Дневниковые записи. Том 2
Или, далее Вы отмечаете, что я пишу «о роли государства». Да пишу, но не то, о чем упоминаете Вы, не «о всех сферах жизни», а тех, что у меня приведены, и вполне доказательно могут быть мною подтверждены, если Вы конкретизируете свои возражения и при этом правильно процитируете мои доводы. Если, к слову, не будете при этом утверждать то, чего у меня нет, вроде тут Вами придуманного якобы моего предложения о «тотальном контроле всех уровней власти, начиная с Правительства». Я такими глупостями не занимаюсь. Я противник всеобобщающих рекомендаций, я сторонник конкретных и доказательно-аргументированных предложений. На остальном Вашем не останавливаюсь: оно написано в таком же непонятном мне духе.
Жду Ваших конкретных замечаний по конкретным моим предложениям. Гарантирую, что мой ответ будет вполне обоснованным и принят, думаю, Вами без существенных возражений. Прочитайте внимательно то, что собираетесь критиковать в конструктивном плане, а не наоборот».
«Вы меня удивляете. Я вам послал не «образец составления Программы», а «один из своих документов в качестве примера (на предмет четкости, направленности документа, его делового тона и стиля, отсутствия в нем высокопарности, излишней онаученности, воды и т. д.).
Неужели Вы не понимаете, что своим произвольным переиначиванием сказанного (тем более, написанного), с одной стороны, вкладывая в мои уста очередную непотребную глупость, а то и полнейший идиотизм, допускаете непозволительное оскорбление, а с другой, – при таком искаженном понимании Вам сказанного, принимаете и, главное, пропагандируете уже по настоящему, извините, действительный идиотизм.
В частности, я Вам не раз писал, что нет и не было на свете ничего путного, созданного «коллективно». Коллективно можно только голосовать, одобрять, принимать то, что создано одним (или под руководством одного), причем, в условиях диктаторских полномочий, что «дело полезное требует жесточайшего единоначалия, и чем оно, дело, больше и значимее – тем в большей степени оно нуждается в тоталитарном им управлении».
О какой, спрашивается, «процедуре общественных слушаний», Вами пропагандируемой «коллективно разработанной «Народной антикризисной программе», может идти речь, если она абсолютно не годится и что ее нужно полностью переделывать. У вас об этом – ни слова».
«Вы меня опять удивляете, причем все в большей и большей степени.
Я Вам про слона, а Вы мне про моську. Прочитали бы внимательно, что у меня написано в пяти строчках, а потом уж писали про свое «коллективное творчество. Иначе вечно будете пороть, извините, чушь. У меня написано «дело полезное требует жесточайшего единоначалия, и чем оно, дело, больше и значимее – тем в большей степени оно нуждается в тоталитарном им управлении». А работать под руководством в системе жесточайшего единоначалия могут любые ваши коллективы в любом их количественном составе.
В решении атомной проблемы у нас трудилась миллионная армия, а отвечал за нее один Курчатов. А Вы знаете, сколько Сталин искал этого одного перед ним «ответственного»?! Вы же соизволили насочинять целый трактат на тему, которую плохо знаете, судя по всему Вами написанному.
Справедливые и деловые советы согласен воспринимать в любом количестве. Глупости, да еще при прямом искажении моих однозначных утверждений, – не могу и не буду. Еще раз прошу извинить меня за грубость. Но Вы сами вызываете на него упрямым игнорированием прямых Вам замечаний, не ответив мне ни на одно из них! Я занимаюсь деловой критикой, а Вы критиканством, которое, полагаю, без должного омерзения не воспринимает ни один уважающий себя человек.
И в заключение, в порядке разрядки. А как воспринимать Вашу фразу: «Приношу свои извинения – за Ваше неправильное понимание мною написанного»? Это Вы про кого, и про что?».
«Не хочу читать Ваши послания с недопустимым и непозволительным искажением Вами, публичным человеком, мною написанного и последующими за тем, отсюда, Вашими глубокомысленными «заключениями – выводами», не имеющими никакого отношения действительно к тому, о чем я вел речь.
