Черти на том берегу
Стоял спокойно лишь один человек. Тот самый человек в первом ряду. Я постарался быть незаметным и посмотрел на него. Он просто смотрел прямо перед собой. На женщину. Она рукоплескала, глазами пробегала по ликующему залу и время от времени натыкалась на странного человека. Это был старик.
Я подошёл к нему. Встал рядом. Я думал, он ведёт себя так спокойно в силу своего возраста и характера.
На мои вопросы он не отреагировал, и я подумал, что он глухой, а значит, внимательно смотрит на губы, чтоб по ним читать. У нас в церкви был сурдопереводчик. Я тут же позвал. Но было поздно. Когда мы подходили к нему, он подошёл к женщине.
До определённого момента я не знал одной новости. Важной новости. Таким пренебрегать не следует. На борту погибшего аэробуса в другом салоне летели трое наших друзей. То были очень хорошие люди, с хорошими крепкими семьями. Они погибли.
Не успев опомниться, я уже слышал голос. Микрофон был включен. Женщина держала его в руке.
«Может Христос забрал всех тех людей, а вам дал ещё шанс?..»
Слова прозвучали, как гром. Я остолбенел на месте. Зал стал замолкать. Вместо возгласов покатился шёпот. У меня похолодела спина, на лбу выступила испарина; а шёпот в отличие от громогласных радостных криков стал сотрясать стены и потолок. Вот-вот рухнет штукатурка. Но это всё, конечно же, только казалось.
Служение в тот день было. Это было тяжело. Зал был накалён.
Самое тяжёлое служение.
Тот старик тоже досидел до конца. А когда он вышел и остановился на ступенях храма, к нему подходили люди о чём-то спрашивали, пожимали руку и уходили. Мне было интересно, я стоял в стороне и наблюдал. Когда решился подойти, меня отвлёк администратор церкви, – сказал, что стройку придётся приостановить из-за нехватки средств, потому как кредиторы потребовали через два дня выплатить весь долг, собравшийся за полгода, но тех денег что были, не хватало. Мы старательно высчитывали каждый месяц с мыслью выплаты немного позже и всей остальной суммы, и влезли в долг. Мы рассчитывали на служение такого масштаба, но…
Да, написано, на Бога надо уповать, а не на людей. Так и есть. Но фактор внутреннего человека, а он сомневается, срабатывал и у самых отпетых святых. Даже Иисус надеялся, что «чаша сия его минёт», когда он молился в Гефсиманском саду и обливался кровавым потом. Так, что…
Старик ушёл, и я думал, больше никогда его не встречу.
Той женщины я тоже не видел и до сих пор не знаю, где она теперь.
– А старика встретили? – Спросил Святик. Его отпустил приступ фобии.
– Встретил, но это потом…
Пастор замолчал, сложил руки ладонями вместе и о чём-то задумался.
Странно. Подумал себе так Святик и глянул на женщину, рассматривающую свои руки. Её всклокоченные волосы делали её похожей на Эйнштейна. Прилепить бы ей ещё усы – не отличил бы.
– Вы думаете, что она похожа на Эйнштейна? – Вторгся шёпот в ухо Святика.
Это сказал скрюченный в дугу дед с глазами спаниеля. Он сидел рядом, точно сам по себе. В принципе в этом кабинете были все, точно сами по себе. Не считая лишь подростков, которые уделяли друг другу своё драгоценное внимание не прекращая.
Святик одёрнулся, резко повернув голову влево.
– Что? – Машинально сознание Святика приняло форму непричастности.
– Вы, стало быть, тоже заметили это колоссальное сходство? Ведь так?
На данный вопрос повернул голову его сосед, затем посмотрел на женщину и снова на нас, наклонился и шёпотом протянул:
– Что-то есть!
Святик посмотрел на него с недоумением. Взглянул на женщину и только хотел сказать, что вдруг она услышит, как молниеносно получил на свои мысли ответ:
– Она… – дед покачал характерно на сказанное пальцем, – не слышит. Вообще.
