Чёрный Город
– На себе?!
– Других пациентов я здесь не вижу.
– Марк Александрович, вы что, с ума сошли?!
– Думаю, это стало очевидно еще пять дней назад.
Марк и правда не мог отрицать, что распрощался с рассудком, но вот решение об операции было вполне логичным – и необходимым… Или, по крайней мере, желательным.
Такие, как Рита, искренне им восхищаются, это понятно, но они не играют в жизни поселка никакой роли. Руководство наверняка встревожено тем, что он сделал. Спас всех? Замечательно. Но способом, который теоретически может вызвать недовольство Черного Города, и тогда люди все равно погибнут, да еще и так, что будут сожалеть об ускользнувшей быстрой смерти в лезвиях хазаров. Поэтому судьба самого Марка и многих других людей зависела от того, как пройдет допрос. И если в этот момент у него в мозгу будет по-прежнему маячить сгусток крови, или, того хуже, мозг окажется поврежден неудачной операцией, выполненной непонятно кем, последствия никого не обрадуют.
Только вот Рита всего этого не понимала, она мыслила так, как и полагалось вчерашней студентке:
– Исключено! Вам нельзя двигаться!
– Для того, чтобы управлять «Хирургом», мне и не нужно плясать тут, а нейромодуль работает.
– Кое-как! Кое-как он работает, и проверить его пока невозможно, у нас нет нормального оборудования…
– Он либо работает, либо нет, – спокойно возразил Марк. – И я чувствую, что работает. Тогда он перегрелся, но сейчас пришел в норму.
– Ага, еще скажите, что зажил!
– Рита, пытаясь умничать, постарайся произносить нечто действительно умное, иначе смысл слова теряется. Если бы нейромодули нужно было доставать для починки, многие долго бы не прожили. Это оборудование настроено на самовосстановление, а еще у него сложная система предохранителей. Именно предохранители меня травмировали, но они же уберегли сам модуль – на случай, если я выживу.
Он не пытался ее обмануть, нужды не было. Марк уже попробовал коснуться возможностей нейромодуля, сначала осторожно, а потом уверенно, совсем как раньше. Неоновые линии вернулись, они теперь пронизывали все вокруг. Пожалуй, если бы Марк решился на такую проверку сразу после пробуждения, он бы и подачу препаратов сам отрегулировал. Но поговорить с Ритой в любом случае следовало, так что он ни о чем не жалел.
– Вы слишком слабы для такой операции! – настаивала Рита.
– Физические усилия тут нужны минимальные: всего лишь ввести иглу с манипулятором внутрь черепа. Это могу сделать я – а можешь сделать и ты, если тебе так спокойней. Ты уже ассистировала мне на операциях, должна справиться.
– Я ассистировала на операциях, а не проводила их! Что я буду делать, если вы отключитесь, не завершив работу?
– Не отключусь, это проставя операция, отнимающая десять минут от силы. Рита, мне это нужно. Что бы ты там себе ни придумала, дознаватель – не друг нам. И я не хочу беседовать с ним в состоянии, когда мне можно внушить что угодно.
На этот раз Рита спорить не спешила, она нервно прикусила губу, раздумывая о чем-то. Ирония заключалась в том, что девчонка эта искренне хотела его уберечь – но из-за этого рисковала подставить под удар.
Наконец она придумала то, что ей самой наверняка казалось идеальным компромиссом:
– Хорошо, я привезу сюда ваш «Хирург»! Но только если прямо сейчас вы позволите мне ввести вам повышенную дозу препарата номер шесть!
– Успокоительного, которое отключит меня еще на сутки. До сих пор не веришь, что время работает против нас?
– Допускаю это, – кивнула Рита. – Но дознаватель точно не прибудет раньше, Эдуард Яковлевич четко сказал – три дня! А вы проспите всего день, это не изменит ничего в общем раскладе, но вы в таком состоянии восстановитесь намного лучше! Я все равно считаю, что вам не нужно проводить операцию на самом себе, но вы ведь такой упрямый… Я знаю, что не сумею вас переубедить, так хоть немного вам помогу!
– Еще большой вопрос, кто из нас более упрямый, – вздохнул Марк. – Я ведь могу тебе доверять? Нам еще работать вместе, не забывай об этом.
