Жизнь не только борьба
Автобус за нами они прислали свой. До начала соревнований провели в музей космонавтики. Гидом была Валентина, жена Гагарина. Провела по многим интересным стендам, рассказала про гибель Юрия, ничего нового я не услышал, а в официальную версию я не верил. На одном из стендов под стеклом я увидел часы астронавта США Армстронга, побывавшие на Луне – большие (примерно 5см в диаметре), толстые (около 2см). На другом стенде разглядел партбилет Гагарина. По величине партвзносов определил его зарплату за месяц до гибели – 900р.
Стреляли мы долго, часа 3. Обстреляли, конечно! Пока стреляли, заметил, что Валера Быковский, кажется 6-ой космонавт, (маленький, черненький) на своей черной «Волге» постоянно мотался мимо нас куда-то. После окончания стрельбы нас пригласили в нестандартный длинный кунг, а там…… стол, полный яств и водки! Хорошо выпили и закусили. Я налегал на красную и черную икру, «чтобы не опьянеть!». Я сидел рядом с Валерием, после третей рюмки расхрабрился и спросил, сколько он получает в месяц? Он сказал – 700р.
В июле 67 года я впервые вылетел на Казахстанский полигон в/ч 77969. Основное впечатление – очень жарко! На улице в городе, и особенно на пусковой площадке – это в 100 км от озера, находиться вне помещения просто невозможно, а в помещениях, даже в безрукавке, работать можно с трудом. Бедные военные, они ведь в полной военной форме все! Да, не зря им платили раза в три больше чем нам за эти мучения. Работы, мне теоретику, в этой первой командировке было немного. Цель командировки была ознакомительная. Наладить контакты с военными – теоретиками-алгоритмистами, которые вели сопровождение наших работ по блоку БН. Это были два замечательных майора: Глеб Лившиц и Гена Батырь. В своё время выпускники КВИРТА – Киевской военно-инженерной радио-технической академии. Умнейшие ребята, меня понимали с полуслова. Мне пришлось много с ними повозиться в части теоретического обоснования общего принципа наведения и частных блоков БН – он обеспечивал точное наведение ракеты на цель после старта из вертикального контейнера.
Ракета в контейнере, стоящая на пусковой установке, производит жуткое впечатление. 17-ти метровая громадина диаметром чуть меньше метра! Я должен был проверить расположение рулей, чтобы оно совпало с тем, что было заложено у меня в алгоритме. Пришлось влезть снизу в контейнер. Жуть!
Познакомился с комплексом ВТИ – комплексом, обеспечивающим эталонную траекторию во время испытательного полёта ракеты. В этой первой командировки я проработал 1,5 месяца. Загорел – до безобразия, накупался в Балхаше – всласть! Хорошая была первая командировка! Больше таких не было. До 75 года, когда я переводом ушел из «Алмаза», командировки были почти каждый год, в основном, напряженные. А командировка в 70-м году, была очень плодотворной и привела к неожиданным результатам. Подробности в своё время.
Отмечу, что кроме меня в качестве теоретиков-алгоритмистов ежегодно по очереди на полигон вылетали Колесников Людвиг, Володя Добряев, Морозова Юля, Володя Нефедов, Марат Аваев. (Фото). В 68 году он защитил диссертацию, стал начальником лаборатории и возглавил подготовку и проработку алгоритма и боевой программы блока БН. К нему в лабораторию перевели программистов от Князатова –
это Боря Лебедев, Руслан Новиков, Игорь Гельсингфорский, Слава Кокаулин. Они по очереди меняли друг друга на полигоне. Фактически этот коллектив теоретиков и программистов довел до ума боевой алгоритм и программу блока БН, отладил КИМС, провёл полный цикл стохастического и предпускового моделирования, доказав возможность начать реальные пуски ракеты, и обеспечил четкую работу блока наведения ракеты БН на экспериментальных пусках начиная с 1972г. Боевыми операторами на ЭВМ 5Э92Б, в которую была загружена вся программа управления ракетой, начиная с нажатия кнопки «Пуск» были Боря Лебедев и Слава Кокаулин. И на всех подготовках к пуску и на пусках рядом с боевым оператором за пультом ЭВМ сидел теоретик, который после пуска проводил анализ процесса наведения ракеты по записям параметров, поступающих на магнитофоны с ЭВМ. В нескольких пусках эту работу проводил и я.