Его сосед с ним согласился, кивнув головой и приподняв брови, настолько витиеватые и густые, что могло бы показаться – они лезут ему в глаза.
За спиной прокашлялся художник. Сказал: «М-да…», перевернул страницу газеты и вновь затих на своём диване.
Женщина положила руки на стол, посмотрела на обсуждающих её, опустила глаза и задумалась. Святику такое поведении показалось подозрительным. Как повела себя сейчас она, мог поступить вполне всё понимающий, то есть слышащий человек. И ему стало неудобно за себя и своих собеседников, если их таковыми можно назвать. Постаравшись проявить свою безучастность, Святик подперев кулаком щёку, отвернулся от сплетников. Теперь он ни на кого не смотрел.
– Не делайте вид, что вас здесь нет… хи-хи…! – Возобновил приставания сосед с глазами спаниеля.
«Это я-то делаю вид…?!» – Осмотрел беглым взглядом каждого, не обернувшись лишь на художника, – было неудобно. Возмущение прокатило от пят и упёрлось в макушку, там и закипело. И хотел было сорваться, но глаза соседа-спаниеля смотрели так, как голодный стоял бы у стола обжирающегося, причём без единого шанса хоть на малый пай. Святик тут же отвернулся. Но взгляд на себе продолжал ощущать.
– Вы вообще знаете, отчего у меня такие губы? – Вопрос заставил вновь повернуться и уставиться прямо на губы.
Это были действительно странные губы. Как можно было их не заметить..?
– Нет. – Дал короткий ответ Святик.
– Я пятьдесят пять лет ими дую. Вот так… – Сосед выставил вперёд губы, раздул щёки, от этого поменялась форма его глаз. Захотелось подставить ладошки, на случай если глаза выпадут. – Правда, нельзя так раздувать щёки. Меня за это всегда ругали… трубач я, трубач…
– Трубач он. – Вставил свой комментарий сосед с густыми бровями. На него тут же посмотрел, вздыхая, Святик… ему органически не нравилось, когда возникали ситуации подобного рода. Это знаете ли, когда всяк кому ни попадя стремится всунуть свой нос. И выходит, что кроме того, как видеть вокруг себя пустословов, безвольно причастщаешь себя к этому вертепу, – а осознав это, ощущаешь желание порыгать и сходить в душ.
Теперь то, что вот-вот взорвёт мозг Святика…
– Он переживает, что убил человека и остался без наказания. – Излилось из-под «густых бровей», точно свободным потоком неконтролируемой мысли.
За спиной у Святика снова глубоко вздохнули и зашелестели свежей газетой.
На соседа-«спаниеля» уставился толстый указательный палец, и он опустил глаза в стол, но через пару секунд их поднял, и буквально вытаращившись на Святика, сказал:
– Ну, было дело..! По пьяни было..! – дед смешно раздулся, словно принимая позицию – чтоб себя защитить – закоренелого уголовника. Конечно же, выглядеть стал очень смешно и нелепо. По лицу Святика прокатился смешок, но не вышел наружу.
Святик: – Что прям таки и убили?
Дед: – Прям таки и убил..!
Святик: – На смерть?
Дед: – Полностью!
Святик: – По вам не скажешь…
Дед: – Сам в шоке!
Святик: – Это как же?
Дед: – В голове всё переворачивается…
Святик: – Я не о том. Чем убили?
Дед: – Трубой.
Святик: – Трубой?!
Дед: – Ага…
И он снова поник, будто его выключили.
А сосед с густыми бровями скрутил в трубочку лежавший на столе лист бумаги, приставил к губам и воспроизвёл тихое и лёгкое «Ду-у-у…!».
Глаза похожие на спаниеля стали более грустными, а общий вид старика вызывал чувство жалости и сострадания.