– Я как раз не забываю, я делаю все, чтобы мы и правда продолжили работать!
С лекарствами она бы его не обманула: теперь, когда нейромодуль снова заработал, Марк мог проконтролировать дозу, которую медсестра задала аппарату. А вот убедиться, что она действительно прикатит в палату «Хирурга», он не сумел бы, это оставалось на совести Риты. Впрочем, это был не самый грандиозный риск в его жизни, и в глубине души он даже признавал, что медсестра в чем-то права: ему и правда не мешало бы окрепнуть перед операцией. Так что отключать аппарат подачи лекарств Марк не стал и с готовностью поддался сну.
Следующее пробуждение прошло спокойней – потому что было именно пробуждением, а не внезапным возвращением из мертвых. Марк прекрасно помнил, где находится, боль заметно уменьшилась. Правда, оставалось легкое головокружение и дезориентация, но это норма после суточного искусственного сна, Марк не раз объяснял такое пациентам. Он советовал им не торопиться и теперь не торопился сам. Пару минут он полежал с закрытыми глазами, прислушиваясь к собственным ощущениям, осторожно разминая мышцы.
Если бы не тромб, он бы немедленно покинул палату. Но такая проблема не могла решиться сама собой, и пока что Марку следовало избегать резких движений. Это он планировал исправить в ближайшее время, он активировал вызов медсестры…
Рита не пришла. Это было странно. Нет, понятно, что может быть не ее смена, но… Теоретически, сутки спустя на дежурство снова должна была заступить она. А даже если нет, она и сама бы захотела остаться рядом, она ответственная – одно из достоинств, искупающих многие ее недостатки. Так почему же она не пришла? Обмануть его она не могла: возле его кровати уже стоял подготовленный «Хирург», Рита сдержала свое слово, у нее нет причин сторониться Марка.
Он продублировал стандартный вызов, потом включил громкую связь:
– Рита, можешь пройти в мою палату. Или это может сделать тот, кто дежурит вместо Риты.
Снова никакой реакции… Странно. Да, он сейчас на этаже хирургии, Ольга Сурнина работает ниже, если она вообще в здании. Но медсестра должна оставаться рядом всегда, хоть какая-то! Почему тогда ему не отвечают?
Обычный пациент в таких обстоятельствах наверняка растерялся бы, не зная, что делать. Но Марк работал в этой больнице, да и другой врач разобрался бы, как устроена система. Стена, отделявшая палату от коридора, представляла собой большое зеркало – это было нужно, чтобы пациент наблюдал за лечением, и помогало распределить в пространстве солнечный свет, проникавший в окно. Однако все медики знали, что главная функция стекла – наблюдение, в первую очередь из коридора за палатой. Обратное предполагается не всегда, иногда врачам как раз нужно, чтобы пациент их не видел. Тот, кто умеет менять настройки, сам способен регулировать прозрачность стекла. Вот и Марк задействовал нейромодуль, с удовольствием убедившись, что это больше не доставляет ему неудобств, и вскоре получил возможность выглянуть в коридор.
Риту он увидел сразу – и сразу понял, что что-то не так. Просто в первые секунды понимание было скорее интуитивным, чем осознанным, истина оказалась настолько чудовищной, что разум Марка противился ей, отталкивал, отказывался принимать… А пришлось, потому что отменить он уже ничего не мог.
Девушка, которая только вчера говорила с ним, которая согласилась ему помочь, была мертва. Да, он увидел Риту, сделав стекло прозрачным. Ее голова была на том же уровне, что и раньше, длинные рыжие волосы позволяли легко ее узнать. Поэтому Марк на пару мгновений позволил себе не признавать, что только голова от нее и осталась.
Но долго от истины бегать нельзя… Голову отделили на уровне соприкосновения верхней и нижней челюсти, поставили на шкаф с оборудованием у стены, поэтому она и осталась на том же уровне по высоте. А вот тела, раньше удерживавшего голову, больше не было, и сразу за длинными волосами тянулись багровые потеки.
Верить в это по-прежнему не хотелось, однако выбор у Марка оказался невелик: либо тратить время на неверие, либо сразу признать проблему и искать решение. Ничего ведь еще не закончилось… Несчастной девушке оторвали половину головы, и, если Марк не придумает, что делать, его постигнет точно такая же участь.
