В своих мыслях она всегда называла его Борей. Но вот вслух его так звать – идея сомнительная: ему казалось, что само скучное имя Боря преуменьшает его достоинства, а вот Байрон – подходящее название для такого явления в мировой музыке, как он.
– Как же я ненавижу такие разговоры! – поморщился он.
– Ты что, бросаешь меня? – это было настолько неожиданно, что Даша невольно подалась назад.
– Нет, это не обязательно. Нам ведь всегда было хорошо вместе – и может быть хорошо дальше. Но для этого ты должна перестать беситься.
– Это еще что должно означать?
– Дашик, малышка, я люблю тебя, но это не значит, что я буду принадлежать только тебе. Ты будешь считаться моей девушкой, но иногда я позволю себе развлечься с кем-то другим. Жизнь коротка, и брать от нее нужно все!
Даша просто застыла, не зная, что сказать, что сделать. Он впервые говорил о том, что любит ее, и это льстило ей. Но в то же время он предупреждал ее, что измены не прекратятся, потому что для него это не измены даже, а стиль жизни.
Замгарин пытался стать обезболивающим, но его было недостаточно.
А Боря словно решил ее добить:
– И свадьбы не будет, я не создан для семейной жизни!
– А если я скажу, что я не готова терпеть измены? Что или я – или все остальные?
– Тогда я выберу всех остальных, – без малейшей паузы ответил Боря.
– Почему?!
– Потому что не они поставили мне такой ультиматум. Дашик, запомни: если кто-то ставит тебе ультиматумы, беги от такого человека!
– Ты себя слышишь вообще со стороны?! – возмутилась Даша. – Ты только что сказал, что любишь меня – но готов бросить как нефиг делать, потому что я тебе мешаю проституток по диванам раскладывать!
– Люблю, – невозмутимо подтвердил Боря. – Расстаться с тобой будет непросто, но я сильный, я справлюсь.
– Да пошел ты!..
То, что начиналось как серьезный разговор, быстро скатилось в какой-то фарс. Даша выбежала из гримерки, надеясь, что Боря пойдет следом или хотя бы окликнет ее… Не дождалась. Она даже телефон не выключила, но он так и не позвонил. Он должен был позвонить! А он, очевидно, об этом не знал. Или ему было плевать.
Вопрос в том, почему не плевать ей. Внутри было больно, как никогда раньше. А Даша, привыкшая к спокойствию и умиротворению, оказалась к такому не готова.
Она потянулась к сумочке за спасительным замгарином, но и здесь ее ждал неприятный сюрприз: таблетка в коробке осталась всего одна. Даша могла бы купить новую упаковку, но до нее только теперь дошло, что она плачет. Слезы размазывали тушь и тени, оставляли на лице темные потеки, и она выглядела как какая-то панда-истеричка.
Ходить по городу зареванной и раньше было не слишком приятно, а теперь, когда все приличные люди открыли для себя замгарин, это стало просто нарушением этикета. Даше пришлось нацепить солнечные очки, натянуть пониже капюшон и ускорить шаг, чтобы никто не успел ее рассмотреть.
Так что покупка новой упаковки замгарина отпадала. Где еще взять, позвонить Нике? Но сестра сейчас на работе, до ее офиса ехать даже дальше, чем до дома.
Да, ей определенно нужно домой. Уж там найдется запас!
Даша втайне надеялась, что по дороге боль пройдет сама собой, да куда там, становилось только хуже. Хорошо Нике: ей одной таблетки на любые беды хватает. А Даше всегда было мало, даже в лучшие времена, и хорошо все-таки, что замгарин – это не какой-то там психотроп, или наркотик, или как его еще называют… Это даже не лекарственное средство в полном смысле слова. У него нет побочки, его можно пить столько, сколько нужно, пока не поможет.
