что не сложилась жизнь поэтова…
Ведь всё я сделать бы давно должна,
но не хватало знаний мне для этого.
И не хватило в моей юности ума,
наставника всегда хорошего,
и что стихи стеснялась показать,
когда являлись мне непрошено.
А вот теперь мне не до славы, не до сна
перед вопросами и мыслями,
так атакующими до сих пор меня,
и перед младостью, порой завистливой.
Перед берёзками кудрявыми ещё,
которые в ночи чуть шепчутся…
И перед тою звёздной красотой,
что всё куда-то манит, тайной светится.
Я выразить хочу строкой и боль, и цель,
когда от мук страданий временных
спасаюсь как могу – пишу скорей,
чтоб не ушла причина вдохновения.
Так увлекает это творчество моё,
как вихрь чувств, и слёз, и слов, и счастья!
И это, кажется, меня спасло
от вернувшейся из юности напасти.
21.01.18
О любимом шарфе…
Смотрю на снимок, где царит рояль,
а я облокотилась осторожно,
чтобы волнение своё унять…
Перед поэтами Москвы тревожно!
И рук, красивых продолжений плеч —
так жаль, что в кисти крупноваты, —
ухожены, с кольцом, чтоб взор привлечь.
А голова в наклоне виноватом…
У шеи стройной – к публике излом,
скользнул из пышности причёски локон,
когда полнеющий уж стан в поклон
стремился под лучом из южных окон.
Что говорить – волненье велико!
Румянец побежал к изящным ушкам,
и нежными губами только рот
давал словам всю лёгкую воздушность!
На лбу высоком бровных дуг разлёт
над голубыми ясными глазами,
меж ними небольшой курносый нос
и щёк движенье в такте со словами.
Взор падает на мой любимый шарф,
и мысли сразу устремились в небо.
По ткани, лёгкой и прозрачной, глаз
скользит из голубого цвета в белый.
С любовью глажу тонкий, мягкий шёлк,