Я Вам в кавычках, что у меня было написано и о том, что надо внимательно читать то, что собираетесь критиковать, а Вы мне, вместо признательности за допущенную Вами ошибку, про какой-то придуманный Вами «Центр управления».
Или я Вам про лишенную смысла фразу о «неправильном понимании Вами написанного», за которую Вам надо бы прямо извиниться, а Вы мне со своими извинениями за то, естественно, мне не ведомое, что только имели в виду, о чем только думали. Что за глупости сочиняете, и не жаль Вам ни своего, ни моего времени?
И т. д., все в одном и том же ракурсе искажения моего и придумывания чего-то нового своего, о котором я Вам ничего не писал и даже не предполагал».
«Вы не выполняете элементарных правил ведения деловой переписки, о которых я Вам столь много написал ранее и которые, я полагал, были приняты Вами «на вооружение» без каких-либо на то возражений.
Прочитайте внимательно хотя бы последних пять – шесть ваших писем. В них практически ни одного Вашего ответа ни на один мой вопрос, ни на одну мою реплику или разъяснение, явно требующих таковых, т. е. – либо подтверждения или согласия с моим, либо наоборот. Иными словами, Вами не выполняется главнейшее правило ведения деловой переписки».
«Ваш новый трактат, построенный на ошибочном исходном основании – приклеивании ярлыка о якобы больном мире нам противостоящих людей, и будто бы моем принципиальном утверждении, что «больного» – можно вылечить и спасти», а у Вас, наоборот, – что «спасти его не возможно» – есть плод дурного воображения и по форме (как платформы, допустимой только в части собственных умонастроений), и по содержанию (в части никчемности и недопустимости таковых утверждений в рамках рассматриваемого эволюционного пути совершенствования общества).
Не буду распространяться, скажу лишь, что все ключевые слова из известных Вам моих интернетсообщений, вроде: «социальной справедливости, легитимности приватизации, дифференцированного налога, проблемы монополий, усиления роли государства и борьбы с преступностью, повышения культуры общества и его образованности и т. д.» – взяты на вооружение всеми представителями Власти и ее оппонентов. А взявши их на свое вооружение, они как бы отрезали себе, в какой-то степени, пути к обратному. Да, пока это, к сожалению, только слова, но ведь с них начинается дело.
И это результат выступления одиночек. А если начать, как я предлагаю, дудеть в одну дуду многим и из разных мест? Не только Ваш «больной» остепенится, а и мертвый, как говорят, поднимется из гроба!
В части присланных документов.
Первый, госпожи Мышанской, составлен грамотно, но он из области всякого рода никому не нужных, мной всю жизнь критикуемых, «Систем»: я же за системное мышление на основе конкретных действий.
Второй, безграмотен во всех отношениях. Я уже его критиковал, но Вы мою критику, обошли, как у Вас принято, молчанием, и прислали мне Ваш «документ» уже третий раз. С какой целью – не понял».
«Вы со своей командой работаете по принципу (что за страсть у Вас к иностранным словам) «троллинга», Вами тут приведенному.
И рассказывая мне известные байки про то, как у нас, и что делалось, и делается, совсем забыли, о чем Вам не раз уже писал, – как на эту самую Власть надо воздействовать. Причем, писал не по наитию, а по знанию и проверенному многократно опыту организации встреч с первыми лицами государства, обращения их в свою веру, подготовки соответствующих правительственных решений, постановлений – именно путем специально инспирированного нами с мест (от имени различных предприятий, организаций) коллективного воздействия на Власть в угодном направлении.
Или Вы полагаете, что я и мои друзья по делу зря коптили небо? И думаете, что все эти заводы и предприятия, которые и сегодня продолжают кормить страну, строились сами по себе? Нет, просто в те времена, в отличие от нынешней пустой бессмысленной болтовни, мы все, по крайней мере, многие и многие, были ориентированы на созидание, и всякую постановку вопроса считали завершенной только тогда, когда за ней следовал намеченный ею конечный полезный результат.
Лучше бы Вы ответили мне, куда Вы девали ранее высланные мои интерсообщения и почему не продействовали так, как договаривались?
