Первые погоны. Моя служба срочная

– Пилотки снять, в них выложить все оставшиеся деньги, ценности, часы – они, мол, вам там ни к чему, солдату не положено, а мы все это, напишите адреса, отправим вам домой. Денег, часов, даже цепочек – было еще много, судя по наполненным пилоткам.

Ложь! И откровенный, ничем не прикрытый грабеж. Естественно, никто и не думал кому-то чего- то отправлять. Я лично вычистил из карманов немного, около сотни рублей, часы оставил. Сотня – это как потом оказалось – около трехсот марок ГДР. Почти весь оклад рядового за два года безупречной службы! Ох, как бы они мне там пригодились. В очередной раз, пользуясь нашей безграмотностью, нас надули. Но здесь замполитов конечно и близко не было. Они об этом просто «не подозревали».

С ревом приземлился, с длинным, узким туловищем – ТУ-134. По трапу спустились представители ДМБ-май-76 – выпуска «фирмы-ГСВГ». Первое, что бросалось в глаза – все, щегольски одеты. Масса значков на груди, «парадки» подогнаны, как влитые. Брюки клеш – со вставными клиньями, каблуки на ботинках точеные, удлиненные. У каждого аккуратные чемоданчики, со всевозможными надписями и обклеены переводными красотками.

Смотрелись красиво и впечатляюще. Они были счастливы. Мы поглядывали на них с завистью и тоской. Но вот их построили, надо полагать в последний раз, перед уходом с аэродрома. И тут в их коробке прошло какое-то оживление. В сторону нашей колонны полетели брючные ремни, сопровождаемые криками дембелей: «Вешайтесь сынки! Хватайте ремни, они вам очень пригодятся для этого дела! Х…й вы доживете до нашего праздника!» И т. п.

С этими напутствиями нас начали по быстрому загонять на борт. Настроение, сами понимаете, еще резче «поднялось» вниз. В салоне согрелись. Солнце заглянуло в иллюминаторы, и закравшийся в душу страх слегка оттаял. Взлетели. У кое-кого что-нибудь еще сохранилось, типа корки хлеба в вещевом мешке, поделили, перекусили. По радио предупредили, полет будет продолжаться 1 час 50 минут. Высота 10000 метров.

Осмотрелись на своих местах. В хайках* подлокотников было полно всяких галунов, ниток, шевронов. Выяснили причину. Дембеля во время полета перешивали себе лычки. Кто-то не хотел домой являться ефрейтором, лучше рядовым. Кто-то из рядового перекрашивался в младшего сержанта или даже сержанта, чтобы перед домашними повыпендриваться, и т. д. эта тема будет еще затронута, и не раз.

Пейзаж с иллюминатора, благодаря прекрасной погоде, был изумительный. Редкие облака не мешали с высоты десяти километров просматривать просторы Родины, а затем и стран социалистического лагеря. Время – май. Изумрудно-зеленые, бескрайние поля. Но вот почему-то запестрели мелкие полоски, квадратики, уголки. Что такое? А! Так это же мелкособственническая, держащаяся зубами за свои мелкие наделы, никак не хотящая идти в колхоз – ПНР (Польша). У-у-у! кулаческое отродье. Так нам заложили в мозги с детства.

Но вот снова перелетев водный рубеж (Одер) – пошли большие земельные квадраты и прямоугольники. Ну, это понятно, кооперативная ГДР, молодцы, вот это друзья. Они как и мы, (просто колхозы, у них обозвали кооперативами – а так все, как у нас), а вот эти пшеки-поляки… И зачем им собственная земля? Ну, не хотят понять своего счастья в колхозе, и хоть ты им кол на голове теши.

Самолет зашел на посадку. Аэродром «Темплитц». Все на выход. Температура окружающей среды +28°С. А каких- то пару часов назад, замерзали. Резкий контраст. Сразу же хочется снять куртки, что мы и делаем, пока нами вроде никто не командует. Сирень в цвету. Воздух насыщен благоуханием сосны, березы, сирени, по краям взлетки цветет ежевика.

Ты смотри, так у этих «нехороших» немцев, извечных врагов, земля один в один как и на нашем полесье, Волыни. И сосны и березки того же цвета и роста. И трава и песок такой же. Ну, здравствуй, здравствуй вражеско-дружеская Германия. «Навеки»Froind-Schaft – Фройндшафт.

«В колонну по четыре! Становись! Равняйсь! Смирно! Вольно. На ЖД вокзал, шагом марш!»