Все наши программисты были большими любителями рыбной ловли на озере. На выходные выделялся фургон – ГАЗ – 66, туда набивалось человек 20 и они с ночевкой уезжали на рыбалку. Ловили, в основном, «на резинку» и только крупную рыбу – судаков и осетров. Однажды Нефедов с Лебедевым вытащили огромную белугу весом около 60 кг! Икры в ней было более 3-х килограмм. Вообще, рыба в командировке была большим подспорьем и ей в основном питались и закусывали, здорово экономя командировочные – 3 рубля в сутки тогда платили. Я на рыбалку ездил только два раза по весне, сразу после схода льда. Оба раза вытаскивали рыбы более 50 кг на троих.
С весны 68 года, когда у меня были уже хорошие результаты на стенде, до 75-го года я не пропустил ни одного открытия охоты – ни весной, ни осенью. Стрелять я стал классно и очень продуктивно! Весной ездил на глухаря и тетерева в Ивановскую и Костромскую области. Зимой ездил несколько раз на зайцев, два раза на лося и один раз на кабана в элитные охотхозяйства ЦОМО, где охотились, в основном, Брежнев, Косыгин, члена ЦК, высший генералитет и высокопоставленные иностранные гости. Трижды брал с собой в командировки на Балхаш ружье. Там были очень интересные охоты на сайгака, на утку в долине реки Чу, в Государственном заказнике Казахстана на восточном берегу Балхаша, дважды охотился в дельте Волги, где в 69 году 15 ноября погибал на гусиной охоте. (Как вспомню – жуть берёт!). Об этом, в своё время, нужно бы написать отдельные рассказы.
Дважды, 71 и 72 годы, я организовывал встречу нового года коллектива СБ и друзей из других отделов ОКБ с детьми, женами и лыжами на даче Геринга (того самого!) на Истринском водохранилище. Каждый раз было человек по 40.
Эту огромную двухэтажную дачу-дворец личный пилот Сталина генерал ВВС Голованов разобрал по бревнышку, переправил из Германии в Союз, и собрал на берегу водохранилища, оформив на себя как личную собственность. Там было всё, в том числе биллиардный зал, банкетный зал и многочисленное число комнат-номеров для гостей на обоих этажах. Молва говорит, что когда Сталину доложили об этом «безобразии», он приказал ему передать это чудо в лучшее охотхозяйство Минобороны – Центральным органам, т.е. в ЦОМО. Путёвка для членов общества военных охотников ЦОМО туда стоила гроши. Было весело! Все были довольны, а особенно я – далее будет ясно почему.
А сейчас расскажу о том, как, собираясь на охоту на селезня весной 68г, в одночасье, я стал Командиром ракетного корабля 2-го ранга в запасе, будучи офицером ВМФ, штурманом, когда демобилизовывался в запас в конце 53 года, а на самой охоте приобрел радикулит, которым мучился несколько лет.
А дело было так. Взял я путёвку на охоту. Собираюсь не опоздать к открытию, и вдруг приходит депеша – прибыть в военкомат для прохождения очередной переподготовки.
Надо сказать, что плавсостав флота, кем я и был, один раз в 2…3 года обязан был проходить эту очень занудную процедуру, мало полезную для человека. В течение месяца, почти ежедневно, с отрывом от работы, нам читали лекции о международном положении, составе флота НАТО, политики наших вождей и много еще всякой дребедени. И я проходил это безобразие после демобилизации, начиная с 54 года, уже несколько раз. В принципе, в ходе этой переподготовки, мне должны были повышать воинское звание. Но этого не происходило. И я поехал в военкомат, чтобы объясниться.
Принял меня какой-то сухопутный капитанишка, я ему выразил своё несогласие с тем, что меня не повышают в звании, хотя я честно уже 4 раза проходил эту процедуру. Показал ему путевку на охоту и сказал, что очень не хочу пропустить охоту. Он мне объяснил, почему меня не повышают в звании – для этого флотский офицер плавсостава, тем более штурман, должен отплавать хотя бы месяц на любом корабле. Но с «Алмаза», где я работаю, военкомат отправить служить никого не имеет права – предприятие в особом списке. У меня с собой был коньяк, и, когда я попросил что-нибудь придумать, он придумал: если я соглашусь поменять ВУС-111 (это штурман) на ВУС – 110, а это командир ракетного корабля 2-го ранга, меня не будут дергать никогда. Я согласился. Больше меня никогда не дёргали.
