена личности! Невероятно! Да она рожала, это вот и в медкарте отмечено, но к нам она поступила уже взрослой женщиной. Мы кое-как восстановили её память и личность как Улицкой. Но то, что вы сообщаете, невероятно!

У меня немного отлегло от сердца, всё-таки какое-то время мы жили вместе и в ту счастливую осень это была всё-таки моя Лена.

– А сейчас она серьёзно больна!

– Ну как вам сказать… Физически она совершенно здорова, работает у нас сотрудницей в регистратуре. Живёт здесь же.

– Но почему?

– Понимаете, раз в месяц у неё случаются приступы. Мы её наблюдаем. Лечим. Случай уникальный. А почему бы и нет? У нас есть служебные комнаты для командировочных, в одной из них она и живёт. Мы ведь за ней наблюдаем ещё по одной причине. У неё уникальное заболевание – мегаэустресс – синдром гормональный уровень зашкаливает. Очень редкий феномен, очень. Не описанный в мировой литературе.

– Почему в психбольнице? Почему генетики не заберут к себе? – спросил майор.

– Куда, извините, куда? Во время приступов её приходится изолировать, а это наша работа.

– Изолировать?

– Лечить заболевание мозга, – вздохнула она, – видимо то, что вы мне сечас сообщили, можно как-то использовать для лечения.

– А этот стресс-синдром?

– Мегаэустресс-синдром? Это… – задумалась она, – это омоложение. Вот это, – она повернула ко мне медицинскую карточку, – снято три месяца назад.

– Как? – воскликнул я. – Не может быть, такой она была в тот год, когда мы встретились. Двадцать один год, а сейчас ей сорок два.

– По биомаркеру семнадцать или восемнадцать.

Мы молча посмотрели друг на друга. Доктор встала и, нажав на кнопку селектора, попросила пригласить к ней Людочку.

Через три минуты в открывшуюся дверь вошла моя Леночка!

– Здравствуйте, Ирина Георгиевна! Вы меня вызывали?

– Да, Людочка. Вот наши гости желают с тобой поговорить. – Главврач вышла из-за стола и двинулась к ней навстречу.

– Как ты себя чувствуешь? – посмотрела она в глаза, – ну вот и хорошо. Поговори с людьми.

– Я не против, пусть задают вопросы, – повернулась к нам девушка.

Мои спутники и главврач уставились на меня.

– Ой, а вас я знаю, – обратилась девушка ко мне.

Нет, вы представляете, как у меня забилось сердце!

– Вы, наверное, отец того страшного человека, из-за которого меня сюда упекли? Очень похожи.

Единственное, что мне оставалось сказать, ведь все остальные, даже врач, замолчали.

– Да нет… Это я сам и есть.

Леночку-Людочку это поразило. Она оглянулась на Ирину Георгиевну, но, чёрт побери, она была прекрасна! Знакомый до боли румянец вдруг разлился по её щёчкам. Она уставилась на меня и от усердия даже сдула привычным движением упавшую прядь чёрных волос на глаза. Это была действительно моя Леночка!

– Ирина Георгиевна, чего они меня пугают? Что это за розыгрыши?

– Успокойся, девочка, – повернула к себе её врач, – мы хотели посмотреть может вспомнишь что-нибудь. Этот человек знает многое про твою жизнь до болезни. Просто поговорите немного.