ЖД вокзал. По рельсам шустро бегает маленький паровозик, пыхтя удушливым дымом и посвистывая. О таких паровозиках «кукушках» мы слышали от дедов и отцов. А тут, вот они живые.

– А говорили нам что ГДР – высоко развитая страна, – сказал кто-то в строю.

– С высокоразвитой индустрией и технологией, – вторит ему голос еще, – а они от нас отстали навсегда! «Посмотрите на этот паровоз – у нас таких уже давно нет, а вот смотрите, смотрите -легковушка едет, да она хуже нашего жопорожца-горбатого!

Смотрю, мимо проехал «Трабант».

– Э, много вы придурки понимаете! – осаждает нас сопровождающий прапорщик. – У немцев просто дефицит горючего, у них нет нашей нефтяной Тюмени, вот они и пашут на своем буром угольке, с целью экономии. И «Трабант» – очень выгодная, экономичная малолитражка.

С нашей стороны возражений не последовало. Снова эшелон. Поехали, теперь уже по немецкой земельке. Намаявшись, практически все уснули. 8 вечера показывали часы на вокзале «Франкфурт – на Одере». Пока все выстроились – уже 9°°. Идем строем, по словно вымершему городу. Стемнело, населения на улицах в отличие от наших городов, практически никого нет. Ставни в особняках закрыты наглухо.

«Это что – 45 год? Они что от нас попрятались?»

«Нет, – в ответ – Это у них так принято, они рано встают. А кто желает расслабиться – сидят по гаштетам. По улицам зазря не шляются».

Цокаем по красивой брусчатке.

«Время скажи», – просит Вася Кохтюк. На ходу достаю спрятанные в пистончик* часы, спотыкаюсь, роняю, быстро подбираю с этих каменяк часы. Стекло вдрызг, стрелки стоят дыбом.

«Пошел бы ты Вася!», – заворачиваю их в бумажку, кладу просто в карман. Авось еще стекло поставлю.

Очередной накопитель, пересылка. Казармы немецкие, добротные. Нары деревянные, широкие, двухъярусные. Наверное, с Бухенвальда и Заксенхаузена завезли, очень уж похожи. Речи о матрасах нет, на голые доски! Рюкзаки под голову! Обувь не снимать, вашу мать! Подъем в 5 утра. Отбой! Свет потух. Не знаю, кто как, но я вырубился сразу. Подъем в 5 утра не порадовал, вставать не хотелось, бока намял, и нельзя сказать, что выспался. Умылись, побрились. На завтрак. В столовой дикое столпотворение. Завтрак оказался приличным. На плац! Плац показался огромным. Посередине – трибуна с микрофоном. Нас фельдшеров отвели в крайний правый угол.

Удачно, в тени деревьев. Солнце уже припекает. Разрешили сесть на свои худые баулы. Плац – экзотика. Восточный базар. Рынок рабов. Впервые в жизни вижу весь Советский Союз в сборе, на лицо. Узбеки, таджики, киргизы, грузины, армяне, чеченцы, осетины, казахи, мордвины, татары, русские, туркмены, коми… и мы хохлы тут. В 9°° начинается работорговля, в прямом смысле слова. Мозги, мышцы и зубы нам, в отличие от средневековых покупателей, предварительно осмотрели на многочисленных медицинских комиссиях.

И это правильно. Сейчас, на этом солнцепеке, торговцам в погонах было намного проще. За пару тысяч лет цивилизация в этом отношении на месте не стояла. Им не было нужды разглядывать нас в живом виде. Медицинская форма 25-ю, плюс краткие характеристики личного дела, давали возможность быстро отобрать необходимый товар. Отобрав по карточкам нужный по количеству и качеству военнообязанных, товарищ выходил на трибуну и по микрофону, через мощные усилители звучала фамилия: допустим, рядовой Кривопупов! (Петренко) и т. п. к трибуне!

Тысячи ушей напряженно прислушивались в ожидании вызова. Набрав необходимую партию, рабовладелец в офицерских (прапорщицких) погонах спешно уступал место у микрофона очередному коллеге. Отобранных по быстрому грузили в ГАЗ-66-е, Уралы и увозили к месту дислокации частей.

Наша группа в принципе никуда не торопилась. Но и перспектива снова спать на Бухенвальдских нарах не радовала. Вальяжно подошли прапорщик и два сержанта в голубых беретах и тельняшках. Нам, сидящим практически на асфальте, глядя снизу вверх, они показались тремя богатырями.