Да, его первой мыслью было, что голову отсекли – так подумал бы кто угодно на его месте. Но потом Марк понял, что голову именно оторвали. Потому что тот, кто это сделал, инструментами попросту не пользовался.
Он все еще был здесь… Марк не видел его напрямую, однако разглядел его отражение в металлической поверхности шкафа. Крупная, замотанная в лохмотья туша, навалившаяся на то, что осталось от тела медсестры. Оно занято, пока что жрет… А потом покончит с этой жертвой и отправится искать новую.
Потому что так уж устроены прокаженные.
То, что происходило сейчас в больнице, было чуть более вероятным, чем появление хазаров, и вместе с тем совсем невероятным. Прокаженные порой пробираются вглубь защищенной территории – они держатся сами по себе, их сложнее обнаружить роботам-разведчикам, да и не представляют они настоящей угрозы для Черного Города, поэтому он не прилагает особых усилий, чтобы их убить. Уничтожает, если под руку подвернутся, а в остальное время они становятся проблемой тех, кто имел несчастье с ними столкнуться.
Так что сам по себе прокаженный мог пробраться в Объект-803, такое прежде случалось. И даже то, что это совпало с появлением хазаров, можно объяснить: вероятно, он притащился по их следу, а они его не заметили, они прокаженных игнорируют. Но каковы шансы, что он оказался сразу в центре города, в больнице, да еще и на этаже хирургии?
Как это вообще понимать? Весь город мертв и никого больше не осталось? Да нет же, если бы такое произошло, Рита успела бы услышать шум атаки и спрятаться! Пока что все выглядит так, будто кто-то намеренно подослал сюда это отродье, чтобы избавиться от Марка…
И этот кто-то побеждает. Рита пациента больше не защитит, никаких средств связи с внешним миром в палате нет – не положено. А до коммуникаторов в коридоре Марк не доберется и уж точно не сбежит, ему вообще с кровати вставать нельзя! Ему оставалось лишь надеяться на то, что прокаженный пресытится и уйдет, но… Очень вряд ли. Эти выродки чуют живых каким-то немыслимым, одним им понятным образом. Прокаженные не отличаются умом, но они быстрые и сильные, намного сильнее обычного человека… А дверь в палату не заперта. В миг, когда существо повернет ручку, все будет кончено.
Оно ведь сделает это очень скоро, Марк видел, что от тела несчастной медсестры осталось не так уж много. А прокаженный увеличился в размере, но не слишком сильно, он теперь напоминал плотно сложенного мужчину. Не похоже, что ему доводилось убивать кого-то на пути сюда… Напротив, выглядит так, будто его намеренно морили голодом!
Ожидание не спасло бы Марка, отчаяние – тем более. Оставалось единственное, что еще доступно…
Рита подкатила «Хирург» достаточно близко к кровати, тянуться к оборудованию не пришлось. С помощью нейромодуля Марк запустил сканер, который тут же вывел на экран нужную зону мозга – с застрявшим внутри тромбом. Далековато все-таки, паршиво, Рита была права в том, что не следовало проводить такую операцию самому… Да еще без ассистента! Но выбора у Марка просто не осталось.
Он взял с подставки иглу, запустил программу стерилизации. Инстинкты требовали и дальше смотреть в окно, наблюдать за прокаженным, подготовиться к моменту, когда уродец ворвется в палату… Марк запретил себе это. Подготовиться можно только через операцию, отвлекаться бесполезно, опасно даже – как и смотреть в сторону. В иных обстоятельствах он предпочел бы просверлить в черепе отверстие и сразу ввести иглу максимально близко к тромбу, это снизило бы угрозу жизни до минимума. Но самостоятельно Марк рисковал не справиться, и приходилось довольствоваться иным методом, тем, которому будущих хирургов обучали сразу с оговоркой «Только если иначе нельзя!»
Сейчас иначе было нельзя, и он ввел иглу в собственный глаз. Он разместил монитор так, чтобы постоянно видеть движение инструмента – даже если теперь он не видел окно. Это к лучшему, глаза ни в коем случае не должны двигаться… Не только тот, возле которого игла, глаза всегда двигаются одновременно. Ему повезло, что рука не дрогнула, что игла прошла ровно так, как надо – между глазным яблоком и костью. Но это не означало финальный успех, потому что Марк, находясь в прекрасно оснащенной больнице, действовал чуть ли не в полевых условиях: никакого обезболивающего, никаких фиксаторов для век, никакой смазки для поверхности глаза… никакого права на ошибку.