Летом 67 и 68 годов несколько раз пришлось выезжать на места, предлагаемые областными чиновниками нам в качестве территории для садоводческого товарищества. В основном это были заболоченная земля, овраги и прочая неудобь. Наконец, в 69 году завком, где сидели очень крутые ребята, такие, как Коля Синицын, Коля Афонькин, Паша Тришков, Макарыч Юсупов и другие, остановился на варианте вблизи д. Холщевики. Но надо было вырубить топорами гряду плотного высокого мелколесья длиной 3 км вдоль высоковольтки и шириной 20 метров! Редкие крупные деревья лесхоз валил сам и на нашей технике вывозил с территории на лесопилку.
Я раза 3 участвовал в этой тяжелой работе. В один ряд становилось человек 20, с топорами, и срубали под корень эту плотную непроходимую массу деревцев высотой метра 3….4. диаметром 5….7 см. Опасная работа! Кто-то рубанул себя по ноге до кости! Потом по всей территории прошлись бульдозеры и очистили эту вырубку от мелких пеньков и больших пней. Правда, кое-какие пни бульдозеры не осилили, потом вручную пришлось выкорчевывать их кому не повезло. Весной 71-го провели жеребьёвку, и мне достался неплохой участок №178. Лучшие участки забрали себе члены завкома и вся инициативная группа (15 человек), которая провела огромную работу по созданию садоводческого товарищества. А это: системы электроснабжения – силовые трансформаторы, опоры, электролиния, водоснабжения – скважина (110 м глубина), трубы, башня – 20 метров высоты.
Наступил 69 год, год неожиданных и серьёзных перемен в моей жизни.
2.3.4.3 Трагические коллизии и шаги к нормальной жизни
Мы тихо и мирно, как мне казалось, продолжали жить в одной большой комнате. Тёща бытовала за перегородкой. Сергей подрос (фото 1970г) и надо было думать о неудобствах личной жизни..
В 68 году тёща подала на работе заявление на квартиру. И ей твёрдо завком пообещал дать её в начале 69-го года. Но что-то задерживали, она очень переживала. Посовещавшись, мы решили подать заявление на строительство кооперативной 3-х комнатной квартиры в Тушино – как резервный вариант. И оплатили первый взнос – деньги от командировок были и тёща подбросила процентов 40. Через полгода дом должен был быть построен. И вдруг, у тещи обнаруживают рак сигма-кишки! Её прооперировали, но метастазы, по-видимому, остались (Тогда я предполагал, что заболевание произошло только на нервной почве, из-за неудач с квартирой. Но последующие события позволяют предположить, что главную роль здесь сыграл ещё один прискорбный и для меня и для неё фактор).
Примерно за полгода до того, как Сергею исполнилось 16 лет, (он родился 8-го октября 1955 года), Зина мне заявляет: «Помню ли я о договоре 57 года?» Тогда мы договорились жить вместе до исполнения Сергею 16 лет (см. л. 35 и 37). «Выполняй договор! Я хочу развестись!»
Я был ошарашен этим вопросом!!! Все прошедшие после 57-го годы, (13 лет!), жили мы нормальной семьёй. Воспитывали ребёнка, работали, часто отдыхали вместе, посещали театры и клубы. Сергей каждое лето в обязательном порядке был устроен мной в п/лагерь, и каждый год у него была ёлка и, в основном, свежесрубленная мной в лесу, я ей никогда (!!!) не изменял, зарплату всю отдавал ей. (Но заначка в пределах 10 р была всегда) И, главное, несмотря на её многочисленные фокусы (в пределах нормы для женщины!), я её любил, заботился и, естественно, прощал.
Думаю, что прежде чем задать мне этот страшный вопрос, она советовалась с «мамулей», (как она звала маму). И я думаю, что для тёщи это был удар «ниже пояса», который в совокупности с переживаниями за квартиру, оказался смертельным.
Ровно через полгода после операции моя любимая тёща умерла. Ей было 57 лет! Крепкая, здоровая, симпатичная хохлушка! За неделю до смерти ей сообщили, что вопрос с квартирой завком решил – ей выписали ордер на 3-х комнатную квартиру и через пару недель она может его получить. Сразу после смерти ордер на квартиру был аннулирован.
А я получил ордер и ключи на кооперативную квартиру в Тушино на ул. Планерная д. 18, 3-й этаж по жеребьёвке, вскоре после похорон.
Зине я ответил, что помню о том договоре. Хотя думал, что со временем он потерял смысл, ибо жизнь наладилась, зачем же её рушить? Но раз она настаивает, я должен обдумать ситуацию. С бухты-барахты такие дела не решаются – мне нужно время.