И еще раз прошу Вас, не пишите мне про «теорию»: я ее знаю лучше Вас. Давайте только про деловую максимально результативную конкретику, без воды и лозунгов».
«Сущность человека не изменяема, и какова была – такова и осталась. Остались неизменными и способы воздействия с целью обращения его в правильную «веру».
Это – разумная аргументация и устрашение. Никаких революций и новых Ваших приемов и методов! Перечитайте еще раз мои последние письма. Цель «интернетсообщений» не в том, чтобы донести до Вас нечто новое. Все в данном плане давно известно. И социальная справедливость, и культура общества, и экономика с опорой на собственные народа возможности.
Цель и задача моя чисто утилитарная – довести до Власти и ее приспешников самым мощнейшим способом с должным устрашением и повсеместном вдалбливанием в их головы главной истины: революционная ситуация со всеми известными для них самоубийственными последствиями готовилась всегда и готовится теперь только этой самой Властью, ее, чисто от живота проистекающими, инстинктами».
На этом переписка закончилась и ответа на это последнее мое письмо не последовало.
10.05
Из переписки с Блехманом
«Спасибо. Жду более подробной твоей реакции после прочтения книги.
Посылаю один материал, переданный мне моим приятелем Соловейчиком из Америки. Как ты к нему, материалу, относишься, слышал ли ты об этом самом Ефремове, тем более что он вроде как из Питера? Не из той ли это «оперы», что и тебе известный Фоменко. Не на потребу ли он ожиревшим от безделья нашим «американцам»?
Как воспринял Выборы? Говорят, что Вы отличились так же, как и мы.
Одновременно посылаю тебе приглашение, полученное мною от Юли. Не согласишься ли принять участие, а главное, встретиться, воспользовавшись оказией. Если согласен, то немедля попрошу Юлю известить тебя официально (на условиях проживания у меня). Думаю, что если согласишься, да еще с каким-нибудь докладиком, то доставишь тем удовольствие не только мне и Юле, а и многим другим здешним».
«Дорогой Володя, к сожалению, не могу принять приглашение на Конференцию: не слишком хорошо себя чувствую.
С большим удовольствием еще раз перечел твою книгу.
Рад, что ты сумел завершить этот большой труд!
Из замечаний: прежде всего, хотел бы отметить, что ты претендуешь на совершенную объективность. Между тем, часто выступаешь скорее как государственник. Вспомни, что Пушкин писал в «Медном Всаднике» о бедном Евгении, совсем не одобрявшем Петра, из-за которого он потерял свою Парашу:
Второе замечание: в некоторых случаях ты неосновательно критикуешь других авторов, заявляя, что у тебя что-то изложено лучше и короче.
Из замечаний редакционных: вместо «что-то» ты часто пишешь «чего-то»
В целом же, книга написана интересно и хорошо».
«Дорогой Илья! Конечно, расстроился как из-за отказа, так и, больше, что «не хорошо себя чувствуешь». Что случилось?
Но вне зависимости от степени этих чувствований, вновь пристаю с прежними, известными тебе, моими предложениями.
За общую оценку книги благодарю. С исключительно точно схваченными замечаниями по ней, естественно, согласен. Тем не менее, по поводу последних в части верного относительно меня, «скорее как государственника», с твоей ссылкой на потерю «Евгением своей Параши» не могу не отметить.
При аналогичном (но прямо противоположном по направленности) высказанном недавно Аге моим желанием голосовать за Прохорова, она заметила: «Голосуй, только смотри, как бы не потерял при этом свою привилегированную пенсию, назначенную тебе Путиным». Это расхождение в оценках моего восприятия действительности (при одновременной, поразившей меня, одинаковости последствий от таковых шагов) со стороны двух умнейших и наиболее близких мне людей современной эпохи – меня привело просто в умиление. Почему? – Надеюсь, ты понял.
Кстати, а эта упомянутая пенсия на тебя распространяется?
Медного всадника тут же перечитал».
«Извини, что опять отвечаю с некоторым опозданием. По поводу моих недугов: прихватывает сердце. Аритмия. Прописали новые лекарства, и сделалось получше.
18-ого на 3 недели уезжаю в санаторий. Честно говоря, не только полечиться, но и поработать.
