Инферно

Мы все трепетали под полной Луной,

Когда раздавался неведомый вой.

Никто не вернулся, с тех пор там царит,

Лишь хруст черепов под мощью копыт…

Ыр

Когда мир действительно треснул, и инфернальные легионы всепожирающего безобразного хаоса ринулись из разлома на беззащитные людские земли, ни одна могучая держава не протянула в обороне и двух лет. Демонам понадобилось всего 666 дней, чтобы захватить планету по всем её уголкам и континентам от ледников Антарктиды до северных областей Евразии, окутанных вуалью безмятежной полярной ночи.

Не стало больше ни стран, ни народов. Не стало даже общин выживших и аванпостов сопротивления. Подземные норы змеящихся пещер, могучие горные пики, казавшиеся непроходимыми дикие джунгли, глубины океанической бездны – ничто больше не служило безопасным убежищем для оставшихся в живых. Легионы уродливых, не поддающихся логике и описанию, созданий выжигали города, насмехались над военной мощью человечества, уничтожали памятники архитектуры, извращали их и возводили свои.

Умершие становились пищей, в которой демоны отнюдь не нуждались, но пожирали несчастные тела, потому что могли. Впитывали в себя людские души, запирая их, жаждущих освобождения, в личном аду собственных туловищ. Горстки выживших обратились рабами, скотом, выращиваемым ради истязаний и жертвоприношений. Окружающий мир был пронизан смрадным вулканическим пеплом из глубин иных измерений, стал окутан мрачнейшими плотными крыльями непроглядной тьмы, средь которой уже не было видно привычных созвездий и небесных светил. Лишь смрадные реки нечистот разливались по осквернённым и проклятым землям.

Иногда бесформенные, ликующие своими многочисленными пастями существа позволяли клубам морока рассеяться, но лишь для того, чтобы мир узрел необходимый для каких-то их обрядов зловещий кровавый закат или мерзкий свет алой луны, освещавших теперь костлявые склепы древесных рощ, облепленных инородными чёрными вьюнами и безжалостной плесенью агатовых грибов.

Возведённые храмы походили на искривлённые кольчатые рога, полыхающие святилища представляли собой нечто среднее между пирамидой, вулканом и ульем, а циклопические, напоминавшие круги ада, города были преисполнены архитектурным нагромождением вытесанных монолитов, лишённых грации и внятной геометрии своих форм, расплываясь в ожившие полотна Пикассо, Брака, Врубеля, нашедшие своё воплощение в странном зодчестве неведомых человечеству потусторонних сил.

Демоны всех сортов и видов расхаживали по изменявшейся почве, сея гниль и тлен вокруг себя, обращая большинство зверей в безобразное месиво, полуживое-полумёртвое, расхаживающее в путах инфернального яда, сдавившего и трансформирующего всё их естество. Многоглавые волки, разъярённые хищные быки, невероятные гибриды-химеры заполонили собой освободившиеся после катастрофы территории, охотясь друг на друга для потехи завоевателей.

Лурест, окружённый живой терновой растительностью город на месте, где когда-то располагалось древнее государство Элам, где-то когда-то царственно раскидывала свои крылья величественная Персия, теперь походил на запутанный лабиринт, чьи окраины были погребены под неумолкаемыми стонами страдальцев и ехидными воплями демонов, а ближе к центральному жертвенному алтарю содержались клетки, в которых на убой откармливали людей, а иногда выращивали даже для каких-то иных целей.

К сожалению для демонов и к счастью для пленённых людей, вторгнувшиеся твари не могли обратить в яд и мрак всё вокруг, иначе бы рабов стало нечем кормить и все их планы на извечные развлечения над человеческой расой просто растаяли бы, как надежды у тех на спасение. Подземные колодцы ещё сохраняли свою чистоту, оставшись пригодными для питья. Ряд растений, особенно корнеплоды, приживались даже в измененной уродством реальности, а некоторые фруктовые деревья типа гранатов, яблонь и смоквы продолжали плодоносить именно за счёт грунтовых вод.

Полукруг из кубических каменных монолитов, асимметричных, отличных друг от друга своей непохожестью и уникальностью, с персональными своими выемками и выпячивающимися наростами, не содержали внутри себя ни мебели, ни окон, лишь настил из старой травы, иногда «паутину» скривившихся балок от стены к стене, да плотную решётку на входной щели, которую не под силу было поднять ни одному даже самому крепкому пленнику.

Сквозь истоптанный дьявольскими копытами полумесяц дороги, две решётки здесь волей судьбы стояли напротив друг друга, что было редкостью для хаотичного и беспорядочного размещения адских построек. Так уж случилось, что пленники могли наблюдать каждый за своим соседом, а не жить во тьме бесконечного ожидания собственного конца.

