Дело помещицы Дарьи Салтыковой

– Капитан по землеустроительному ведомству, ваше благородие.

– Я знаю Тютчева. Дело не в том, где он служит. Что за жалоба такая?

– Дак был он любовником Салтыковой в прежние годы. Говорили, что знает многое про дела помещицы, да сообщить опасается, ибо Салтыкова его едва жизни не лишила.

– Вот как? – задумался Соколов. – Стоит мне навестить капитана Тютчева в его доме. Благо он ныне на Москве.

– А что мне прикажете, господин коллежский секретарь?

– Вы займитесь пока архивными делами по Салтыковой.

– Дак там их почитай десятка три наберется. Всеми заниматься?

– Нет. Поднимите – ка, Иван Иванович, все записи и челобитные, что поступали по делу крепостного Хрисанфа Андреева. С него мы это следствие и начнем.

– Токмо про одного Андреева смотреть прикажете?

– Да. Начнем с него. Мне этот персонаж кажется наиболее важным.

– Отправлюсь в приказ немедленно и все разузнаю.

– Краткую справку мне по тому делу составьте, Иван Иванович. Завтра увидимся. Приезжайте в присутствие, и мы с вами все там разберем.

– Будет исполнено, – молодой чиновник приветливо улыбнулся и откланялся.

А Соколов отправился к помещику Николю Тютчеву, что проживал с ним по соседству. Начать расследование коллежский секретарь решил именно с этого человека…

Глава 2

Капитан Тютчев

Москва, 1762 год

1

Москва.

Дом капитана Тютчева.

Большой каменный добротный дом Тютчева[10 - Николай Андреевич Тютчев – дед поэта Федора Тютчева.] был заметен издали. Хорошо жил на Москве помещик и дворни содержал при себе не менее 30 душ. Тютчев был землеустроителем и занимался межеванием, проведением по местности границ между землями различных владельцев и имел чин титулярного советника или капитана.

Тютчев встретил коллежского секретаря в своем кабинете и пригласил выкурить по трубке доброго табаку. Но Соколов не курил и отказался.

– Тогда может наливочки откушать изволишь, сударь? У меня жена знатные наливочки ставить мастерица. Не откажи. Уважь хозяюшку.

– Согласен, сударь. С превеликим удовольствием.

– Эй, Прашака! Подь сюды! – барин позвал молодую девку – горничную.

– Да батюшка – барин? – молодая дородная девица тут же появилась из – за дверей.

– Прикажи там наливки нам подать. И посуду серебряную да закусок. Гость дорогой прибыл к нам. Уважить нужно.

Девка убежала.

– Садись, сударь, Степан Елисеевич. Не спроста видать прибыл ко мне? Так?

– Так, сударь, Николай Андреевич – Соколов опустился в удобное кресло. – По государеву делу к тебе.

– По государеву? Ко мне? – искренне удивился Тютчев. – Неужто в нашем земельном ведомстве, что не так?

– Да, нет, Николай Андреевич. Про земельное ведомство мы говорить не станем. Я назначен вести следствие по делу помещицы Дарьи Салтыковой, которая тебе сударь, безусловно известна.

– Вона как! – вскричал Тютчев. – Неужто против Дарьи Николаевны дело завели? Да не вериться мне, что получиться из этого что путное. Сколь раз жалобы на неё писали? Знаешь ли? Раз 30, а то и поболее. Разным чиновникам писали. Откупиться Салтыкова, как и ранее откупалась.

– На сей раз дело приказано вести по именному повелению самой императрицы Екатерины Алексеевны.

– Правда ли то? Вот как! Дошло таки дело до государыни! Ох, как хорошо! Тогда может и будет чего. Хотя на Руси говорят, что царские милости в боярское решето сеются. Али еще говорят, жалует царь, но не жалует псарь.

– Сударь, я слышал, что и ты некогда жалобу на Салтыкову подавал. И меня особенно интересует это дело сейчас. Слово дворянина стоит больше чем слово крепостного.

– Подавал, сударь мой, жалобу, подвал. Но хода той жалобе не дали.

– А что тогда случилось? Можешь ли мне, сударь, про то рассказать?

– Отчего не могу? Могу. А случилось вот что. Я в течении года ездил к Дарье Николаевне в гости запросто.

– Такие слухи ходили по Москве, что вы с ней состояли в любовной связи. Так ли сие? Прости меня, что задаю такие вопросы, но не из праздного любопытства, а по долгу служебному.

– Был грех. Очаровала она меня. Муж у ней тогда только помер. Молодая вдовушка. Кровь с молоком. И в постели такая баба, что ух! – Тютчев причмокнул. – Я каждый день к ней ездил, а затем и ночевать оставался часто. Баба без мужика сам понимаешь сударь, и не баба вовсе.

– Так ты бывал в её доме так часто? – этого Соколов ранее не знал.

– Бывало и неделями не вылезал из её имения в Троицком. Но затем я встретил свою Марьюшку и пришлось мне порвать с Дарьей – то. Я престал у неё бывать, а она слала и слала ко мне своих гайдуков с приглашениями. Я поначалу отговаривался нездоровьем. Но она прознала, что у меня есть невеста и приказала своим людям похитить меня, когда я у себя в имении уток стрелял. Моего слугу Степашку они убили до смерти, а меня связали и привезли к Салтыковой. Дарья была в бешенстве от ревности. Перетрусил я тогда, сударь. Ох, и перетрусил!

– И она применила к тебе насилие?

– Насилие? Нет. Только угрожала. Подвалы в своем имении мне показала. И там я видел такого звероподобного ката, что мурашки пошли по коже. Думал сейчас привяжут меня сердешного к бревнышку и растянут на дыбе. Али калеными щипцами прижгут. Но ничего обошлось. Она велела мне забыть Марью мою и думать не сметь о женитьбе. Не то грозила, что злою смертью и меня и Марью порешит.

– И что далее?

– А что далее? Обещал я ей то, и меня отпустили.

– Но выполнять обещание ты не собирался, Николай Андреевич? Так?

– Конечно, не собирался. Я забрал Марьюшку и в Москву. А там жалобу написал начальнику полицмейстерской канцелярии действительному статскому советнику Андрею Иванычу Молчанову. Тот жалобу принял и меня выслушал. Обещал дело завести и во всем разобраться. Прокурор Сыскного приказа Хвощинский назначил чиновника по моему делу надворного советника Льва Вельяминова – Зернова.

– Знаю Вельяминова – Зернова. Это верный человек Хвощинского. Что прокурор скажет, то он и сделает.