Он заставил себя поверить, что это на самом деле происходит не с ним. То, что он сейчас видит на экране, – не его мозг, не его череп, не его глаз… Он приехал в академию, ему нужно объяснить студентам, как действовать в нестандартной ситуации. Это всего лишь симуляция, которая существует только на экране!
Он поверил себе – тому, кто хочет обмануться, это дается легко. Решение оказалось верным: сердцебиение выровнялось, дыхание стало стабильным и не слишком глубоким, боль отошла на второй план, уступив место концентрации.
Игла введена в мозг, первая фаза завершена. Мозг как таковой боли не чувствует, так что нынешняя, пульсирующая на месте прокола, – все, что есть, и все, что будет. Но навредить все еще можно, а цель совсем в другом! Так что глубже вести иглу нельзя, она ведь всего лишь носитель, пора выпускать тончайшие манипуляторы, скрытые у нее внутри…
Сзади слышится резкий громкий стук по стеклу, который почти заставляет вздрогнуть… Почти. Марк и сам не может объяснить, как ему удается не обернуться. Видно, очень хочется жить… тому, кто недавно был готов к смерти. Но тогда она была неминуемой, а сейчас нужно бороться!
Стекло пока держит, но существо уже колотит по тему, заметило новую жертву, значит… Окно оно не выбьет даже со своей звериной силой. Но оно будет искать другие пути, оно упертое, а дверь совсем близко… Нет, нельзя думать об этом, потому что сердце снова разгоняется, а мозг начинает рисовать картины того, что способен сотворить прокаженный.
Нельзя умирать так бездарно, не здесь и не сейчас, вот и все, что важно. Поэтому Марк подавляет желание ускорить процесс – смерть от разрыва мозга своими же, по сути, руками еще более бездарна, чем смерть в зубах прокаженного. Нужно делать так, как надо, даже если кажется, что манипуляторы застряли. Тромб же вот, так близко, а они движутся к нему так издевательски медленно!
Но движутся – и достигают. Манипуляторы обхватывают сгусток со всех сторон, закрепляются на нем, пропускают идеально выверенный заряд, чтобы снова сделать кровь жидкой. Не дают ей растечься, забирают, разделяют, запускают в иглу – и темное пятно наконец-то исчезает с экрана.
И это тоже не финал. Человеческая природа требует поскорее вырвать из тела чужеродную дрянь, но нельзя, нельзя… Манипуляторы должны вернуться в иглу, иначе инструмент выйдет с сувениром в виде кусочка мозга. Еще и лобной доли! От прокаженного это не спасет, разве что подарит безразличие к смерти.
Поэтому нужно держаться, и все-таки как это тяжело… Когда активная фаза операции завершена, экран становится чуть темнее. Безобидно в иных условиях, новый удар сейчас, потому что экран способен отразить окно за спиной – и уродца, прильнувшего к стеклу.
Стоя за спиной у прокаженного, его очень легко принять за человека. Особенно если он выпрямится и не будет двигаться – без этих своих звериных рывков. Тогда разницы в фигуре, голове и даже волосах, если они сохранились, и правда нет. Разве что одежда покрыта плотной коркой грязи и изодрана, но у тех, кто пережил долгую дорогу, бывает и хуже.
Однако стоит существу обернуться – и становится видно, что это не человек. Давно уже нет… Для большинства людей это монстр, одно из загадочных порождений Перезагрузок. Студенты-медики в свой черед узнают, что это результат насильного паразитического заражения. Хотя какой толк от этого знания? Только хуже делает, потому что после размещения паразита ничего исправить уже нельзя, а осознание того, что такое может произойти с кем угодно, с тобой тоже, усиливает страх.
Кожа прокаженных покрывается скользкой прозрачной пленкой, напоминающей муцин улитки. Челюсти остаются теми же, но зубы быстро обламываются из-за противоестественной необходимости пожирать кости. Но не ломаются окончательно, никогда, а у прокаженных постарше еще и слюна становится кислотной, размягчающей ткани жертв. Тот уродец, которого привели сюда, относительный новичок – у него сохранилась большая часть зубов, а вся нижняя часть лица и шея покрыты кровью. Не его кровью, разумеется.