Бумажная трубка раскрутилась и легла опять на стол. «Лицедей» нахмурил густые брови, явно понимая свою неуместность, похлопал деда по спине.
В голове у Святика возник вопрос, он думал, задавать ли его…
– Это не была труба самая обычная, как то могли бы вы подумать. Я не нагрел никого по голове, не проломил черепа. То не была труба водопроводная, ни канализационная. У меня, сказать честно, мыслей об убийствах никогда не было. Чтоб вот так завалить человека. Не-а..! Никккогда!
– Так что же произошло? – Спросил Святик и обратил внимание на соседа с густыми бровями, тот задействовал лист бумаги для оригами. Что складывал, пока понять сложно.
– Да что произошло… – странно прозвучало высказанное, интонация была вопросительной. – Не помню всего. Пьян был. Когда проснулся, вокруг темнота и узкая полоска света тянулась снизу вверх. Я прищурился – резало глаза. Во рту, как кошки нагадили и ещё знакомый запах, его я старательно пытался вспомнить. Изо всех сил напрягся, чтоб встать. Ноги ватные, залежавшиеся – кровь по ним бежала с трудом, – я это чувствовал. Когда поднялся, правую ногу невыносимо обкалывало со всех сторон. На ней я не мог стоять ещё минут десять. Качало меня во все стороны. А свет пробивался очень слабый, как выяснилось, горел фонарь для обхода помещений сторожем. Вот его-то свет и разделял занавесы, за которыми оказался я. А был то наш не мудрёный «театр», – старый, запущенный, никому не нужный районный клуб (вот что за запах – старый, плесневелый, сырой, местами замшелый клуб с залежавшимися декорациями, плакатами и транспарантами). Короче, проснулся за кулисами, стою, жду, когда нога в себя придёт. И что характерно, подмышкой зажимаю трубу – инструмент свой, – она со мной столько похорон прошла. Я вышел на сцену, огляделся. Фонарь светил бестолково. Не понимаю, что можно увидеть при таком освещении. Нога продолжала болеть и я сел на стул в углу, а трубу положил на колени. Подумал, чего просто так сидеть, дай-ка поиграю, всё равно нету никого. Трубу к губам и при первом же моём выдохе что-то не далеко от меня рухнуло на пол. Я одёрнулся. Оглянулся. Никого. Только решил продолжить, как понял, нога в порядке, можно идти. Глаза уже привыкли. Ориентируясь на расположение фонаря, я двинулся на выход, и споткнулся обо что-то. Нащупал тело. Оно лежало не подвижно, как мёртвое. Это меня сильно напугало. Я даже не вызвал скорую. Просто сбежал. На репетицию пришёл на следующий день, изо всех сил сделав вид, что меня не было в клубе три дня. Умер Федя, наш альтист. Я же понял, речь шла о том самом теле, его обнаружила уборщица. Она вызвала скорую. Но прошли сутки, как его обнаружили. Мне сделалось стыдно. И страшно. Я боялся сесть в тюрьму. Боялся, что меня обвинять…
Старик подумал, глянул на своего соседа, тот уже сложил из бумаги пароходик и поставил перед собой.
Святик потёр нос, когда старик шмыгнул. Он вспомнил историю дальнего родственника, но промолчал.
– А потом сказали, что Федя от разрыва сердца умер, – вот тут-то я и обвинил себя, но признаваться не стал… Да и посмеялись бы надо мной и подлецом посчитали. Так мол и так, у человека сердце прихватило, а я не помог. Тем более врач говорил, спасти можно было.
Даже если и тот самый родственник, что с того…
Эльдар Романович не прекращал рыться в бумагах.
Что должно произойти далее? – Святик не мог предположить. Даже постарайся он изо всех сил.
Женщина-«Эйнштейн» не на кого не смотрела, её глаза маршировали по столу, а губы шевелились так, точно она напевала песню, одновременно покачивая в такт головой.