«Вы чьи будете, хлопцы?» – спросил прапорщик.

«Мы медики, фельдшера, вы отбираете в десантники? Возьмите нас, не пожалеете, товарищ прапорщик!» – залепетали мы наперебой.

Прапорщик, а за ним и сержанты, стали оценивающе нас разглядывать.

«Нам фельдшера, действительно нужны, но только двое, всех забрать не сможем, да и не имеем права» – сказал прапорюга.

«Вот ты и ты, – указал он пальцем на Федю Чухту и Олега Тверезовского, – Ваши фамилии и военкомат».

Они представились. Через полчаса мы уже в темпе прощались с однокашниками. Они ушли в отдельную воздушно-десантную бригаду, дислоцировавшуюся в г. Котбус.

После этого, видимо, покупатели в канцелярии услышали о группе фельдшеров и месте их прозябания на плацу, товар ходовой, потому что нас, не вызывая к «позорному столбу» – трибуне, стали расхватывать, как горячие пышки, кого куда прямо на месте, в нашем углу. Не успевали даже толком пожать друг другу руки. Вот подошла и моя очередь окончательно определиться, на какой галере быть прикованным к веслу.

– Рядовой Озерянин?!

– я!

– рядовой Мартынович!

– я!

– рядовой Кохтюк!

– я!

– Ко мне!

Нехотя подходим.

– Я старший лейтенант Холодов, вот ваши документы, следуйте за мной.

За углом, в метрах пятидесяти ГАЗ-66. В кузов, поехали! Куда-то прибыли среди ночи. Казарма, двухъярусные кровати. Быстро спать. Подъем 6°°. «Фельдшера выходи! За мной, с вещами, шагом марш!» – все тот же старший лейтенант Холодов.

Как оказалось, мы переночевали в автороте Недлитцкой артиллерийской дивизии, в городе Потсдаме. А идем за старшим лейтенантом в медицинскую роту дивизии, метров триста от автороты. Много людей служило в этих славных местах, и не дадут мне соврать, обо всем, что я собираюсь описать в дальнейшем.

Прибыли к серому, мрачному, как и все здания вокруг, трехэтажному, не блещущему архитектурными излишествами корпусу.

См. ФОТО: ТУ-134, это на них нас доставляли к месту службы и обратно.

*хайка-ящичек в подлокотнике кресла.

*пистончик- специальный карманчик на поясе армейских брюк. Для хранения личного жетона.

гл. 4. Знакомство с местом службы

– Вот, товарищи солдаты, вы и прибыли к месту вашей дальнейшей службы,

– объявил Холодов. – сейчас подойдет старшина роты и объяснит ваши дальнейшие действия.

– Ну, явились голубчики, вашу мать! Почему небритые, мятые, таку вашу мать!

Рядом с ним крутился какой то киндер-кнехт*.

– Младший сержант Иванов!

Перед нами стоял прапорщик, судя по роже, недавно прибыл с бодуна.

– Я! -отозвался младшой.

– Пусть бросят сидоры в кубрик и бегом в строй, на завтрак!!!

Позавтракали, голодные вернулись назад, потому что холодная гречневая каша без подливы, не пролазила в глотку. Пришлось проталкивать ее таким же прохладным чаем с хлебом без масла. Общий завтрак уже закончился полчаса назад. Поэтому нам дали то, что наскребли на кухне по сусекам.

    Стоим в общем ротном строю.– Майский призыв, выйти со строя! Вышли.– Я младший сержант Иванов, ваш командир отделения. До конца КМБ – я ваш царь, бог, и воинский начальник.Именно так и заявил.

Перед нами стоял мальчик, ростом 160 см. казалось моложе нас по возрасту, т.к. на лице полное отсутствие растительности (через пару дней, моясь в душе, убедились, что и на лобке тоже). Со смешным акцентом, при очень правильном русском произношении. Чуть позже узнали, национальность – мариец. Очень оригинальный был человечек. С принципами оловянного солдатика. Его не зря назначили через год службы проводить курс молодого бойца с нами. Это был образцовый ходячий Устав. Над ним, как поговаривали, даже никто уже не подшучивал, это было бесполезно, он этого не понимал.