Кажется, Марина Сулина как-то упомянула про максимальную суточную дозу… Максимально дозволенную или максимально рекомендуемую? Она сказала это между делом, и Даша никак не могла вспомнить цифру.
Дорога до дома показалась ей вечностью. Про ту самую цифру Даша даже думать перестала. Она готова была принять любой риск, лишь бы заглушить эту проклятую боль…
Родной дом не подвел: здесь запас таблеток был немаленький. Ее, сестры… да какая разница, где чьи? Ника поймет.
Три таблетки ей уже не помогли, поэтому Даша высыпала на ладонь сразу пять, выпила со стаканом воды. Подумала, что пять – это немногим больше трех, и она просто теряет время. Сыпанула еще, не глядя. Раньше замгарин упаковывали в фольгу, и каждую таблетку приходилось выдавливать. Теперь же его продавали в удобных маленьких баночках, из которых разноцветные таблетки щедро сыпались на ладонь.
Ей наконец-то стало легче. Боль таяла, уступая место теплому онемению. Пожалуй, нужно было позвонить Нике и все ей рассказать, но у Даши просто не было на это сил. Последним, что она запомнила, было желание добраться до кровати и наконец заснуть.
* * *
На днях Максу удалось продать две картины, и это здорово помогло. Суды – то еще удовольствие, не для бедных. Адвоката он на всякий случай сменил, но и новый его не порадовал.
– Мы не можем запретить ей давать ребенку замгарин.
– Я не собираюсь диктовать Лине, как проживать ее жизнь, – сказал Макс. – Но она продвигает это в массы! Да и сына втягивает… Я видел в ее соцсетях: она показывает фото Франика и пишет, как прекрасно его изменил замгарин! Она не имеет права использовать нашего сына как рекламный объект!
– Пожалуйста, успокойтесь. Если вы хотите хоть чего-то добиться, прекратите вообще упоминать замгарин.
– Почему?!
– Потому что многие находят этот препарат очень полезным. Такое мышление, как у вас, считается отсталым.
Но Макса не волновало, кто там что считает. Ему не нужно было слушать хвалебные оды замгарину, он верил своим глазам. А его глаза показывали: с Фраником что-то не так.
– Хорошо, я не могу добиться запрета замгарина… А комплексного медицинского обследования моего сына я добиться могу?
– По поводу? – удивился адвокат.
– Она над ним издевается!
– Если сумеете доказать это – да, шанс есть.
Вот только сказать оказалось проще, чем сделать. В соцсетях Эвелина была примером для подражания, приобретенная спокойная расчетливость позволяла ей представать перед миром куда более надежным родителем, чем Макс.
Раз у него не получалось найти ни одного недостатка у Эвелины, он решил подойти с другой стороны. Макс начал собирать информацию о воздействии замгарина на детей.
В основном она оказалась представлена теми хвалебными статьями, которыми с восторгом потрясала в суде Эвелина. Хотя для Макса в этом и крылся грандиозный подвох: не бывает сильных препаратов без побочки, а замгарин – определенно сильный препарат.
Тогда Макс переключился на иностранные источники. Там тоже оказалось негусто. Песни во славу замгарина печатали все крупнейшие газеты и солидные журналы, а вот издания поменьше рисковали робко критиковать новинку, и эта критика Максу не понравилась.
Вроде бы, в какой-то клинике ребенок скончался от замгарина. Зафиксированы внезапные необъяснимые смерти пациентов младше шестнадцати. Чаще всего у них не выдерживало сердце, но почему – никто не знал. Все они принимали замгарин. Это считалось совпадением, пока не будет доказано обратное.
А доказывать обратное оказалось некому. Журналисты, писавшие те статьи, внезапно прекращали работу, порой даже публиковали извинения и опровержения. Иногда исчезали без следа. Два новостных портала и одна газета попросту закрылись, когда посмели крикнуть слишком громко.
Все это в разных странах.
Параллели никто не проводил.
Но ведь мертвые дети были, вот что главное!