Подростки достали из рюкзаков планшеты и стали водить по ним пальцами, при этом разговор их не прекращался не на секунду. Рядом с «густыми бровями» сидел чернобородый молодой человек, он всё время поглядывал на подростков. По выражению его лица сложно было определить, доволен он или чем-то раздражён.
– Смотрите… – снова прозвучал шёпот на ухо Святика… – хозяин ищет ключ. А сей предмет, привычно болтается у него на шее. Плим-плим… Хи-хи! – Святик посмотрел на соседа, не поворачивая головы, а тот уже принял серьёзно-грустное выражение, точно ничего не произошло.
Чернобородый человек взглянул на Святика, когда он старательно изучал его. Святик сразу не отреагировал на пристальный взгляд. Стало не по себе, когда увидел чёрные сверлящие глаза, – один из них подмигнул (как-то грозно), а уголок губ еле приподнялся в намёке на улыбку (только эта улыбка прозвучала – по-другому не скажешь – чересчур угрожающе). Святик одёрнулся, уткнувшись в бумажный пароходик на столе, сложенный весьма аккуратно «густыми бровями»… – надо, наконец, узнать, кого как зовут. Не следует примитивно ссылаться на «достопримечательности внешностей». Подумал себе Святик, осознавая свой рассудок на низком уровне, где давненько себя не воспринимал.
Сосед опять наклонился к Святику.
– Не переживайте. Такое здесь со всеми происходит…
– Что?
Старик отпрянул.
– Вы поймёте…
В кабинете воцарилась тишина. Замолчали даже подростки. Эльдар Романович уселся в кресло. Художник положил на столик прессу. С шеи таки был снят какой-то предмет, – его пытался рассмотреть Святик.
Что же здесь происходит со всеми? Что имел ввиду старик?
Тяжёлые очки сползли по носу, открыв маленькие прищуренные глаза, Эльдара Романовича и сделали его похожим на крота. Его нос был тонким, острым и весьма длинноватым. Средним пальцем правой руки он прижал их к переносице, вернув зрячий вид. А форма носа смазалась за счёт массивности громоздких окуляров. В левой руке он, таки держал ключ. То был миниатюрный предмет, который и ключом назвать было сложно. По размерам – ключик, даже ключичек. А по виду прямоугольная металлическая пластинка с выемками, похожими дырки в сыре, только здесь они не были сквозными. Висел он на цепочке, весьма тонкой, серебряной.
Чернобородый молодой человек откуда-то неожиданно достал металлический ящик и поставил на стол перед Эльдаром Романовичем. Тот глубоко вздохнув, вставил ключ в крохотную скважину расположенную сверху ящика.
Открылась крышка и ящик пошёл по кругу, начиная с подростков, они в него заглянули одновременно, затем что-то в него бросили. Раздался звон, – значит, кинули монеты. Далее женщина с лицом Эйнштейна. Она – обратил внимание Святик – уже скрутила в рулончик бумажку, и не выпуская шариковую ручку из рук, положила в ящик. Пастор просто заглянул и посмотрел сначала на Святик, потом на Эльдара Романовича. Ящик передали трубачу, грустному деду с глазами спаниеля. Святик был рад с одной стороны, ведь он и не знал, что с этим делать. А трубач потрусил ящик и отдал соседу с густыми бровями, тот скорчил рожу, заглянул вовнутрь и ящик вновь оказался в руках чернобородого молодого человека. Он, как и женщина, скрутил бумажку… Ящик закрыли и убрали под стол.
А как же художник? На него обернулся Святик, а он махнул рукой.
– И так, – произнёс Эльдар Романович, – у нас пополнение…
Река – по ту сторону, которой…
(Сиамские близнецы. Где ночевал покойник? Почём на рынке смородина?)
– …значит, нам следует познакомиться.
И первыми встали подростки.