Зато мы скоро, очень скоро, благодаря ему узнали всю прелесть службы по Уставу. Но для начала вернемся к привязке на местности, выражаясь языком артиллеристов, т.к. служить по большому счету я попал в артиллерию. И очень крупного калибра. И так ГДР. Искусственно созданное социалистическое государство на немецкой территории. Город Потсдам, культурная столица Германии, пригород столицы города Берлина. Видимо, в старые добрые времена он, этот город начинался, как дачный поселок, загородная резиденция прусских королей. Но так, как в описываемое время город оказался пригородом искусственно созданного Западного Берлина, а вокруг последнего по всему периметру бетонная стена, то чтобы попасть в «наш», Восточный Берлин, нужно объехать вокруг стены километров 40—50.

Сам город очень красивый. Королевские парки и дворцы, старые и новые кварталы. Наш Ленинград может и красивее, но эти немцы, берут верх чистотой и порядком. С позволения читателя на описании красоты города я подробнее остановлюсь когда – нибудь потом. Сейчас некогда. Артиллерийская дивизия, четырех-бригадного состава, две бригады в Потсдаме со штабом и спецподразделениями на окраине города в районе Недлитцштрассе, а две бригады в Камышах. Так на русском языке для простоты произношения назвали г. Карл- Маркс – Штадт (КМШ). Это километров двести южнее от Потсдама.

По месту расположения дивизию называют Недлитцкой. Одну бригаду называют верхней, вторую, соответственно, нижней. Между ними посредине -штаб дивизии со всеми спец. подразделениями, включая (ОМедр), отдельную медицинскую роту. Общую для всех спецов солдатскую столовую, продовольственный склад, плац, общагу для офицеров и прапорщиков, военторговский магазин, киоск «Союзпечать»,

большой химгородок и общую для всех спецов мусорку. Все это достаточно компактно, все рядом.

Здания, как и все что вокруг, досталось в наследство от прусской армии. Добротные, каменные, трехэтажные. Одна из них переоборудована под медицинскую роту. Левая половина первого этажа: 1) приемное отделение; 2) физкабинет; 3) клиническая лаборатория; 4) рентгенологический кабинет; 5) кабинет командира части. Через перегородку правая половина: 1) четыре спальных (кубрика) комнаты на десять коек каждая; 2) оружейная комната; 3) ленкомната; 4) в одном конце коридора умывальник, в другом туалет; 5) бытовая, сушилка; в этом же отсеке – аптека. Второй этаж: 1) терапевтическое отделение; 2) хирургическое отделение с операционным блоком; плюс все необходимые подсобные помещения, плюс столовая с кухней для больных. Третий этаж: 1) бактериологическая лаборатория; 2) тайная комнатка для встречи высокопоставленных гостей; 3) фотолаборатория – все это одна треть этажа. За глухой перегородкой в других двух третьих небольшая общага для своих офицеров и прапорщиков.

Кто там точно жил, я не вникал, но самое опасное для нас и неудобное, то, что там жил старшина роты – прапорщик Сукинцов. Так получалось, что практически круглые сутки он был на месте. Ему для службы, это было очень выгодно и удобно. Чердачное помещение занимали: вещевой склад; кинозал; спортзал; аптечный склад. И для завершения – еще огромное подвальное помещение: в правом углу подвала еще один аптечный склад с дезсредствами, баллоны с кислородом и закисью азота – закрывался на решетчатую арматурную дверь; химический склад; бельевой склад. «Музыкальная студия», и много других помещений неизвестного мне назначения. В левом конце подвала было еще одно помещение на уровень ниже – теплопункт, в котором сходились магистрали теплотрасс с всякими запчастями и вентилями.

Длина подвала около семидесяти метров. От этого помещения в разные стороны расходились просторные тоннели. О них я еще скажу пару слов позже. Вокруг здания медицинской роты – большой, но годами плохо ухаживаемый сквер. С тыльной стороны – дворик с неплохим газончиком, посреди которого был неработающий фонтанчик, а рядом бронзовая скульптура в натуральную величину обнаженная девушка с олененком на коленях (или козленком). Такая себе немецкая Альёнушка с братцем Иоганнушкой. Солдаты всей округи приходили фотографироваться с ней в обнимку. Я почему относительно детально описал место своей дислокации потому, что практически с каждым помещением и территорией связан ряд эпизодов.