Однако самое страшное в его случае не это, нет. Челюсть не меняется, и только из-за крови на лице он сошел бы за психа, не дотянув до монстра. Чудовищем его делают глаза – или то, что появляется на их месте. Вместо глазных яблок человека из глазниц тянутся плотные полупрозрачные отростки, длинные, постоянно двигающиеся в разных направлениях, наполненные чем-то ярким, пульсирующим… Наследие того самого плоского червя, который запускает мутацию.
От человеческого мозга тоже ничего не осталось, он поражен, уничтожен той же пульсирующей тканью, которая лезет теперь из глазниц. Но это не делает прокаженного безобидным – если бы! Перемены отнимают у него интеллект, лишая при этом страха и жалости, оставляя голод… и ничего больше.
А уже голод не дает ему остановиться. У Марка не получается вспомнить, способна ли эта тварь заразить кого-то, превратить в нового прокаженного… Он не хочет проверять.
Манипуляторы вернулись в иглу, все закончилось… почти. Но этого «почти» как раз и не хватает, щелчок дверной ручки предупреждает о грядущем поражении, и время резко ускоряется. Отражение в мониторе показывает, как открывается дверь, как покрытый слизью и кровью уродец бросается вперед. Марку остается лишь соскочить с кровати – одновременно вырывая из себя иглу. Глаз отзывается резкой болью, и пока сложно сказать, насколько излечима травма… Но покойникам глаза точно не нужны!
Ситуация стала паршивой, и все равно не критичной: без тромба двигаться снова можно быстро и уверенно, тело, переполненное адреналином, позволяет это. Прокаженный надеется получить вторую жертву так же легко и быстро, как первую, но это он зря. Марку удается подхватить подставку для препаратов и ударить металлическим шестом по распахнутой пасти. Слышен треск кости, челюсть существа ломается, оно отступает – ненадолго, однако ровно настолько, чтобы Марк успел открыть окно и выскочить наружу.
Прыгать нельзя, не следовало бы, но другого пути просто нет. Остается лишь надеяться, что навес, который Ольга потребовала установить над окнами от солнца и пыли, все еще на месте… Мог и сгореть, и тогда сопротивление Марка закончится.
Но навес сохранился… По крайней мере, до сегодняшнего дня дотянул. Он падает вместе с Марком, однако удар смягчает. Все равно больно: земля безжалостно выбивает воздух из легких, отзывается новой болью в плече. Рядом уже кричат люди, однако все это не имеет значения. Жалеть себя нельзя, просить о помощи нет времени – никто не успеет разобраться в происходящем. Рассчитывать можно только на себя… но так ведь было всегда!
Поэтому Марк ищет не людей, он ищет машины, неоновые нити, рассекающие воздух… Должно быть что-то, поддающееся контролю, должно, это центр города!
Оно есть – и подчиняется быстро. Поэтому в миг, когда прокаженный с воем выскакивает из окна, Марк уже готов к встрече с ним. До того, как хищный выродок успевает прыгнуть на жертву, его ловко перехватывают металлические манипуляторы. Прокаженный извивается, рвется на свободу, и против человека его силы бы хватило, а против машины не хватит никогда.
Робот класса «Чистильщик» так же безжалостен, как мутант. Ему поставили задачу – он выполняет… Да всё, в общем-то, как всегда: подхватить мусор, запустить пресс, поместить объект внутрь, закрепить металлическими крючьями, чтобы случайно не вывалился или ветром не унесло. А то, что объект на этот раз воет и вырывается… просто погрешность для программы.
Лишь когда плиты пресса сомкнулись и на сухую землю хлынула кровавая река, Марк позволил себе расслабиться, отпустить контроль, устало откинуться на горячий песок, не слыша обращенных к нему вопросов за грохотом собственного сердца. Надо же, выжил, опять выжил…
Хотя сегодня кто-то определенно очень этого не хотел.
* * *Черный Город не отдает своих мертвых. Так было и будет, кто бы ни приходил на его территорию. Поэтому все, кто погиб при атаках хазаров и позже, прибывают сюда. Просто когда смертей много, Город забирает их не сразу, однако исключений нет ни для кого. Так что в эти дни капсулы с покойниками, порой собранными по частям, тянутся по улицам, как гротескные черные реки.
