По своей природе и характеру Антон не был отъявленным трусом, но и не был героем. Часто комплексовал от нерешительности. Потому и пошел в полицию, что там положение и форма ставили его как бы выше над простыми людьми. Давали ощущение своей власти и защищенности системой. Здесь тоже у него есть власть и, как он понимал, защита его прав.
Они спустились с горы и вновь выехали на пригорок, и с него открылся вид на замок под внушительным названием «Грозовые ворота». Последние лучи заходящего местного солнца, прощаясь, ласкали своими объятиями стены, окрашивая серый камень в розовые тона.
Антон представлял себе замок как темную мрачную громадину, перекрывающую перевал, и над этим большим и могучим замком, в его воображении, всегда бушевали грозы. Били молнии и гремел воинственно гром.
Но сам замок, к разочарованию Антона, представлял из себя каменную убогую башню с постройками, огороженную тыном. Стоял замок не на перевале, а у переправы через реку, на крутом берегу. Вокруг него были разбросаны десятки домишек, издалека казавшихся игрушечными.
– Вот оно, ваше владение, милорд. С прибытием. – Флапий показывал рукой на замок, и Антон не понял по его интонации, радовался он прибытию нового владетеля или издевался. Но что он мог поделать? Он даже не знал, как должен вести себя владетель. Может, он владеет жизнями слуг и крестьян, а может, у них есть конституция, защищающая их права. Выгнали же крестьяне прежнего владетеля, и тот ничего, только утерся. Может, и профсоюзы сельхозработников имеются…
«Да уж! Попал так попал!» – скрывая нарастающее огорчение и страх, подумал Антон.
– Челяди много в замке? – спросил он вслух.
– А это кто, милорд?
– Ну, кто живет в замке? Сколько людей? – стушевался Антон. Опять сказал невпопад.
– Людей-то? Это если баб за людей не считать, то, пожалуй… – он задумался, загибая пальцы. – Конюх Эрзай, он из степных кочевников. Кузнец Торвал, шер. Свинарь Акос и я. Ну, еще бабы. Их считать?
– Считай, – вздохнул Антон. Он все же подумал, что все-таки Флапий тайно над ним издевается.
– Ключница, тетка Илди. Кухарка Франси. Птичница Кили. Так что с бабами, если их за людей считать, нас там семеро.
– А баб, как ты говоришь, у вас за людей не считают? – осторожно поинтересовался Антон.
– Милорд считал, а так нет. Баба, она и есть баба.
– А что, у тебя жены нет, Флапий?
– Как нет? Есть, милорд. Франси.
– Кухарка?
– Ну да, кухарка.
– Что-то мало народу в замке.
– А кто еще нужен? – искренне удивившись, спросил Флапий.
– Ну, не знаю, – пожал плечами Антон и поправился: – Пока не знаю.
В замок въехали уже с темнотой. Покосившиеся ворота были раскрыты настежь. Никто их не встречал, и никому не было интересно, кто же это прибыл и за какой надобностью.
«Действительно, полное запустение», – упав окончательно духом, подумал Антон. Он понял, что Флапий нисколько не приукрашивал ситуацию, а рассказал все как есть. Его мнимый отец развалил все, что ему досталось от предшественника.
Въехав во двор, Флапий громко закричал:
– Эрзай! Торвал! Быстро сюда. – А затем, к удивлению Антона, небрежно сбросил тело своего бывшего милорда на утоптанную землю. Робарт съехал с крупа лошади головой вниз и, словно ненужный хлам, остался лежать под ногами лошади.
Антон, не выдержав, с нареканием произнес:
– Флапий, ты бы повежливей обращался с рыцарем. А то, как мешок с пшеницей, скинул милорда.
– А что ему будет? Ему теперь, милорд, все равно, – невозмутимо отозвался Флапий. – Перед отпеванием его бабы обмоют и приведут в должный вид. Пованивать, конечно, будет, но придется потерпеть…
– Эрзай! Торвал! Где вы? Я нового милорда привез. А старый-то помер!
Из пристройки, тоже каменной, с факелом в руке вышла низкая и очень широкая фигура. Слева появилась вторая, гораздо стройнее и выше.
– Ну и чего ты разорался? – густым басом произнес низкий и, подойдя поближе, с интересом уставился на Антона.
– Этот, что ли? – спросил он.
– Он. Он. Все, как и сказал Робарт. Был на горе с наследственной грамотой. А сэра Робарта убили рейдеры горцев. Но молодой милорд отомстил за отца. Вот головы. Держите. – Флапий кинул окровавленный мешок под ноги низкому. – Надо батюшку милорда отнести в ледник. Завтра мы с милордом съездим в обитель Заката и договоримся об отпевании.
– Ты что, деньги нашел? – усмехнулся низкий. Тот, что был повыше, все это время смотрел исподлобья и молчал. Лица в мерцающем свете факела различить было трудно. Но Антон и не стремился к этому. Он хотел упасть и забыться.
– А это что? – Низкий указал толстым пальцем на спаниеля. Собачка пригрелась и прижавшись к животу Антона, уснула. Он поддерживал ее нежно и осторожно, как самое дорогое, что у него осталось от прежней жизни.
– Милорд говорит, охотничья собака, – невозмутимо ответил Флапий. – И хватит болтать, забирайте головы и милорда и несите в ледник.
– Охотничья? Охо-хо! – разразился громким смехом низкий, и даже высокий улыбнулся. Смеялся низкий до слез, нисколько не стесняясь нового хозяина замка. Антон тяжело вздохнул и ответил:
– Ты тоже не вырос, но мальчиком тебя, наверное, не называют.
Низкий перестал смеяться и вытаращился на молодого милорда.
– Это вы к чему сказали, ваша милость? – постояв, спросил он. Руки его сжались в кулаки.
«С таким драться опасно, – подумал Антон. – Хоть и невысокий, но силища в нем должна быть, как у Ильи Муромца».
– К тому, что не все, что мы видим, можем правильно оценить.
– Торвал, – встрял в разговор Флапий, – милорд прибыл издалека. Он многого не знает и, скорее всего, никогда шера не видел.
– Милорд, это Торвал. Он шер. Он не человек. Шеры живут в горах, и среди людей их мало встречается.
– Как добрались, ваша милость? – подобрев, спросил шер, желая проявить учтивость и загладить возникшую неловкость из-за его резкого выпада. Антон кинул благодарный взгляд на Флапия и ответил правду.
– Быстро.
– Я догадался, – с серьезным видом, произнес Торвал, – даже сапоги не успели надеть, с батюшки сняли… Или вас ограбили по дороге?
«Издевается», – понял Антон, но не подал вида, что догадался.
– Ты прав, Торвал, пришлось собираться быстро.
– А я вот не пойму, – неожиданно резко произнес худой. Откуда в наших горах взяться человеку издалека? Там только дикари горцы. А за горами наши степи, а еще дальше море… А на горца его милость непохож…