Теперь попытаюсь по порядку описать действующие лица. Командир части капитан (чуть позже майор) Феоктистов. Крайне неприятная личность, с суровым взглядом и квадратной, как волчий капкан, челюстью. С нами, солдатами практически никогда не общавшийся

.Врачи. Начальник хирургического отделения: старший лейтенант Козлов, старший лейтенант Дусалиев – ординатор, старший лейтенант Холодов – ординатор. Начальник терапевтического отделения – капитан Аббасалиев, дерматолог – старший лейтенант Ульрих, старший ординатор – капитан Гайдунко. Других пофамильно за прошедшие лета уже забыл: рентгенолог, бактериолог, начальник приемного отделения и т. д. Фельдшера – прапорщики и сверхсрочники. Они по графику ходили дежурными по части.

*киндеркнехт (нем.) -мальчик-солдат.

ФОТО: Мое первое фото. Через три месяца службы. Спасибо ротному фотографу, А. Болотову.

гл. 5. Курс молодого бойца. КМБ

Владимир Озерянин

Вернемся дорогой читатель на «КМБ» т.е. так называемый,

«карантин». Возвратившись, как я уже писал, с завтрака, товарищ младший сержант Иванов вывел нас, молодежь, из строя и завел в спальное расположение. По сравнению с обычными казарменными спальными помещениями, особенно с теми, что в славном городе Славуте, никакого сравнения.

Обычная комната. Десять коек в два ряда, в один ярус. Пять тумбочек, два окна, четыре плафона. Синяя лампочка ночного дежурного освещения. Опись у входа, электро выключатель. Все! Да, входная дверь. Никаких излишеств. Пол деревянный, из досок, крашеный. Стены побелены известью, панели на метр двадцать, выкрашены синей масляной краской.

– Товарищи, молодые бойцы! – слегка картавя, как Ленин, скомандовал Иванов. – Развяжите свои вещевые мешки и выложите их содержимое на свои кровати.

– А где моя кровать? – спросил я у Иванова. Он, пытаясь не подавать вида, слегка растеряно оглянулся на приоткрытую входную дверь. Там столпились, заглядывая внутрь, наши опекуны.

– Твоя, вторая направо, – спокойным тоном, с достоинством в голосе произнес один из них. Это был Шот. Первая справа от входа-кровать «деда» Шота. Вторая справа, значит, моя. В левом ряду, по диагонали, в противоположном углу, кровать «супер деда» Лисовича. Для поддержания уставного порядка, на комнату, умные командиры подселили по два «деда». Скорее всего, у штатных командиров до этого даже мысли не доходили. Такими мелочами заправлял старшина роты прапорщик Сукинцов. Следующие жильцы – Шершнев И Чекменев, прослужившие год – они до конца своего второго года службы в кубрике почти не появлялись. Два полугодка – Лимонов и Пятаков. Остальным также подсказали, где их место.

– Разложите туалетные и письменные принадлежности в тумбочки. Через десять минут строимся на улице! – продолжает командовать наш Царь и Бог.

– Ну что пацаны? Картина Репина «Приплыли»? – спрашиваю я.

Сидим на табуретах все трое, понуро опустив головы, нахохлившись, как воробьи перед грозой. В головах- полная каша – неразбериха и смутное ощущение тревоги. Я осмотрел свое ложе. Наволочка застирана. Лицевое полотенце (вафельное) в дырках. Тоненькое, серое, старое одеяльце. С простынями и матрацем познакомимся попозже.

«Так – так – так,. – сказал пулемет, – значит вот здесь, в таких условиях мне предстоит прожить два года?» -задаю сам себе вопрос. Ответ где-то болтается в мутном, непроглядном тумане.

«Да -да – да, два года, это семьсот тридцать дней и ночей» – бьют молоточки в висках. И еще не известно, чем они закончатся.

Чуть позже я узнал, что всю службу (основную ее часть) можно провести и на гауптвахте. Можно пару-тройку лет прослужить в дисбате, с последующим дослуживанием своего срока там, где и начинал. Можно попасть в тюрьму. А можно по тысячам мелких и больших причин просто не дожить до заветного дембеля.

– Строиться! – прокукарекал младший сержант. – В кубрике, в проходе!

Построились.

– Садись!

Присели.

– Слушайте меня внимательно. Сейчас вас трое фельдшеров, не сегодня – завтра должны подвезти еще троих фельдшеров и четырех водителей. Когда соберутся все, тогда мы и приступим к плановым занятиям по курсу молодого бойца, а так же я подготовлю вас к принятию присяги.

– Озерянин?! Тебе понятно?

– А? Что? Что понятно?

– Встать! Когда к вам обращаются по фамилии, нужно вставать, принимать строевую стойку, ответить громко и четко: «Я!» «Так точно!» «Никак нет!», и вообще молчать, когда вас спрашивают – Понятно?