Из окна центральной башни видно поток, но не видно, где он начинается и завершается. Это не имеет большого значения, правду здесь и так знают. Многие вообще не смотрят на последнее путешествие мертвецов. Те, кто все-таки подошел к окну, наблюдают скорее ради успокоения.
Можно бесконечно смотреть, как течет вода…
Только это не вода.
Как бы то ни было, зрелище за окном имеет куда меньшее значение, чем слова, которые звучат сегодня в башне.
– Новое нападение в Объекте-803.
– Вторая странность там, не так ли?
– Первая странность была условна. Некоторые предполагают, что вымышлена.
– Да, но случилась вторая! Разве это не показатель?
– Третья даже, если уж быть совсем объективными. Первая странность – сам Объект-803. Вторая – то, как он был спасен. Третья – попытка убить того, кто его спас.
– Так уж и попытка… Может, совпадение?
– Нет. Местная полиция сообщила, что прокаженный оказался сразу в больнице, голодный, минуя полные людей улицы. Он бы не додумался. Его привезли.
– Полиция могла соврать нам?
– Смысла нет. Да и страх не позволит.
– Значит, все-таки против него. Так кто он такой?
На центральном экране появляется изображение, и теперь даже те, кто наблюдал за потоком капсул с трупами на улицах, переводят взгляд на него. Мужчина, подтянутый, не прошедший специальную подготовку, но все равно сильный, другие в таких местах редко выживают. Кожа светлая от природы, теперь смуглая, он живет возле солнечной фермы не первый год. Волосы тоже сильно выгорели и стали куда светлее, чем на снимках времен академии, в ту пору они были русыми. Глаза зеленые, взгляд спокойный. Все признаки здоровья, нет признаков болезней. Не покалечен. Биометрические данные указывают на высокий рост и вес в пределах нормы, фактический возраст – тридцать пять, биологический возраст – на пять лет меньше, что несколько необычно в таких условиях, однако не аномально. Уровень интеллекта – стабильно средний или чуть ниже, оценка не менялась с детства. Обычный человек… никто.
Или был никем до недавних пор.
– Марк Александрович Вергер, значит, полевой хирург, стандартный оператор такого уровня.
– В документах сказано, что он родился в Пригороде-4. За что его выслали? При средних показателях для этого нет оснований.
– Понижающий коэффициент присвоен из-за генетики: у матери диагностировано психическое расстройство.
– Умерщвлена?
– Не было необходимости – частично сохранила функциональность. Позже умерла сама. В случае сына не было оснований для возвращения в Пригород.
– Что по отцу?
– Погиб еще на дороге. Семья не из наших изначально, из беженцев. Марк Вергер прибыл в пятилетнем возрасте.
– Значит, нейромодуль установлен уже наш?
– Получается, так.
– Стандартный?
– А какой еще?
– И вы хотите сказать, что он стандартным модулем управлял тремя роботами? И при этом ему не разнесло башку? Не поверю никогда!
– Ну, даже если он без башки теперь, это не помешало ему удрать от прокаженного!
– Контроль над тремя роботами мог быть обусловлен состоянием аффекта, прежде такое случалось: люди демонстрировали то, на что не были способны раньше, в дальнейшем они не могли повторить те же действия. Достижения Вергера сочли недостаточно важными для специализированной проверки. В Объект-803 решили послать обычного дознавателя. Она вот-вот будет там.
– Да, но это было до того, как кто-то озадачился тем, чтобы подослать к нему прокаженного! Вы понимаете, что это значит? С учетом сведений, которые мы добыли у проводников!
– Что это может значить. Не факт, кто значит. Это по-прежнему может быть совпадением – с учетом прошлого Вергера и не единожды подтвержденного отсутствия выдающихся способностей.
– Правильно, давайте сидеть и гадать, пока новую партию хазаров не подвезут!
Голоса, звучавшие в этот день в башне, были разными. Мужские и женские. Совсем юные, будто еще не обретшие свое истинное звучание, и чуть охрипшие от времени, будто придавленные им. Тихие и громкие. Безразличные ко всему и кипящие страстями.