Они бы хотели общаться, но людские языки всех форм и наречий были утрачены в веках под гнётом неистовых демонов. Культура развалилась окончательно, не стало понятий семьи и даже дружбы, однако эти двое, переглядываясь, с юных лет оказавшись здесь, научились привлекать внимание друг друга звуками и пытаться переговариваться жестами.

Крепкие мужские руки легли на металлические прутья горизонтально, слегка те потрясли, вызывая характерный грохот, потому как их обладатель соскучился по своему соседу. Высокий, чуть сгорбленный, обладавший крупным носом и густой неухоженной бородой, Ыр, как он сам себя называл, смотрел в мглу решётки напротив исподлобья копны своих тёмных, как смоль, волос.

– У! – взор жёлтых глаз появился напротив, и морщинистые пальцы схватились за торчащие ввысь каменного прохода балки своего перекрёстного заграждения.

Такой же заросший, с густыми усами ржавого рыжеватого оттенка, мужчина с заспанным видом смотрел на пленника через дорогу. Звук, изданный им, в первую очередь означал любопытство и выражал, мол, чего тому от него надо и зачем это вдруг Ыр сейчас его позвал. Себя он именовал Агыл, из всех произнесённых за свою жизнь слов это нравилось ему, как нельзя больше, хотя своё значение звуки в порабощённом мире демонов давно пропали. Вытянутое лицо, ярко выраженные налитые скулы, прямой нос с таким же толстым, как они, кончиком, широко расставленные щели ноздрей, от которых шли глубокие дуги-борозды, терявшиеся среди невероятно густых усов, плавно преливавшихся в длинную бороду.

Меж собой их потусторонние хозяева, проходившие мимо, переговаривались на неведомом для человеческого уха языке, однако за времена своего заточения в преисподней демоны успели освоить и все людские, ведь те неустанно использовали их силы в своей деятельности и культуре. Одних, как Баала или Нахему, почитали, как божество, приносили жертвы, просили о помощи, других типа Велфора и Фораса призывали и заклинали помогать, буквально вынуждая и заставляя исполнять людские прихоти. Кого-то изгоняли из сладостно охваченных их властью тел одержимых, кого-то из облюбованных мест и даже вещей, в которых те поселились. Гонения, ненависть, попытки управлять, проклинать и заклясть – гнёт людей, считавших, что они выше демонов, только злили соседей иного измерения, а теперь род человеческий пал со всеми своими технологиями и оружием, деградировал на первобытную ступень, развиваться далее из которой мешал сам устроенный инфернальными владыками нынешний строй. Мир ада выпустил своё воинство, а те обрели смертную плоть ради существования в материальном мире.

Сегодня задерживали с кормёжкой, потому тёмно-каштановые глаза Ыра поглядывали вправо, откуда чаще всего мимо них могли разгуливать козлоногие жители города. Кормили людей чаще мясом, причём, вероятнее всего, принуждали к каннибализму, ведь чем-чем, а скотоводством их владыки уж точно не занимались. Иногда, правда, в клетки забрасывали рыбу или ощипанную птицу, каким-то образом пойманных во время разных забав и никак больше не пригодившихся рогатым инфернальным отродьям. Бывало, перепадало фруктами типа яблок или какой-нибудь сиреневой капустой, вызывавшей своим видом у пленников немало опасений, съедобна ли та вообще.

Под левым глазом Ыра зияли две красно-розовые полосы – специальная метка, ещё в младенчестве насекаемая на коже тех, кого оставляли не оскоплённым для особенных целей. Пристыживающая набедренная повязка была единственной одеждой на рослом теле. Крепкий торс своим рельефом напротив косо и небрежно спаянных прутьев напоминал о некогда царившей в этом мире красоте симметрии, культуре тела и здорового образа жизни. Теперь же, те, кого кормили для жертвенников или истязаний, разбухали и заплывали жиром, немногих держали вот так, как его. С дозированным кормом, карикатурными балками внутри темницы, развлекавших и позволявших не налёживать бока, а висеть, залезать, карабкаться и поддерживать себя в форме, так как особо больше внутри темницы делать было нечего.

Сосед напротив под ржавой копной немытых волос своей чёлки тоже имел и такую метку на левой скуле, и повязку из шкур под лохматым пупком. Его забавляло, каким выдумщиком был тот, что через дорогу. Не сидел без дела, а постоянно как-нибудь его развлекал.

– Агрх! – рявкнул Ыр, опустившись пониже и выводя пальцем на песке линию.

