– Наложил я на твой пленум, плевал с высокой колокольни! – огрызнулся майор и подумал: «Хорошо, что у него нет диктофона, а слова к делу не пришьешь».
– Ты, еще горько пожалеешь, слово – не воробей.
– Слово к делу не пришьешь. У тебя нет свидетелей.
– А Федор и Михаил подтвердят. За все ответишь, тебе это аукнется, сгною в тюрьме.
– Не каркай, я не из робких, на бандитские пули и ножи ходил. Отвечу, но не позволю позорить себя и мою семью, – произнес майор, стирая теплую кровь с лица. – Тебя бы следовало, как хряка, кастрировать, но все равно прибор уже не приходиться. Впрочем, достаточно и этого…
– Федор, Федя, по-мо-ги! – позвал своего водителя партработник. Цыгейка, наблюдавший за поединком со стороны, бросился к шефу на помощь.
– Стоять на месте! Застрелю, как бешеную собаку! – крикнул Калач. Водитель увидел направленный на себя ствол пистолета, остановился. Приблизившийся Трошин доверительно прошептал:
– Федор, давай не будем пороть горячку, чтобы потом не оказались крайними. Черт подери, не по своей воле влипли в скверную историю. Теперь затаскают на допросы в прокуратуру или КГБ в качестве свидетелей.
– Да, затаскают, – согласился Цыгейка и, глядя в сторону Слипчука, сказал. – Пойду, помогу Александру Петровичу. Кажется, он серьезно пострадал от ударов твоего майора.
Оставив соперника, Калач, промокая носовым платком кровь с поцарапанной щеки и разодранного носа, с огорчением сообщил:
– Когтистый, как рысь, портрет испортил. Кстати, Михаил, в случае чего подтвердишь, что Слипчук первым нанес мне удар. Я оборонялся. Хотел с ним поговорить мирно, а он сразу полез в драку. Понадеялся, что я перед его персоной оробею, в штаны наложу, вот и получил на орехи. Попал под горячую руку, бабник, демагог. Впредь наука будет.
Водитель промолчал, так как отчетливо видел, что после разговора на повышенных тонах и жестикуляций, майор первым нанес удар жезлом.
– Что молчишь, сопишь, будто воды в рот набрал? – проворчал начальник и намекнул. – Может, устал меня возить, так быстро найду замену, а тебя переведу в ППС или в медвытрезвитель?
– Товарищ майор, я своей работой доволен, – признался водитель. – Если я подтвержу вашу версию, то Федор ее легко опровергнет. Он находился почти рядом и все видел.
– Твое дело подтвердить. На каждое их обвинение у нас должен быть убедительный, неопровержимый контраргумент. Или ты решил, как тот хохол, «моя хата с краю, ничего не знаю», отмолчаться? Не получится, не та ситуация… Что скажешь?
– Скажу, что он первым начал, – невольно согласился Михаил и заметил. —Значит, зазнобу не поделили, иначе нет причины пускать в ход кулаки?
–Теперь ему баба не скоро потребуются, через ногу не сможет перелезть. Почитай, кастрат, евнух. Будет впредь наукой, как за чужими юбками волочиться.
– Так вы его на почве ревности поколотили?
– Помалкивай! – осадил начальник водителя. – О том, что увидел и слышал, никому ни слова, жезл спрячь подальше от глаз. Сам понимаешь, что это серьезная улика.
– Конечно, понимаю, – ответил Трошин, представив, какие страшные удары и острую боль испытал и ныне ощущает пострадавший. С тоской подумал: «Если бы шеф поколотил обычного мужика, то сошло бы с рук, а тут партийная шишка, секретарь по идеологии, политика. Скандал неизбежен. Если майора снимут, то мне придется искать другое место. Заварил шеф кашу и мне рикошетом достанется на орехи».
– Вячеслав Георгиевич, ведь он может обратиться с заявлением в прокуратуру и тогда по факту избиения будет возбуждено уголовное дело.
– Он чувствует за собой вину, поэтому не обратиться. Тоже не ангел, нанес мне увечье, расцарапал щеку и нос. И потом не в его интересах раздувать скандал, что может негативно отразиться на политической карьере. И все же неприятностей не избежать. Вся надежда на поддержку начальника УВД генерал-майора Добрича. Авось выручит? Но ты, Миша, об этом никому не слова, иначе…, сам понимаешь. Возьми жезл и положи в багажник. Возвратимся в райотдел, сразу же сожги, а пепел развей.
– Жезл – подарок друзей, мой талисман?
– Это вещдок, подлежащий уничтожению, – твердо произнес начальник.
– Товарищ майор, за уничтожение вещественных доказательств предусмотрена уголовная ответственность, – напомнил сержант. – Сами возьмите и сожгите.
– Много ты знаешь?
– Не первый год служу в милиции, многому жизнь научила.
– Понятно, – усмехнулся Калач. – Боишься оставить свежие отпечатки на жезле. Сообразительный и предусмотрительный. Но они и так сохранились.
– Вячеслав Георгиевич, пострадавшего следовало бы доставить в травматическое отделение районной больницы. Вдруг у него серьезные повреждения, переломы, гематомы.
– Федор без нас управится. Не будь мягкотелым и сентиментальным. На покладистых и терпеливых мужиках бабы воду возят и кнутом погоняют. Разборка произошла, возврата нет.
Михаил удрученно почесал затылок.
– Почему ерзаешь, вши завелись?
– Думаю над ситуацией.
– Тебе то, какая печаль?
– Затаскают в качестве свидетеля.
– Не трусь, не из таких ситуаций выходили без потерь. Давай за баранку и в отдел, надо срочно снять стресс.
Трошин лихо развернул «Волгу» и направился ее в поселок. Ехали, молча с мрачными лицами, словно в багажнике покоился труп.
Между тем Цыгейка подбежал к лежащему на траве Слипчуку. Лицо пострадавшего было искажено болью. Водитель помог секретарю подняться. Заметил, что правая рука свисает ватной плетью. Осторожно придерживая, провел к машине, уложил на заднее сидение, с тревогой спросил:
– Александр Петрович, куда?
– В травмпункт, – велел он. – Кажется, этот бугай сломал мне руку. Что же ты, Федор, струсил?
– Он пригрозил пристрелить, как бешеную собаку, а у меня жена, ребенок, – покаялся водитель. – Если этот грозный блюститель на вас, второго секретаря райкома, руку поднял, то меня бы раздавил, как букашку.
– Зверь, – превозмогая боль, простонал Слипчук.
– Я ведь предупреждал: не надо было останавливаться, ударил бы по газам и все дела,– напомнил Цыгейка о своем совете.
– Да, не надо было, – согласился партработник.
Возвратившись в свой кабинет, Калач ощутил голод. Подошел к сейфу, достал с нижней полки початую бутылку коньяка и сделал три полных глотка. Почувствовал, как тепло благостно разливается по массивному телу. Вернулся за стол и по телефону велел секретарю-машинистке:
– Анжела, завари пару чашек кофе без сахара.
– Может три? – предложила она и напомнила. – Бог любит троицу.
– Давайте три и пару бутербродов с колбасой и сыром. Холодильник у нас еще не опустел?
– Не опустел, я его вовремя пополняю.
– Спасибо, Анжела, чтобы я без тебя делал? – польстил офицер.