– Эрик…
– Нелли. Мы брат…
– И сестра. Близнецы…
– Сиамские…
Точно перебивая друг друга, но в то же время, как один отчеканили подростки.
Женщина подняла глаза, а Эльдар Романович сказал:
– Это наша Любовь Герасимовна…
Сказанное, возможно, следовало продолжить.
Но пастор поднял вверх руку.
– Алексей.
– Милош. – Немного помявшись, представился трубач.
– Виктор. – Последовало от «густых бровей».
– Рафаэль. – Сказал чернобородый молодой человек.
Вне поля зрения Святика находился художник. За спиной прозвучал его голос. Всеволод представился, как показалось, довольно сухо и нехотя.
Эльдар Романович оглядел всех. Почему-то его очки опять сползли. Видимо так и происходило ранее, на это Святик не обращал внимание. Цепочка с ключом вернулась на шею хозяина, а загадочный ящик (напоминал он саркофаг), скрывшись, где-то под столом, не выходил из головы Святика.
Сиамские близнецы?..
– Я хочу вам представить нового претендента… – Начал Эльдар Романович. Внимание присутствующих было обращено на него.
Святик зная о том, что речь пошла о нём, не понял одного: претендентом на что он является? Одна мысль сбрасывала другую. И был сверх меры удивлён, когда задвинулись шторы и включился экран на стене. Взгляды сидящих прошли его насквозь, уставившись на плазму. А увиденое, заставило удивиться ещё больше.
Святик постарался вспомнить, что же происходило на крыше. Шум строительных работ не сбивал его мыслей. Но и движений посторонних он не слышал рядом.
На экране кто-то снимал его со спины.
Мальчик и девочка.
Их рождение для родителей далось далеко непросто. Мать была на пороге смерти. У мальчика не билось сердце…
Во время беременности УЗИ показывало двоих детей, но проблема, с которой столкнулись в момент родов врачи, ускользнула из внимания ультразвуков.
Для жизнедеятельности каждого ребёнка впоследствии, сращение оказалось неопасным. Когда близнецы появились на свет, их тут же разделили. На голенях брата и сестры остались лишь шрамы. С возрастом – две незначительные полоски, напоминающие о былой тесной связи.
Забравшись на крышу четырнадцатиэтажной новостройки, подростки наткнулись на человека, стоявшего на парапете.
Как обычно они снимали свои похождения, чтобы потом выложить в интернет.
Человек их нисколько не заметил и они без суеты затаились за лядой, выставив камеру для съёмки. Недолго постояв, он сел, – видимо задуманное было уже не в его планах.
Или он решил оттянуть время…
– Ты думаешь, он самоубийца? – Спросила сестра брата, не глядя в его сторону, но сделавшись вся вниманием, не отпускала потенциального преступника закона природы.
– Я думаю, да! Верно, он об этом давно думал..!
– Что делать будем?
– Надо деду звонить…
– Всё-то хорошо! Но, что толку, если этот спрыгнет сейчас?!
– Сейчас не должен..!
– Ты уверен?
Сестра скривилась, посмотрев на брата, а он точно не давая повода в себе усомниться, спокойно отрапортовал:
– Я уверен в отличие от тебя каждый раз…
– Ну, ладно, ладно тебе… – Ей не нравилось, когда брат начинал говорить таким тоном (спокойно, убедительно, будто каток по асфальту), уж лучше бы он вспылил.
– Смотри…
И сестра уставилась ему в руки.
– Да не на меня. – Усмехнулся брат. – За «актёром» следи.
– Эрик, ты меня доконаешь когда-нибудь.! – Съязвила сестра и уставилась на камеру.
– Ох, Нелли… хи-хи..!
– Вот те и хи-хи… – Не отвлекаясь от наблюдения, передёргивала сестра брата.
Эрик тем временем уже не реагировал на Нелли, а достал сотовый, и не откладывая ни минуты, приложил к уху в ожидании.