Я хотел потянуть, надеясь, что она одумается. Это во – первых. Во-вторых, мне идти было некуда и не к кому, никакой, даже на примете, женщины у меня и в мыслях не было. В-третьих – почему я должен, налаженную с таким трудом после 57-го года семейную жизнь, разрушить и оставить без отца моего сына? На просьбу объяснить своё поведение следовало: «Я так хочу!!». Мне стало ясно, что кто-то извне руководит и руководил все эти годы её поведением. И я даже знал, кто это был – (см. л 37) . Но, «если женщина хочет…..», как поёт Нана Бригвадзе, то её уже не остановишь. Я должен был выработать стратегию отступления с минимумом потерь «по принципу Понтрягина» – не зря же я так долго изучал оптимальные принципы управления ракетами. У меня было целых полгода, чтобы обустроить свою дальнейшую новую жизнь – я плохо представлял жизнь без неё, без сына. Я продолжал, несмотря ни на что, её любить, хотя и появилась злость и горечь из-за страшной бессмысленности её поведения.
Примерно через полгода после разговора с Зиной о разводе, я сказал Сергею о решении мамы развестись со мной, и что я должен буду уйти – моё мужское самолюбие иначе поступить не позволяет. Он заплакал! (Когда я писал эти строки (4 января 2009 г), у меня самого выступили слёзы!). На его естественный вопрос, какая причина развода, я сказал, что не знаю. О событиях 57-го года, когда ему было 2 года, я ему рассказать не мог, т.к. это могло отрицательно сказаться на его отношениях с мамой в будущем.
И тут, при очередном медосмотре, у Зины обнаруживается опухоль типа киста в соответствующем месте и её кладут на операцию в гинекологию. Я проконсультировался у врача, какова опасность для жизни жены, врач ответил, что опухоль не опасная, в больнице она проведёт не меньше недели и может продолжать жить с мужем, как и раньше.
И я начал действовать. По всем направлениям
Первое. Переезжать на новую квартиру надо срочно – мало ли какой фокус может выкинуть моя непредсказуемая половина.
Второе. У меня на руках были ключи от новой квартиры, правда, пустой, без какой– либо мебели. Пока Зина лежит в больнице, надо перевести всю мебель и скарб из старого жилья и подкупить по минимуму необходимое. Я это сделал в течении 2-х дней с помощью друзей и отца. Главное, не нарушен был учебный процесс Сергея – у него в маленькой комнате был поставлен бывший мой большой двухтумбовый стол, на котором он занимался все время, и диван. В спальню я купил две не очень дорогие, но современные, на низких ножках кровати с пружинными матрасами. Старую комнату по акту с небольшим скандалом сдал ХОЗУ завода, хозяину дома. Требовали сделать ремонт, но я отказался категорически, и они отступили. Деваться им было некуда.
Третье. Надо было найти себе жену и, главное, не ошибиться второй раз!
На работе я ввёл в курс дела своего лучшего друга Людвига Колесникова и сообща, на базе теории матриц, мы составили весовую матрицу по тем скупым сведениям, которые были у меня и у него, включив в неё всех красивых неустроенных в жизни женщин ближайшего окружения. Фамилии их я упомянул выше. Факторов было штук 10, в том числе: интеллект, характер, ум, моё мнение об объекте, отношение объекта ко мне, контабельность, наличие детей, здоровье, квартира, возраст. В интеграле, наибольшее число баллов получила Морозова Юля Александровна! О Юле я имел мало информации, а Людвиг сказал, что у неё, по его мнению, не всё в порядке с желудком. Но я неоднократно её наблюдал во время общественных мероприятий, субботников, лыжных походов, иногда она была со своей дочерью, тоже очень красивой девочкой, 57 года рождения. Я видел, как она крепко стояла на лыжах. А по поводу её «розовых щечек» я писал выше – лицо её светилось здоровьем. Я посоветовался с Цепиловым. Рассказал историю с Зиной. Он одобрил мой выбор и сказал, что по его мнению, «у неё нет понятия дома, она мало приспособлена к семейной жизни и на первых порах мне будет трудно». Но, зная мой характер, сказал он, всё у вас будет хорошо.