– Так точно!

– Вот, уже лучше.

Поднимаюсь с ленцой и недоумением на лице, типа, чего тебе надо, пацаненок, чего повизгиваешь? Такая моя реакция отрицательно действует на младшого сержанта, прослужившего год. Можно только через год своей службы правильно оценить его реакцию на мое «А что?». Бровки у него поползли на лобик, глазки округлились, он пролепетал что-то нечленораздельное, но к его чести удержался от каких- либо более грубых действий.

Еще тогда, сразу, я подумал, что зря теряю поддержку с его стороны. Но! Идя в армию, я по своим скудным понятиям, рассчитывал (ох, как я ошибался!) на уважение «прав человека», слова такие услышал, конечно, полтора десятка лет спустя, а тогда просто что-то было в душе, на что-то надеялся. Типа, ну не должны же здесь меня загрызть заживо. Ведь, вроде, в цивилизованном мире живем (пусть он даже и называется – лагерем, но ведь социалистическим!).

– Еще вопросы есть? Нет? За мной!

Вслед за Ивановым поднимаемся на чердак. Под крышей из добротной черепицы небольшой отсек, метров двадцать на сорок. Условно- спортзал. Небольшой, но для армейского уровня достаточный набор спортинвентаря. Брусья, конь, козел, гири, штанга, перекладина, пару груш, маты в достаточном количестве.

– На маты садись!

Присаживаясь, оглядываюсь по сторонам. Помещение достаточно просторное для спортзала такой мелкой части, как наша. Обращаю свое внимание на совершенно новенькие латы, стропила и другие деревянные детали чердака. Они совершенно свежие, желтые, с выступившими каплями янтарной смолы, с приятнейшим запахом сосны.

– Товарищ младший сержант, а скажите, пожалуйста, сколько лет зданию нашей медицинской роты?

Иванов видимо не зная точного ответа, и досадуя на себя, что сам этим вопросом никогда не задавался, нехотя мямлит, что, судя по истории прусских армий, не менее двухсот лет.

– А крышу, что, перекрывали, видимо, недавно?

– С чего ты взял?

– Да, я смотрю, что дерево совершенно свежее на вид.

– Нет, вы ошибаетесь, рядовой Озерянин, просто оно так хорошо сохранилось с тех пор, как его здесь поставили. И вообще не отвлекайтесь по пустякам, сейчас будете сдавать зачет по физподготовке.

Легкая разминка, брусья, конь, перекладина. В юфтевых «гирях» на ногах по шесть килограммов каждая, на перекладине особо не подергаешься, но мы старались. В ВСК* по Иванову, почти вписались. Снова отдохнули на матах.

– Следующий час занятий, – объявил командир – строевая подготовка.

Степа и Вася, как всегда промолчали, меня же черт дернул задать вопрос:

– А зачем она, медикам, нужна, эта строевая?

И тогда Миша Иванов, будучи врожденным педагогом, смущаясь, краснея, прочитал нам очень краткую и содержательную лекцию с применением наглядных, практических примеров.

Тема: «Щелбан (колобаха и т.п.) для строптивых».

Содержание: для тех, кто задает много лишних вопросов, не выполняет требования и указания старших по званию и по сроку службы, даже если и делает попытки служить по уставу… И так далее и тому подобное в медицинской роте в частности, а в дивизии вообще, разработан целый ряд мер по упреждению оного.

Самый первый и самый легкий вид наказания это «Щелбан» с растяжкой. Миша демонстрирует этот прием на поверхности мата.

– Ладонь левой кисти плотно прилегает к поверхности… лба, – комментирует Иванов по ходу дела, -затем пальцами правой кисти до упора оттягивается средний палец левой кисти и резко отпускается. Наказание выполняется по команде: «Череп в руки!». Наказуемый, по команде обязан резко снять (пилотку) головной убор с головы, зажать его между ног, взять ладонями свой собственный, стриженный наголо череп, и наклониться вперед.

Количество колобах тоже имеет воспитательное значение, и отпускается по усмотрению судьи – исполнителя (в одном лице). По окончанию экзекуции, наказуемый, обязан поклониться судье в ноги и поблагодарить за воспитание, сказать спасибо.

Выслушав лекцию, мы поухмылялись, не восприняв ее всерьез. По выражению лица командира я понял, что он понял, что я ничего не понял (прошу простить за каламбур).