Что касается прибавки к пенсии, то она на меня распространяется, но только в том случае, если я брошу работу».
«Дорогой Илья, сообщи о своем прибытии из неизвестного мне санатория. Как отдохнул, и если отдохнул – не вернуться ли нам к теме моего предложения относительно конференции в Горном институте и твоего в ней участия. Ну, согласись, ведь ездишь же везде, что стоит заглянуть и к нам?
Рад буду несусветно».
«Дорогой Володя. Результат бесконечно быстрого распространения света я физически не решаюсь истолковать. Хотя на чисто механических примерах (индийская магическая веревка) он как будто подтверждается. Благодаря вибрации конца веревки она как бы превращается в распрямленную балку, в которой скорость звука (для предвестника) бесконечно велика.
С уравнениями Максвелла теоретически получается то же при пульсации постоянных. Странно, что физики, которым я об этом рассказывал, почему-то не удивились. М. б. по лености и отсутствию любопытства».
«Я, кажется, догадался о причине твоих не совсем корректных ответов на отдельные мои вопросы и реплики. Они, видимо, в том, что у тебя, как ты недавно сообщил, нет копий наших писем.
Напомню тебе (по памяти, поскольку я тоже свои копии по ошибке удалил) историю нашей переписки по «скоростной» проблеме.
Я тебе ее изложил, почти в дословно цитированном варианте, по приведенному в моей книге, что ты можешь восстановить, обратившись к соответствующим ее страницам.
Ты в ответ сначала со мной согласился, но затем частично от своего мнения отказался, сообщив, что превышение скорости света может иметь место только разве при передаче информационных сигналов. Тут я тоже по памяти передаю лишь смысл тогда тобой написанного.
Я попросил пояснения. И вот ты, забыв про информацию, пишешь сейчас о некоем «бесконечно быстром распространении света» и результате, который ты «физически не решаешься истолковать».
А далее, в добавление (если тут нет опечатки), у тебя следует мной уже вовсе не воспринимаемое фактически о «скорости света», превышающей, установленную опытом, ее предельную величину в 300 тысяч километров в секунду. И ни слова об обещанном разъяснении по скорости распространения информации, о том, что она может быть больше выше означенной, что по этому факту у тебя есть будто бы определенные соображения, и что ты собирался их мне сообщить.
Как, прикажешь, понимать этот каламбур? И это для меня твое новое и несуразное, если, повторяю, не допустил тут упомянутую опечатку? Жду разъяснений».
«Я не чувствую в себе сил всерьез размышлять о теории относительности. Слишком увяз в неотложных текущих делах. Оставим немного «на потом».
Мои выкладки интересны скорее как математический феномен. Твои рассуждения не лишены интереса, но тут нужна конкретика. При личной встрече было бы интересно поговорить обо всем этом, да и о текущих делах в стране. Жаль, что пока это не реально».
«Сожалею, но вынужден согласиться с твоими доводами. Однако, черкни хотя бы о том, чем занимаешься, чем увлечен. Последние твои письма крайне сухи и кратки, без реакции даже на прямые тебе реплики и просьбы, в частности по последнему моему письму. Не обижен ли, думаю, ты на меня чем-либо?».
«Прежде всего: я на тебя ни за что не обижаюсь и очень ценю нашу дружбу. Вот, чем я занят.
Текущая работа по заданию начальства и по грантовым проектам.
В редкие свободные часы:
Заканчиваю книгу «Теория вибрационных процессов и устройств» – отчет о прожитой в науке жизни.
Продолжаю решать задачи о действии высокочастотной вибрации на все сущее».
«Дорогой Илья! Меня больше всего заинтересовало твое упоминание о книге, как «отчете о прожитой в науке жизни». Не то ли это, чем я предлагал когда-то тебе заняться?
Ты говоришь о том, что «заканчиваешь книгу». А не можешь ли в порядке исключения что-либо из тобой уже написанного мне повысылать, как я тебе делал в свое время по моим «Дневниковым записям». Буду сверх признателен. А то, когда она, книга, еще будет издана?
