Космодесы

– Прости, друг, но мы пытались вызвать эвакуацию…

– И? – рыкнул я.

– Отказано!

– Где командир? – рявкнул я.

– На стене, он…

Я бросился к лестнице, ведущей на стену, и, едва взбежав наверх, увидел сержанта, командовавшего аванпостом. Он стоял за орудием и лупил по тварям за стеной.

– Сержант! – заорал я.

Тот повернул ко мне голову, а в следующее мгновение захрипел, отпрянул от орудия, схватился за грудь, из которой торчал шип.

Я и глазом моргнуть не успел, как сержант сделал шаг назад и полетел с трехметровой стены вниз, рухнув во внутренний дворик.

Глядеть на его тело долго не пришлось: мое внимание привлек скрежет, и я, повернув голову, увидел, как чертовы пауки уже карабкаются друг по другу, стремясь залезть на стену.

В мгновение ока я оказался за орудием.

Пусть я знаком с ним был очень и очень посредственно: всего пару раз довелось стрелять из такого, но я знал, как это делается.

Так, схватив рукояти стационарного лучемета, я развернул его, навел на беснующуюся под стеной толпу насекомых и открыл огонь.

Красные лучи полетели с огромной скоростью. Они с легкостью прошивали хитин и панцири, пробивали тела насекомых навылет и с шипением исчезали в песке, оставляя после себя круглые выемки: песок практически сплавился в стекло.

Лучемет бил противника просто великолепно. Ни в какое сравнение с моей «ИВой» это не идет. Один выстрел – один труп.

Увидев дымок, поднимающийся из отсека со сменным охладителем, до меня дошло, что я перегрел орудие.

Я схватился за рукоятку, с помощью которой можно было сдвинуть лючок с отсека охладителя, и тут же отдернул руку – мне обожгло ладонь и пальцы, причем так сильно, что прожгло защитную перчатку, а ее ошметки прилипли к коже, на которой тут же появились волдыри.

Загудела встроенная в мой костюм аптечка, впрыскивая дозу обезболивающих и стимуляторов. Вспыхнувшая боль тут же отступила или, скорее, ее заменила разгорающаяся во мне ярость.

Хрен с ним, с ожогом. Главное – люк я все же открыл, и из него автоматика тотчас «отстрелила» отработанный охладитель, а на его место встал новый.

– Пу-у-ум! – тихий звук, который издал лучемет, дал мне понять, что он готов к работе.

Вовремя, а то уже вижу метрах в тридцати от забора новое стадо чертовых тараканов.

Я бросил взгляд на ротмистра Жданова. Хоть живой там?

Лежит, не шевелится. Рука все так же зажимает брюхо. Но живой, точно живой.

Встроенная аптечка его экзоскелетной брони уже отчаянно мигает желтым индикатором – верный признак, что скоро цвет сменится на красный, а это в свою очередь значит, что запас медикаментов, поддерживающих в этом отчаянном рубаке жизнь, закончится…

Я схватился за рукоятки лучемета, и тут до меня донесся цокот справа.

Черт подери! Черт подери!

Я резко развернул лучемет в сторону доносившихся звуков.

Ну, так и есть! Сраный охотник, он же «Слоник», последний из троицы, которую мы разнесли, выжил, дождался удачного момента для атаки, и вот, решился…

– Сдохни, тварь! – заорал я и принялся стрелять в еле заметное прозрачное марево.

«Включая» свою маскировку, охотник был практически незаметным, но все же его можно было обнаружить – он отлично сливался с окружением, его природный «камуфляж» был практически совершенен, но не идеален. Если приглядеться, казалось, будто бы в том месте, где он находился, была вода, каким-то чудом замершая, остающаяся в вертикальном положении, искажающая все, что было за ней. На этом охотники попались в прошлый раз, и сейчас я его разглядел так же, ориентируясь по этим признакам. А еще, пусть они практически невидимы, зато их отлично слышно: цокают своими лапами или хлопают крыльями-ушами. Вот как сейчас.

Вот только засек я его слишком поздно…

Два импульса, выпущенные из лучемета, порвали «Слоника» в клочья, но мгновением ранее эта быстрая и коварная тварь успела прыгнуть, вытянув свои передние лапы, больше походившие на шпаги.

Тварь уже была мертва, однако одна из ее шпаг-лап вонзилась в мою ногу, пробив насквозь.

Я заорал от дикой боли, отпустил лучемет и, схватившись за лапу уже мертвого насекомого, дернул вверх, вытащив из своей ноги острую, как копье, конечность дохлого жукса. Отбросил ее в сторону.

Из раны обильно потекла кровь.

Встроенная в мою броню аптечка вновь принялась за работу, а я, схватившийся было за медгель, вынужден был повременить с обработкой раны.

Твари, которых я засек неподалеку от стены, подошли уже совсем близко, и хоть другие стрелки лупили по ним со всей мочи, этого было недостаточно.

Вновь схватившись за рукоятки лучемета, я развернул его наружу и открыл огонь.

Импульсы полетели во врагов, пронзая их, прожаривая, оставляя страшные раны.

Визг и шипение, испускаемое ранеными и умирающими насекомыми, больно ударил по ушам.

Я поморщился, но стрелять не прекратил: поворачивал лучемет, выцеливая врагов и стараясь вести огонь экономно, реже, чтобы снова не вызвать перегрев орудия.

Несколько секунд, и с этой стаей было покончено.

Я облегченно выдохнул, отпустил рукоятки лучемета и, хромая, поплелся вниз, к ротмистру.

Когда я оказался рядом с ним, он открыл глаза и уставился на меня.

Похоже, даже несмотря на то, что по самые брови он был накачан стимуляторами, обезболивающими и всем прочим, ротмистр понимал, что происходит. Он знал: тот факт, что мы смогли отбиться от очередной стаи – еще не победа. Совершенно не победа, а всего лишь отсрочка. Скоро, очень скоро смерть придет за нами в виде следующей стаи или следующей за ней, ну, или же в лице очередного сраного охотника, который подберется к нам со спины…

– Убей меня, – прошептал ротмистр Жданов.

– Нет, – покачал я устало головой.

– Нам конец… – прошептал он, ? убей…

– Ну уж нет! – прорычал я и, опомнившись, схватился за тюбик медгеля, который весь, точнее все, что осталось, выдавил себе прямо в рану.

Стало значительно легче. Я смог немного отдышаться, и даже смог собрать в кучу прыгающие в голове мысли, однако фраза, брошенная ротмистром, мне не давала покоя: «Нам конец…».