Как раз, во время наших «научных» изысканий с Людвигом, Юля сидела на полигоне на Балхаше. Что-то у неё там не ладилось с её блоком выработки команд на ракету – на реальном пуске ракета болталась на траектории и она включила в контур цифровой фильтр-пробку, после чего ракета перестала болтаться, как показало моделирование. Я этот блок хорошо знал, нашел, как мне казалось, ошибку в её алгоритме и Цепилов приказал срочно мне вылететь в Казахстан, предварительно связавшись с ней по ВЧ-связи.
Прилетел, и мы с ней несколько дней прочесывали алгоритм и иногда отвлекались, рассказывая каждый о себе. Так она узнала о моём семейном положении, а я многое о её жизни. Официально у неё есть муж, Соловьёв Лёнька, но она от него ушла еще до рождения дочери, т.к. он оказался сторонником свободной любви и не пропускал ни одной юбки. (Нечто похожее по поведению на Ландау. Лёнька тоже физик, д.т.н., и вращается в близких к Ландау и Сахарову кругах). Отец у неё математик, член-корреспондент Академии наук Гельфонд Александр Осипович, (теория чисел), (Фото 1960г), умер несколько лет тому назад. Она окончила в 50 году физфак МГУ, была распределена в п/я 1323, прошла успешно разработки ПВО – систем. Мать её тоже физик, Морозова Анжелика Михайловна, русская, кандидат технических наук, была репрессирована как ЧСИР (за второго мужа) в 36 году, отправлена в ссылку и 7 лет проработала в Ижевске на танковом заводе на участке проверки качества броневой стали. Там внедрила свой метод просвечивания брони гамма-частицами, за что получила Сталинскую премию. Сейчас она живёт в Ленинграде с мужем, тоже репрессированным, обрусевшим немцем с Поволжья Бруно Ивановичем Мейснер, бывшим главным инженером Николаевского судостроительного завода. Познакомились они в ссылке. Юлину дочь Иру, в основном, воспитывали они, т.к. «она прочно ушла в работу – её слова». Сейчас она живет в одной комнате двухкомнатной квартиры с дочерью, которую ей устроил отец через АН. Во всём ей помогает Ирина Максимовна, подруга матери по ссылке, тоже отсидела 17 лет за мужа, крупного партийного работника из Архангельска. Она (Юля) уже 13 лет перебивается без мужа, хотя Ленька аккуратно платит алименты. Сердце у меня учащенно забилось и я понял, что мы с Людвигом не ошиблись! Конечно, я давно заметил, что она «положила глаз» на меня, но высшая степень её интеллигентности и моё равнодушие к ней «не позволяли ей делать активных шагов». Кроме того, как она говорила мне позже, «не хотела рушить мою прекрасную семью и замечательную с Зиночкой пару». Мы часто вместе были на общественных мероприятиях.
Узнав, что «здесь и сейчас» я свободен, она была шокирована…….
И сердца наши забились в унисон!!! Вопрос с будущей женой был решен в одночасье! Последняя точка была поставлена в гостинице в её номере, вечером…. Здесь были даже слёзы.
Дальше работать стало веселее. А ошибки в её алгоритме мы не нашли – она показала, что я был неправ. Вместе мы вернулись в Москву счастливые. Но нам предстоял ещё длинный путь оформления наших отношений. На это ушло 2 года. Квартиру я решил оставит сыну безвозмездно, я был уверен, что с Юлей мы купим новую, а пока перебьёмся в её комнате 18 кв. метров, где она жила с дочерью Ирой. (Как оказалось в дальнейшем, это
«пока» затянулось почти на 2 трудных года. Ира, а ей в то время было уже 14 лет, устраивала «концерты» моего неприятия, как мужа мамы, хотя до этого она много лет меня знала и относилось ко мне очень хорошо. Потом, конечно, всё наладилось. Подробности далее).
К моменту выписки Зины из больницы все три направления я реализовал на 99%.
Я заказал такси и привез её….. на Планерную! Она не ожидала, что я повезу её на новую квартиру. Легла на кровать и долго плакала. На вопрос о чём, сказала, чтобы я отстал. По-видимому, я нарушил её (и не только её!) планы.
До намеченного срока отступления оставалось много времени, и я занялся обустройством квартиры.
Во-первых, надо было срочно отциклевать и покрыть лаком полы, т.к. после машинной циклевки, которую проделали строители, это надо было делать безусловно.