И второе. Одержим все же услышать от тебя, хотя бы в общей постановке, что-нибудь в части разъяснения моих последних тебе вопросов, а в какой-то степени, даже некоего моего, вспомни, удивления, по теории относительности и скоростной предельности. Не будет ли у тебя по сей проблеме что-либо дано в рамках упомянутого решения «задач о действии высокочастотной вибрации на все сущее»?
Здоровья тебе, всех благ и покоряющей меня твоей одержимости».
«К сожалению, книгу мне еще не начали набирать. Как только будут набраны куски, которые могут быть тебе интересны, в том числе и косвенно имеющие отношение к теории относительности, отправлю тут же».
«Спасибо, с нетерпением жду обещанные «куски».
Неужели пишешь, а не печатаешь? Впрочем, может потому и получается так для меня привлекательно?
Пребываю в ожидании. Сообщи что-нибудь обещающее.
У меня все в порядке, не считая все ускоряющегося процесса «сдачи позиций». Теряю зрение и, как бы в связи с ним, стал чуть не постоянно пребывать в состоянии нечто потерявшего и его ищущего, а на самом деле, часто находящегося в поле мною уже давно обозреваемого пространства.
Свои дневниковые записи продолжаю но, как и предвидел, только по случаям простых констатаций чисто личностного плана, либо такового, что явно выходит за границы представляемого, вроде:
Совсем недавнего «мощного» обещания Медведева о «полнейшей стабилизации финансовой системы и полной независимости ее от внешних условий.
Организованной финансовыми воротилами, чуть ли не сразу за этим обещанием, спекулятивно-мошеннической девальвации – аж по одному рублю в день.
Последующего затем, призыва того же Медведева… к «макростабилизации» рубля, причем, как бы для пущего издевательства над собой, неизвестно кем и когда.
Детский сад! Если бы речь не шла об управлении государством!
На заводе, будто в подтверждение, очередная смена главного начальства, о которой сообщу дополнительно, как узнаю подробности».
«Судя по содержанию твоего письма и остроте реакции на происходящее, твои жалобы на «состояние» несколько преувеличены. Должен, однако, сознаться, что я и сам мог бы повторить все твои жалобы с незначительными вариациями. Давай держаться, пока можем!
Я категорически против смуты, которая уже принесла России столько бед. Но должен сказать, что и меня многое раздражает. Особенно новая волна формализма в организации финансирования науки. А новый министр (назначенный вместо Фурсенко) имеет радикальные идеи по окончательному уничтожению науки в России.
Будет что-нибудь интересное – непременно напишу».
«Илья, говоря об «ожидании», я имел в виду твою книжку. Как с ней дела? Когда будет напечатана? Твой совет «держаться» воспринимаю и одобряю.
Пару дней назад за разговорами с Агой вспомнили о тебе. Я, под впечатлением, достал свою книжку и прочитал из нее последние страницы с очень теплой нашей перепиской по поводу твоего 80-летия и добрыми в ней взаимными репликами в адрес всех нас троих. Ага, расчувствовавшись, выразила большое желание встретиться здесь у нас и даже учинить помывку в баньке.
Я настолько завелся, что шлю тебе приглашение от нас обоих. Это было бы несказанно радостно. Обещаю тебе сверхприятное времяпрепровождение.
Ага не может равнодушно воспринимать любые упоминания о тебе, а они весьма у меня часты. Соберись, согласись. Доставь удовольствие и нам и, думаю, себе. Не отказывайся, не подумав. Ждем на любых твоих встречных условиях, но только здесь у нас».
«Тронут вашим приглашением. К сожалению, не способен теперь на такое путешествие, т. к. со мной все чаще что-то происходит. То нога болит, то спина, то зуб.... Совсем по Раневской: «Здоровье в старости – это когда каждый день болит в новом месте». Спасибо, и не обижайтесь.
Книжку в рукописи закончил. Сижу над списком литературы, и ищу, кто мог бы набрать ее».