Она не несла никакого смысла, будучи просто прямой. Как и язык, как и речь, письменность давным-давно исчезла из человеческого обихода выживших пленников. Не было даже иероглифов, однако даже деградировавший до примитивной простоты мозг имел хоть какое-то воображение и мог оперировать различными доступными понятиями.

Прямая горизонтальная линия могла означать дорогу, а могла палку, а иногда даже реку или змею, хотя те чаще обозначали чем-то извилистым, впрочем, и тропы в циклопических городах представляли собой спирали окружностей, а ещё такая могла служить указывающей направление стрелкой или же быть просто начерченной на песке линией.

Сделав из указательного и среднего пальцев, давно позабывших эти свои названия, расходящуюся галочку, Ыр перевернул кисть ногтями вниз и сделал движения, подобные прямоходящим ступающим ногам человека, «пройдясь» вдоль начерченной линии.

– Хо-хо! – журчащим басом заливался его рыжеватый сосед, падая на спину от смеха и хватаясь за свой худощавый живот.

Так они и общались. Придумали собственный язык жестов, в которых не было букв или слогов, а существовали разнообразные понятия из окружающей действительности. Так, тот же символ из галочки двумя пальцами, но задранный вверх, мог означать напрямую рога, а в контексте – определённый вид демонов с парой увесистых торчащих из головы отростков. Вся ладонь, скрюченная перебирающими пальцами вниз, могла означать паука или инфернальные отродья такого строения своих кривых многочисленных лапок.

Но больше всего этих двоих занимала игра. Если в зону, доступную для их рук, заносило какой-нибудь камушек, они могли перебрасывать его из руки в руки. Причём, забава эта быстро получила вариации. В одной разновидности, камень нужно было толкать пальцами или броском ладони строго по земле, не поднимая в воздух, и он обязан был угодить в одну из щелей решётки напротив. В другой, они кидали его как раз, не касаясь тропы, из рук в руки, вытягивая те между прутьями и поднимая всё выше и выше, словно уровень сложности исполнения.

Иногда подручные предметы типа веточек или камней не требовались вовсе. Ыр и Агыл пальцами чертили простенькое подобие решётки, воплощение которой итак всегда было перед глазами, а потом в образовавшихся квадратах один из них ставил перекрестие, а другой рисовал точку, нередко для заметности, чтобы пространство не казалось пустым, обводя ту или выводя подушечкой пальца в заполненный круг.

Агыл любил эту игру, хотя чаще проигрывал. Процесс был для него куда важней результата, тем более, что придумал эти развлечения всё равно его сосед. Ыр от скуки находил себя в таком творчестве. Пальцы его научились изображать настоящие представления уличного театра из двух персонажей. А если сюжет истории позволял одному из них погибнуть или скрыться, то могли даже появляться новые, изображаемые той же рукой.

Но иногда для изображения каких-то существ требовалось и сразу обе кисти. Так, например, пролетавшие над ними в алых и чёрных небесах демонические остроклювые птицы с перепончатыми крыльями, напоминавшие древнейших доисторических ящеров, в их общении формировались сразу из двух ладоней, имитирующих крылья, чтобы дать соседу понять, кого именно Ыр имеет в виду.

Багряными днями и холодными чёрными ночами они, от скуки, пытались так вести беседу, развивали собственный способ, который бы обогащался куда сильнее всякими знаниями о мире, если бы у них были прогулки или хотя представление о том, где они находятся. Но выращенные в каменных блоках, в выдолбленных невесть кем и зачем монолитах, люди новых поколений едва ли вообще имели представление о мире вокруг. Никакие родители их не воспитывали, не рассказывали о том, что же здесь происходит и что когда-то было до. Эти знания оказались давно потерянными в ветхих коридорах времени.

Они полагали, что вся земля маленькая и плоская, что покоится она на страшных громоздких чудовищах, а подкармливающие их мёртвой плотью выходцы Ада чуть ли не боги. Однако же узкие стены и прутья клетки, так или иначе, сковывали сознание в плен, из которого то, вместе с телом, так и желало вырваться на волю.

Вместо кормёжки сегодня алая дьяволица ростом с двух таких человек, задрав решётку, выхватила за горло Ыра из темноты укрытия, поместив себе на плечо среди копошащихся червеобразных отростков, опутавших его, словно лёгкую игрушку, словно полип актинии хватал свои подобравшуюся слишком близко любопытную жертву, и отправилась по спиральному завитку тропы в направлении центрального жертвенника.