Во-вторых, купить и повесить шторы, врезать замки, сделать полочки в настенных шкафах и в туалете. И ещё многое необходимое по мелочи, чтобы Сергею(!) было нормально жить и учиться. На это ушел почти год, а Зина….? Потерпит. Отношения у нас были ровные, но без близости. Я иногда не ночевал дома, так что близости мне хватало с Юлей. Мы выезжали вместе на охоту, встречу нового 72 года я организовал опять на Головановской даче, ночевал у неё, организовав для Иры путёвку в пионер-лагерь на Черном море «Орлёнок». Роза помогла – она была уже большим человеком в Центральных органах профсоюза строителей, кажется, главбухом, и её очень ценили.
А жизнь продолжалась.
Весной 71 года отец начал строительство дачного домика. В середине апреля погода установилась очень тёплая, до 18 градусов. Он нанял строителей из д. Холщевики, они завезли материал, под руководством отца мы с ним сложили фундаментные столбы из кирпича, который ему выписали на Очаковском кирпичном заводе за бесценок, по знакомству, а цемент тогда не стоил и копейки. Строители поставили каркас, за что взяли смешные деньги, кажется 300р, и стройка началась. (Врезался в память один характерный разговор с Зиной, еще до того, как она поставила мне ультиматум. Всего один раз она приехала на участок. На мою реплику, что скоро будем есть свою клубнику, но для этого надо будет сделать грядки, посадить и ухаживать, она сказала (дословно!: «Вот ты вырасти, а я приеду и буду есть». Комментировать не буду – всё подтверждало мою гипотезу о том, что она была настроена решительно на разрыв).
Трагическое событие произошло летом 71 года – застрелился Федя Булычев. Из
ружья, которое я помог ему выбрать несколько лет тому назад. Причина – он не мог больше
обременять семью жутким кашлем, которым он страдал уже несколько лет.
А дело было так. Как я писал выше, Федя был художник-самородок. Узнав при встрече, что я купил ружьё, и довольно успешно её использую на охоте, решил тоже купить. Он собирался поехать на этюде на Приполярный Урал, писать дикую природу. Не знаю, брал ли он с сбой ружьё в это Приполярье, но во второй поездке он здорово простудился и начал сильно кашлять. Врачи определили – эмфизема легких. С годами становилось всё труднее дышать и он все сильнее и сильнее кашлял, изматывая себя и семью. Врачи ничем не могли ему помочь – он стал выкашливать уже кусочки легких с кровью. И он пошел на последний шаг, чтобы избавить семью от этих мучений. Ранним утром, уже начало светать, вышел и нажал курок пальцем ноги, наставив ствол в сердце. Как говорили выбежавшие на звук выстрела соседи, когда приехала скорая, он еще дышал и стонал. Судьбу ружья я не знаю. Что я могу сказать? Так мог поступит только очень сильный духом человек, безгранично любящий жену и детей. Ему было 49 лет.
В конце 72 года я закончил обустройство квартиры, собрал свой спортивный чемоданчик, положил туда одну смену белья и рубашек, попрощался с Сергеем, сказал, что я его не бросаю, но мама хочет, чтобы я ушел, и чтобы мы развелись. Я буду регулярно к нему приезжать и финансово помогать. Сказал, что, когда отстроим вместе дачу, верхний этаж будет его. (Мы с Юлей его поддерживали до окончания университета без оформления каких-либо официальных документов ещё 7 лет. Более того, когда на вступительных экзаменах он получил по математике тройку, она включила свою связь с очень близкими университетскими знакомыми, работающими в МГУ профессорами-математиками, и он пересдал с хорошей оценкой). Зине я сказал, что квартиру я оставляю безвозмездно сыну, ну и, конечно, она может жить здесь, пока не выдет замуж. А пока я перевожу квартиру на неё. И ушел. Несколько раз приезжал за своими вещами. А расстались мы друзьями – мне её было очень жаль! Так поломать жизнь всем, главным образом Сергею! Кошмар! Я знал, что это было не глупость, а тонкий расчет. Конечно, я ей об этом ничего не говорил и сцен не устраивал. Живи как хочешь. Скорее всего, там была большая любовь (см. л. 35), что же я буду её разрушать? (Через несколько лет после развода они поженились, а Зина уехала к нему после того, как Сергей женился на девушке из Киева и она переехала к нему. Зовут её Ира. Отец у неё преподаватель Киевского института инженеров гражданской авиации, кафедра электрооборудование самолётов. Типичный представитель украинского народа-бедолаги! Мама – физик-атомщик. Тоже та ещё особь, но симпатичная и фигуристая. Далее я буду ещё много писать о жизни Сергея и его семьи).