«Ты меня расстроил. Я ведь по прежним твоим сообщениям считал, что книга уже в наборе и можно ждать тех упомянутых тобой «кусков». Оказывается же, что ты только ищешь исполнителя, а, следовательно, предстоит еще рукопись редактировать. Или я что-то в твоей системе со своих современных позиций не понимаю? Неужели работаешь, как в прошлом веке? Что ты имеешь в виду под словом «рукопись» в буквальном смысле? Кто будет проверять правильность набора, будешь ли ты это делать сам? Распроясни мне непонятливому. И сколько же времени потребуется, в твоем представлении, чтобы в конечном итоге начать высылать мне первые обещанные «куски?».
«Дорогой Володя, мой способ книгописания, действительно, средневековый. Книга написана карандашом от руки. На компьютере я пишу очень медленно. Буквально каждую букву ищу. Сейчас договорился с некоей дамой, которая все наберет, а я потом буду корректировать.
Завтра начинается традиционная летняя школа по механике. Неделю буду отсутствовать».
«Илья, ты молодец! Удивил в очередной раз! Завидую твоему участию в «Школе», и встрече с интересными людьми.
Желаю успехов. Черкни пару строчек о результатах и твоих впечатлениях.
Кстати, ты опять забыл ответить на мой вопрос о времени ожидания получения первых «кусков».
«Вот и кончилась наша школа по механике. Я с коллегами сделал доклад о микроподвижности и износе номинально неподвижных соединений (болт – гайка, корпус – фланец, вал – втулка) под действием ударов и вибраций.
Попутно объяснили эффект всплывания валунов в песке под действием сейсмики и эффект выпучивания пролетов газопровода вблизи морского дна.
Наверно тебе будет интересно, что во время неформальной встречи с почтенным профессором МГУ Н. Смирновым он, правда в состоянии легкого подпития, сказал, что постулат Эйнштейна о предельно возможной скорости света неверен, и сильно затормозил развитие науки. Обещал прислать кое-какие материалы по этому вопросу. Если пришлет, – сразу перешлю тебе».
«Илья, дорогой!
Рад твоему письму и, как видно, доброму настроению от «Школы».
Особо относительно «номинально неподвижных соединениях», к которым я был не безразличен. Даже организовал большой эксперимент, установив на одном из своих объектов все болтовые соединения на доброй тысяче ответственных узлов с жесткой фиксацией головок болтов и соответствующих гаек (относительно корпусных ими соединяемых деталей), что позволило мне однозначно, и во времени, установить характер разбалтывания соединений в зависимости от всех многочисленных факторов, которыми оно, это разбалтывание, может определяться. Результат феноменальный – и не столько в научном плане, сколько в практической его результативности. С учетом потолочно принятых уровней напряженности в данных соединениях, я получил практически не обслуживаемые, по крайней мере, по данному основанию, узлы. Мир разумного тесен!
Второе, на ту же тему тесноты мира, связано с упоминанием тобой имени «почтенного профессора МГУ Н. Смирнова». Оно напомнило мне аналогичную ссылку (известным тебе из нашей переписки) покойным Андреем Третьяковым, на имена двух других московских профессоров, касательно передачи в свое время моих «Заметок конструктора». Было бы интересным получить от тебя материалы Смирнова. Прошу напомнить ему об обещании, и переслать материалы мне.
Наконец, не связанное с этими впечатлениями, но также находящееся в поле моих интересов. Это обещанные «Куски».
Когда их можно ждать? Хотя бы в самом сыром виде, например, сразу после получения тобой набранного текста от «дамы».
Как у нее идут дела, когда она закончит работу? Жду.
P. S. Имей в виду, похоже, ты остаешься почти один, с кем я продолжаю вести переписку. Остальных или нет, или они сверх всякой меры уже состарились».
«Конечно, я при первой возможности пришлю тебе и тексты Смирнова, и фрагменты книги. Но прямо сейчас напоминать Смирнову неудобно. Подождем, не пришлет ли он их сам в ближайшее время».
07.05
«Матус, привет, дорогой, и мои поздравления с Праздником.
Долго ждал твоего письма, переживал, но упорно молчал в ожидании реакции на мое последнее с большим приложением, (которое могу дополнить следующим «продолжением», сразу по твоему на то желанию).
В части твоего увлечения стихами. Прочел, понравилось. Особо в части того, о чем думал сам в эти предпраздничные дни.