Её раздваивающаяся на две неравные вертикальные половины голова внушала трепет в человеческое сердце, и кроме неё несчастный уже ни на что не мог обращать внимание. Изогнутые толстые рога устремлялись ввысь, обвисшее вымя волочилось почти у земли, где три увенчанные толстыми раздвоенными копытами ноги поднимали пыль от спешного топота.

– Аша! – окликнула она иную особь, с четырьмя худощавыми руками, что спешно копошилась у алтаря.

– А, вот и он, – раздался холодный, но мелодичной голос второй демонессы.

Эта была с бледно-сиреневой кожей, яркими и пышными идущими назад локонами, напоминавшими длинные перья, двумя главными рогами и целой грядой тёмных остроконечных наростов вдоль всего позвоночника, спереди которого грудная клетка расходилась ещё одним ртом, глазами которому выглядела оголённая женская грудь.

Щёлкая хвостом, как кнутом, в центре города, на округлой арене, где собиралось ещё несколько демонов, на угловатом каменном алтаре она приковывала нагую молоденькую девушку, расставляя той ноги и руки в туго, до синяков, сжимающих кандалах.

Хватка демонических щупалец на плече первой твари разжалась, и когтистые руки с длинными пальцами, опутанными красными пульсирующими жилами, тянущимися в том числе от одного к другому, поставили мужчину на босые ноги в месте, где он никогда прежде не был. Ыр узрел ту, что заканчивала приготовления на алтаре, который сегодня предназначался отнюдь не для жертвоприношения, а рядом с демоницей он увидел и несчастную светловолосую женщину с поблёскивавшей нежной кожей и мягкими чертами лица, овальными выразительными губами, чуть задранным кончиком носа и встревоженным взором своих крупных, подобных чистым озёрам, глаз.

Ыр никогда прежде не видел таких людских женщин. Мимо клетки периодически несли на алтарь откормленный «скот» из его рода, но никогда прежде они не выглядели столь прекрасно и невинно. Это было подобно ангельскому солнечному лучу, ринувшемуся с хмурых небес, пронзая облака, на бренную землю, превознося истинную красоту проросшим и распустившимся цветком.

Демоны вокруг лишь условно делились на три пола, одни имели женскую грудь, а иногда характерную талию, иные подобие рельефного мужского торса или наоборот обвисший живот, и то, если эти тела хоть каком-то смысле можно было назвать человекоподобными. Третий пол состоял из существ, безмерное многообразие уродства которых поражало до истошного безумия – поросшие пульсирующими лианами гибриды зверей и органов, с бесчисленными пастями, внутри которых копошились щупальца, а среди оных, как на рожках улиток, могли зиять чудовищные глаза…

И вокруг собирались самые разные представители расы завоевателей Земли. Козлоногие, похожие на сатиров, с лошадиными и бычьими свирепыми головами, суккубы с чёрными крыльями и языками длиной с всё своё туловище, мелкие одноглазые бесы с белёсыми рожками и величественные демонические титаны с несколькими руками и головами.

– Смотрю, он весьма обрадован её видеть, – подметила Аша, как задралась набедренная повязка на мужчине.

Он желал ту, которую сковывали мрачные кандалы на крупных и толстых цепях. Ыр смотрел на молодую особь своего вида, словно зверь, высунув язык и преисполненный животной страстью к одному лишь её обнажённому облику. Глаза буквально изжигали, скользя по её телу, изучая, как прекрасным оно может быть, если б о нём заботились и ухаживали, как за ней.

Теперь вся правда раскрылась. Отметины на его щеке были меткой осеменителя. Ему сохранили гениталии, чтобы он своим соитием с выращенной для той же цели девицей плодил дальше людей на потеху демонам. Тем было бы просто скучно в мире, где не оставалось бы истинных страданий, где нельзя терзать человеческую плоть под оглушительные вопли, устраивать между теми «тараканьи бега» и прочие соревнования, конечно же, дабы поглощать в себя людские души.

Он и сам был, как и все прочие, рождён таким образом. Видимо, будучи крепким младенцем на фоне других, ему дали отметку и избрали для цели продолжения рода. Как отбирали для той же цели девочек, он не знал. Возможно, дитя также взглянуло столь очаровательными своими глазами, разжалобив даже сердце отбиравшего и принимавшего решение демона, что тот сохранил ей её красоту и дал жизнь в иных условиях, чем те, кого этот камень ждал не в виде брачного ложа, а в качестве разделочного стола безжалостных мясников.

– Сорви с него эту рвань, Ферра, – ледяным тоном приказала демонесса возле алтаря, и та подчинилась, содрав повязку с мужчины, предоставив взору остальных его торчавший, преисполненный энергии фаллос.