Человек на парапете сидел недвижно, сродни вкопанному. Похоже, действительно переживать нечего, – глядишь, будет дело задуманное выполнено на все сто.
– Деда, тут у нас «актёр» нарисовался. Снимаем. Ага-ага… сидит… ну, да, как-то спокойно ведёт себя… точно! Уверен! Ну, никак у тебя, а определённый опыт имеется… На крыше… на парапете… Чё-то сидит… да-да… хорошо, пришлём сейчас.
Телефон погрузился снова в карман широких штанов Эрика.
Возникла проблема, – съёмки со спины мало. Следовало умудриться снять лицо…
Пока Нелли снимала то, что есть, Эрик осматривался, ища подходящий ракурс. Но такой было трудно найти, ведь «актёр» сидел на самом краю, и нужное положение для съёмки говорило само за себя (но зависнуть в воздухе – не выйдет). В пяти метрах Эрик увидел трубу метра три длиной. На присядках подобрался к находке. Труба оказалась телескопической ручкой, на которую крепится малярный валик. Ручка капроновая, в сложенном состоянии так и есть три метра, а втягивающаяся часть удлиняла её на метр. Тем временем как Эрик возвращался на место, Нелли продолжала наблюдать за «актёром», не забывая обратить внимание на действия брата. Тот вернулся, по ходу дела отмерив визуально расстояние от ляды до парапета, – должно вполне хватить.
– Давай сюда камеру…
– Ты что задумал?
– Сейчас увидишь.
Эрик достал из рюкзака скотч. Только решил его отматывать, как сразу остановился.
– Нет, это не подойдёт. Шуму будет много… – И вернул скотч в рюкзак обратно.
– Да что происходит?
– Нелли, ну, я не понимаю, неужели трудно самой догадаться. Нам надо отснять парня в анфас… ну, или хотя бы в профиль…, дед просил.
– На фиг это ему нужно..? – Задумчиво проговорила Нелли. – Каждый раз просит.
– Сколько же у нас было тех, каждых разов? А?.. А..?
– Три. И что с того?
– А ты так говоришь, будто мы уже сто наснимали, и ты от всего этого устала.
– Опять ты за своё. Как дед старый…
– Ты меня с дедом старым сравниваешь..? Сама, как бабка ворчишь..!
– Ой-ой-ой!
Меж тем Эрик, отыскав в рюкзаке изоленту, примотал монопод к найденной трубе, вытянул её, и не рискуя сразу пускать изобретение в дело, опробовал на безопасной высоте. Монопод был увесистым, но труба была рассчитана выдерживать вес гораздо больше, чем штативчик с камерой.
Подростки обошли ляду вокруг. Теперь они смотрели на своего «актёра» не со спины, но этого мало было.
– А если он заметит, Эрик?
– Тсс..!
Эрик уже начинал злиться на сестру.
Голова человека повернулась в обратную от них сторону. Эрик это заметил и, пользуясь случаем, попытался «закинуть свою удочку».
Идея была не плохая, но жутка неудобная.
Камера что-то там снимала, – разглядеть было сложно.
Воспользовавшись ещё одним случаем, Эрик вернул камеру на место.
– Это ерунда полная…
– Блин, что ж делать? – Заныла Нелли. Эрик покосился на сестру. Но та резко приняла обнадёженный вид и быстрое решение.
– Давай сюда камеру…
– Это зачем?
– Теперь ты потерпи… ну же…, Эрик, не тяни резину… время динь-динь..!
Он размотал изоленту и подал камеру со штативом сестре.
– Пойдём! Только быстро!
– Да что же, наконец?!
Подростки скрылись в ляде.
– Ты, что, совсем не понимаешь?
– Не понимаю…
– Ну, ты и тупой..!
– Сама ты тупица… в прошлый раз чуть не навернула телефон с крыши. А мы за него, между прочим, до сих пор не отработали….
