В гостях у императорской четы

В саду под высокими деревьями на вертеле обычно жарили на выбор: кабана, лося или косулю, но большим изыском последнее время стало считаться жареное мясо диких лошадей – тарпанов, завозимых со степей Тавриды. Аспар с одной стороны, как алан, другой стороны, как рокс, нахваливал последний изыск, своей вчерашней родины.

Если дело доходило до вкусной еды, то чинность и благовоспитанность господ мигом исчезала, и они становились похожими на отъявленных дикарей. Разговор во время еды не прерывался, но все больше и больше походил на гомон. Должно быть степенность общения, как и чинность, подпадала под аромат еды и теряла свою значимость, потому, что сытый желудок угоняет все здравые думы и напускает лень, по всей видимости, не только на действия, но и на мысли. Время от времени они салфеткой вытирали губы – в эти моменты к ним возвращалась степенность, и они серьезно обмолвившись, на какую-то очень важную тему принимали солидный вид, но подкусив, какой-нибудь очередной вкуснятины, опять превращались в варваров.

К их кучке вернулся – Ардавур с молодым человеком.

– Какая вкусная еда? – восторженно заявил он, поздоровавшись с добавившимися сенаторами.

– А какое вкусное вино?! – поддержал сына отец.

– Какой чертовский уют, царит на императорских балах?!! – вторил им Аполлоний Луций.

– Какая возможность для роста?.. И какая пропасть, для падения??? – со знанием дела сообщил начальник канцелярии, глядя на парящих юношей, а Максимильян знал – о чём говорит.

Молодой человек – друг Ардавура – решил откланяться.

– Вы, покидаете бал? – поинтересовался Максимильян. – Или вас напугала перспектива падения??

– Нет, – вежливо ответил он, без малейшей тени лукавства. – А, я разве куда-то взлетел?

– А перспектива?

– Мне надо поспешить в галерею, – пояснил он. – Там выставлены иллюстрации к моей – готовившейся книге.

– А??? Вы, поэт?..

– Если только, будущий?.. Я так надеюсь??

– Почему будущий? Поэт – это тот, кто пишет??? Если, вы, пишете?.. Значит, поэт!!

– Я бы выразился несколько по иному, – не согласился он. – Поэт – это тот, которого читают и слушают!!

– О!! Да, вы, сама скромность?.. Самокритичность – это хорошо!!

Самокритичный поэт, смущаясь, пожал плечами.

– А не хотели бы, вы, служить императору?? Работая в канцелярии?

– Я не думал над этим вопросом. Но, предложение заманчивое!!

– А как вас зовут?

– Приск, – коротко ответил самокритичный поэт.

– Я вас запомнил, – начальник канцелярии улыбнулся. – Желаю, чтобы ваши работы понравились зрителям, а вы сделали правильный выбор из иллюстраций?.. И не только?..

– Спасибо, – поблагодарил Приск и удалился.

– А говорят в империи нет талантливых римлян, – обратился он к Аспару, но вспомнив, что обидчивый друг иноземного происхождения – решил, не продолжать своей восхваляющей мысли.

Глава 4

Конунг остаётся верен себе

С каждым, очередным добавлением кубка вина, голова Хальва – все больше и больше давала крен. Он принялся икать.

– А, что с твоим приятелем? – поинтересовался басилевс.

– А?.. – не зная, что ответить Локки задумался.

– Он просто не отёсан… Но, даже, если ты не отёсан и глуп? – многозначительно подтвердил «Пройдоха, покачивая указательным пальцем. – Но, стоит тебе, только напиться, и глупости твоей, вроде, как бы и не бывало! Вот, он и ходит – весь пир, точно рехнутый.

Ирвинг продолжал икать, пьяно кивая головой и не понимая, что происходит вокруг.

– Истина в вине, а здоровье в воде, – Локки попытался оправдать пьяные выходки приятеля. – У северных народов нет иммунитета на алкоголь – вот, он и напивается в мгновение ока. Это у него уже четвертое беспамятство за сегодня.

«Пройдоха» подошел к нему и не заметно вдарил под дых – Ирвиг замер, икота прекратилась.

– Расскажи какой-нибудь забавный случай из своей жизни или анекдот, – незаметно для окружающих прошептал ему Локки.

Высокий и нескладный, с обычным простоватым лицом, Ирвинг больше напоминал деревенщину, нежели князя. Пьяно покачиваясь, конунг подошёл к императору и сказал:

– Локки просил меня рассказать забавный случай из моей жизни.

– Браво! – император счел нужным поддержать Хальва. – Анекдот от двора – друга моего приятеля!! Хальфа Ирвинга!! Господа!..

Свита, окружающая басилевса и все – кто был, неподалеку поспешили на зов императора.

– Хальва!.. – уточнил Ирвинг.

– Прошу прощения! Хальва Ирвинга! – поправил себя император. – Мне при знакомстве послышалось именно так. Извиняюсь.

В грубоватой, веской манере, присущей горьким пьяницам, конунг начал без малейшего возбуждения. Долгое время затворничества сказалось на его речи – она плавала, смысл его слов, трудно улавливался, но он продолжал…

– Ходят по двору две утки. Одна говорит:

– Кря! Кря! – Вторая ей в ответ:

– Кря! Кря! – Первая:

– Ты, что за мной повторяешь? Или дразнишься?..

– И подрались между собой, – пьяно закончил конунг. На него опять напала икота.

Собравшиеся гости думали, что рассказ не окончен и продолжали вежливо ждать. Воцарилось молчание, сквозь тишину было слышно, как цикады в парке выводят свои трели, да набирающая обороты – икота рассказчика.

Множество глаз смотрели на него, вежливо ожидая продолжения рассказа, эти взоры окончательно вывели Ирвинга из равновесия – он взглядом неотесанного верзилы испуганно смотрел, не понимая – чего от него ходят. Хальв, вдруг – не с того ни сего, покраснел и икота, еще более учащенно забилась в нём.

– Очень забавный случай, – прервал воцарившееся молчание император и захлопал в ладони, давая конунгу возможность прийти в себя.