Не дрейфь, борода!

Овчарка вцепилась в плечо его толстого пальто и, злобно рыча, валяла Вадика из стороны в сторону.

– Тикай! – кричал из дырки Филя. – Порвет!

Взбудораженная колли визгливо лаяла, не решаясь броситься на помощь.

Выдернув руку из рукава, Вадик катнулся по земле и выбрался из пальто. Овчарка, брызгая слюной, бросилась на него.

– А-а-а!!! – упал на спину Вадик, увидев взлетевшее в воздух тело собаки, ее обнаженные клыки и ненавидящие глаза. – А-а-а!!! – кричал он, судорожно перебирая каблуками и отползая в сторону забора.

Цепь натянулась, спружинила и резиновым жгутом рванула собаку назад.

– Тикай! Тикай! – кричал из-за забора Филя.

Вадик вскочил на дрожащие, почти бессильные ноги и кинулся, не разбирая дороги, к забору. Через клумбы. Через луковую поросль. Через чахлые нарциссы. Падая и зарываясь руками в липкую землю. За спиной он слышал накрывающий, истошный, рвущий лай Цезаря.

– Сорвется! Сорвется! – кричал Филя. – Быстрее!

Вадик с ходу проскользнул в щель. Филя вместе с повизгивающей Лесси уже мчался по колдобистой тропинке подальше от забора. Вадик оглянулся. Его пальто поверженным врагом валялось на бетонной дорожке около Цезаря. Наступив на него передними лапами, собака с остервенением рвала в клочья подкладку. Вадик закрыл лицо грязными, в черной земле, ладонями и зарыдал. Горько, отчаянно, надрывно.

Через два дня, на большой перемене между историей и русским, Филя, широко размахивая руками и разбрызгивая крошки недожеванного бутерброда, убеждал поникшего Вадика:

– Проверенный способ. Не ссы!

– Ты думаешь?

– Полный верняк, – бил себя в грудь Филя. – Каждый день по два кусочка докторской, и опять подружитесь. Закон природы.

Вадик с надеждой посмотрел на него.

– Только, – Филя облизнул все еще жирные после бутерброда губы, – с тебя блок Бурунди. Сам понимаешь, закон природы.

И шуба норковая в пол

1

После затянувшихся допоздна переговоров в мэрии, традиционной сауны и подписания бумаг я сомневался, что успею на вечер встречи одноклассников. Вот почему попросил Леру, зампреда городской администрации, никому не говорить о моем приезде. Даже Жорику, ее мужу. Хотел быть сюрпризом. Как кирпич на голову. Все-таки пятнадцать лет не виделись.

В фойе школы из репродукторов гремело:

Одноклассники, одноклассницы,

И ровесники, и друзья…

– Когда выпускались? – полюбопытствовала шустрая девчушка-старшеклассница.

Я назвал год. Она пролистала списки, нашла нужный и спросила мою фамилию. Записав, улыбнулась:

– Ваши собираются в кабинете физики. Проводить?

– Что ты, – засмеялся я. – Сам найду.

– Через час – звонок, – сообщила она. – В актовом зале Николай Николаевич будет всех приветствовать.

– Ник Ник?!

– Ага! – кивнула девчушка.

– Послушай, – я слегка замялся. – А Маргарита Игоревна? Физичка?

Девчушка наморщила лоб:

– Валерий Львович. Евгения Матвеевна. Галина Васильевна. Нет, Маргариты Игоревны не знаю.

2

Сентябрь. Одиннадцатый класс. Звонок на урок. Нашей физички, как всегда, нет. Девчонки в коричневых платьях и черных фартуках кучкуются хомячками вокруг Лериной парты и шушукаются. Прямо под великими физиками, на которых солнечный зайчик играет в классики. Вот он зацепился за катышек, прилипший к носу Бернулли. Вот скакнул на Фарадея с повисшей на пол-лица тряпкой. Видать, семиклашки веселились. У них тоже урока не было.

Около распахнутого окна мы затягиваемся на спор кубинской «портогасиной». Затяжка – лающий кашель и едкие слезы.

– Говорю, – смеется Жорик, приглаживая пальцем пробившиеся за лето усики, – не сигареты, а смерть фашистам. Следующий!

Это его идея. Все знают, что физичка втихаря шмалит в подсобке. Вот Жорик и нашел у нее в столе сигареты. Делать-то все равно нечего.

– Че там еще было? – спрашивают пацаны. – Гондоны?

– Да ну! – кривится Жорик. – У кого на нее встанет? У Ник Ника?

Жорик – эксперт. Он все лето кадрил москвичку-курортницу и теперь загадочно улыбался, когда разговор заходил о женщинах.

– Хватит пошлить.

Это Лера, наша отличница. У нее над губой, с левой стороны, родинка. Как у физички. Только у той оттуда волосы растут, а у Леры – маленькая точечка, которую хочется поцеловать.

– Кузнецов, – говорит она мне, – ты – староста. Третьей физики нет!

– А тебе что? – отвечает за меня Жорик. – Больше всех надо?

– Мне поступать, – краешек губы Леры, как раз под родинкой, обиженно вздрагивает. – Кузнецов, тебе, между прочим, тоже.

Это правда. Мне поступать в технический университет на АСУ: автоматические системы управления. Конкурс двенадцать человек на место. Физику дерут, как черти.

Дверь шумно распахивается, и в ней появляется тощая задница физички.

– Извините, – говорит училка за дверью, пятясь в класс. – У меня были дела.

– Маргарита Игоревна, – звенит тенорок нашего дирика Ник Ника, – это никуда не годится!

– Простите, – бормочет физичка и закрывает за собой дверь.