– Да знаю! Хватит тебе Эрик! Забираю свои слова обратно…
– Не так-то и просто…
– Эрик, хватит тебе! Посмотри.
– На что?
– Ну, что перед нами, что перед тобой?
– Ну, окно и… – тут брат замолчал на секунду, и тихо взорвался.
– Какой я балван! Какая ты молодец!..
Эрик посмотрел тут же на камеру.
– Но снимать буду я.
Нелли знала, – с братом спорить бесполезно.
У них всё вышло. Съёмка прошла на «ура». Окно, в которое просунули подростки камеру, находилось в двух метрах от их «актёра». И тот ничего не заметил.
– Отправь видео деду. И будем возвращаться.
– ОК!
Внизу их ждали велосипеды.
Святик сидя на парапете, видел, как соседская собака рванула поводок, в попытке погнаться за какими-то малолетними велосипедистами. Но, продолжая смотреть на то место, где до этого курил строитель, а теперь гадила собака, чем разволновала свою хозяйку, неосторожно пошатнулся второй раз, теперь стараясь достать телефон. И, отойдя на безопасное расстояние, заговорил.
Эрик и Нелли промчались мимо машины своего деда, помахав ему радостно руками.
Эльдар Романович расплылся в улыбке, назвав своих внуков про себя «сорванцами».
Год назад его внуки перенесли подряд две трагедии. Сначала жестоко был убит их пёс, славный верный барбос, умное, доброй души животное. Он прожил с ними верных пять лет. Его не стоило выводить в наморднике и с поводком. Но всякий раз, когда совершалась очередная прогулка, во дворе на лавочке сидела соседка, которой их питомец не нравился. Не сказать, что стопроцентно этот акт совершила она (само собой, не своими собственными руками, она и шагу ступить не могла рассудительно, видно инсульт подкосил её старческий и без того расстроенный организм), но и такой версии места быть имеет право. Уж сильно своим присутствием покой её нарушал их пёс. А новость о его кончине непросто порадовала, но привела, чуть ли, ни в некий маниакальный экстаз. Пса нашли изуродованным в подвале. Во время прогулки тот забежал за угол и исчез. Искали все, но нашли спустя неделю, когда из подвала повеял запах разложения. Там находили мёртвых бомжей, поэтому не исключили повтора и в этот раз. Естественно, запах отличается, но никто над этим не задумался, а про собаку и думать забыли (кроме терзающихся детей). Запах стал невыносимым. Вонь шла во двор, создавая впечатление открытого морга, как если бы расположен был в метрах ста-двухсот. Вызвали спецслужбу, те спустившись в подвал, поднялись оттуда с матами. Во-первых: сами могли проверить; во-вторых: кто мог убить столько животных. Жильцы дома шокированные случившимся, были в ужасе. Из подвала вынесли шесть собак и девять кошек. Среди них и был пёс Эрика и Нелли.
Второе событие, было пострашнее.
Ребята дружили с одним мальчишкой. Он был их одноклассником, Мишка Пронин. Спокойный ребёнок, мечтал всегда, как следует повеселиться. Всё говорил: «Вот похудею, как следует, и полезу с вами по крышам, а ещё надаю всем этим…».
Да, Мишка имел проблемы с весом. И эти проблемы отражались на его личной жизни. Какая там личная жизнь? Если даже родители ему её спокойной не делали. Вся любовь давалась младшему брату, а Мишка вечно был битый. В школу бывало, приходил в синяках. На вопросы отвечал вскользь. Тихо садился за парту, и весь день от него неслышно было ни звука. После уроков, кто-нибудь обязательно цеплялся и не отпускал его, пока не побьёт, ну, или же не побьёт кого-то Эрик. У Эрика на этой почве со школьной общественностью проблемы начались. Каждый норовил упрекнуть его в покровительстве никчёмного человека. Скоро Мишка затесался в компанию близнецов. А у них проблем поприбавилось.
