Его доставили в Ростовскую тюрьму комиссариата по борьбе с контрреволюцией. Ранее при царе там содержали политических противников монархии, а ныне все повернулось с ног на голову.
Но Лабунский совсем ничего не знал о том, что такое Донская Республика советов. Да и откуда ему было знать? Он постоянно находился в дороге и совершенно не читал газет.
В результате отхода Добровольческой армии в марте 1918 года в части территории Войска Донского была создана Донская Республика. Высшей властью стал Военно-революционный комитет, связанный с советским правительством в Москве…
Ростов
Тюрьма.
Май, 1918 год.
В тюрьме Лабунского поместили в камеру, в которой содержалось больше двадцати человек. Большинство бывшие офицеры русской армии. Многие пробирались на юг дабы присоединиться к Корнилову и взяться за оружие в войне против большевиков. Но взятие красными Ростова помешало их планам.
– Еще один, господа! – приветствовал корнета среднего роста молодой офицер. – Кто будете?
Офицер был не старше самого Лабунского, лет 25–27.
Петр представился:
– Корнет Лабунский.
– Корнет? Изволили служить в кавалерии?
– Лейб-гвардии Уланский Её Императорского Величества Государыни императрицы Александры Федоровны полк. С марта 1917 года просто лейб-гвардии 1-й уланский полк.
– Поручик Штерн из лейб-гвардии Кексгольмского полка.
– Подпоручик Иванов-Второй. 32-й пехотный полк.
– Штабс-капитан Рогов, 12-й драгунский полк. Прошу представиться полковнику.
Полковником оказался пожилой мужчина в очках. На его потертом френче все еще красовался значок академии генерального штаба.
– Генерального штаба полковник Петров.
– Лейб-гвардии уланского полка корнет Лабунский.
– Как попали в Ростов, корнет?
– Пробирался на юг в земли свободные от власти большевиков. И вот попался.
– И как же попались, корнет? На вас нет знаков различия. И шинель солдатская.
– Меня опознали на вокзале, – честно признался Лабунский.
– Вас? – удивился поручик Штерн. – В таком виде? Вы не генерал Корнилов, сударь.
– И тем не менее. Меня опознали, поручик. Сам удивился такому повороту. На вокзале в Ростове, как только вышел из вагона. Натолкнулся на знакомого. Знакомую.
– Женщина? – спросил полковник.
– Анна. Я знавал её еще в гимназические годы, господа.
Поручик Штерн удивился:
– Анна Губельман?
– И вам она знакома?
– Кто здесь её не знает, корнет. Сам Троцкий писал об этой женщине в какой-то большевистской газетёнке. Назвал её «валькирия революции».
– Валькирия? Это так похоже на Анну, – сказал Лабунский.
– Хотя здесь у неё менее звучное прозвище, корнет. Аня в кожаных штанах, – сказал кто-то из офицеров.
– Но откуда у вас такие знакомства, корнет? – снова спросил поручик Штерн.
– Из прошлой жизни, поручик. Тогда она была ученицей женской гимназии Чвалинской и не носила кожаной куртки и галифе. Милая была девушка.
– Ныне она правая рука местного живодера Шамова. Знаете кто этот персонаж, корнет?
– Впервые слышу, поручик.
– Шамов комиссар по борьбе с нами.
– С нами?
– Они называют это контрреволюцией. Шамов нечто вроде главного жандарма в Ростове. Пачками подписывает смертные приговоры. В здешних подвалах расстреливают трижды в неделю.
– Но я не принимаю участия в войне, господа. Я имею желание покинуть Россию.
– Сбежать? – спросил полковник.
– Можно сказать и так, господа. Я офицер русской армии и присягал царю и отечеству. А поскольку царя больше нет, то я свободен от присяги.
– А Отечество, корнет? – спросил полковник.
– Отчество? Империи Российской больше нет.
– Империи нет, но Россия осталась. Вы кто по убеждениям?
– Монархист, – сразу признался Лабунский. – Верой и правдой служил царю нашему. Затем присягал Временному правительству. Хоть, признаюсь, без особого энтузиазма. Но и оно рухнуло. Большевикам не присягал. Они распустили старую армию, и я волен в своей жизни.
– Вольны? – спросил Лабунского офицер среднего возраста со шрамом на щеке. – Вы в тюрьме чрезвычайки. И отсюда выходят только вперёд ногами. Или прикрепив красную звезду к фуражке.
– Что это значит?
– Красным нужны офицеры. И особенно офицеры кавалерии, корнет. Штабс-капитан Игнатьев.