Черти на том берегу
– Что тебе уже до тех костей… пусть бы с миром покоились… спробуй*, разберись поди, как оно всё случилось… Тебе-то не страшно самому здесь сидеть?
– А вам? Вам не страшно было меня здесь ждать?
– А чего мне-то бояться..? Ха… Смерть-то вокруг меня давно ошивается. Сразу, когда увидел это… – старик кивнул в сторону брезента, – моторошно стала, не иначе, саму «её» и узрел… подымись «она» в тот же миг и забери на тот свет. А потом, как рукой весь ужас сняло. Затем думать стал…, ведь слежу за тобой давеча, что этот нелюдь здесь творит…? (так подумал). Теперь мне не ясно, кто ты такой! Раньше-то и землянки этой не было… Сам что ли состроил?
Эльдар в ответ кивнул головой.
– Для неё, поди?
– Для неё. Чтоб не беспокоил никто…, а тут вы…
– И что понял…?
– Трудно сказать. Если она потонула, когда купалась, то понятно, зачем сняла туфли, а если решила утонуть – на туфли плевать…
– Ты вот послушай, что я тебе скажу… Я не ведаю наук, но знаю одно: трудно самому утопнуть. Несказанной силы воля потребна. Паника большая у человека, когда дышать он не в силах… Я-то знаю…
– Потонуть пытались…
– Нет. Топили меня… насильственно…
Землянка была настолько глуха, что метель, даже усилившись, не имела возможности заявлять о себе.
– Не выбраться нам из твоей норы… хоть и хорошо ты всё смастерил, и вьюги не слыхать… ща* снегом дюже привалит.
– Выберемся… – Дал ответ на сетования старика Эльдар. Дед всё ещё стоял неподвижно, уже вовсе опустив ружьё в пол. Его лицо оставалось хмурым, но он не смотрел былым взглядом.
Мальчишка под снегом не унывал. Имевший не по годам внутреннюю силу, он, точно, опытный воин-охотник затаился в ожидании того, как минует опасность. Он не страдал, не замерзал, не был напуган.
Вспомнив, как метёт метель, Эльдар подумал о преследователе, и представил его замерзающим под снегом. Но не знал он силы, содержавшейся в маленьком, всё ещё незнакомом человеке, – силы, которой не хватало ему самому никогда.
А в двух километрах от землянки: Николай с трудом добрался до моста. Видя невозможность продолжения пути, вздохнул с тяжёлой грустью…
В землянке сидели двое с потухшим желанием убить друг друга: один – ради установления справедливости и искоренения, по-его мнению, зла; второй – ради своей безопасности. Скомканный кусок бумаги Эльдар перекладывал из руки в руку. Старик, усевшись на предложенный чурбан, положив на колени ружьё, рассказал, как привязав его за ноги, опускали в реку.
– Я был тогда молод, – как ты. Моя бабка сильно захворала – её охватило безумство… да, так и есть – она сошла с ума. Потеряв в поле деда (годом раньше), она не находила себе места от печали, которой было так много, что весь её рассудок терялся напрочь. Они были всеми силами привязаны друг к другу. Куда бы дед не пошёл – бабка за ним, что бы дед не удумал – бабка тут, как тут. Дед уже психовал, – мол, вздохнуть самостоятельно не может, хотя сам же за бабкой хвостом не унимался. А однажды сел под деревом посреди поля ржаного, и не встал боле – сердце замерло его навечно. Пока бабка серпом махала, дед на тот свет и отправился безнейно*, – она оглянуться не успела, а его души и след простыл. Подошла взмыленная от работы и давай деду рассказывать, уже сама не помня что, а он уставился куда-то в сторону, будто о чём-то своём думая, а ею пренебрегая. Она на него: что мол, дурень не чуешь? – Не чуял… Ну, бабка до него, и в вопль…
– А какая связь?.. – Оборвал Эльдар старика. Тот, то ли не понял, то ли имел своё представление об изложении, не прерываясь продолжал:
– У неё глаза через неделю бордового цвета стали, а через месяц заявила, что они с дедом в баню пошли. Набрала охапку веников, взяла лохань, и, хлопнув перед нами дверью, ушла париться. Не было её полтора часа. Пришла довольная. И… голая. А на улице народ собрался – кто смеялся, кто возмущался… За год с бабкой перемена произошла такая, что мы – родные её уже узнавать перестали. Хозяйством она заниматься прекратила, хотя сама рассуждала, что всё хозяйство на ней и лежать стало, как дед помер. Он-то и знать не знал, что с его бабкой-то случится… – Старик странно прихихикнул, качнув головой. – Историю жизни связанную с бабкой неспроста рассказываю – ей обещался помочь один человек с намерением неровной души к моей матери. Он мне сразу странным показался. А мать моя сказала мне, чтоб я нос свой не совал в чужие дела… Сказала, – после пожалела, когда меня без сознания нашла на берегу реки. Хм, она-то знает, что я, вроде, как самоубийство решил совершить… Чёрта с два! Я жизнь люблю, несмотря на все её минусы – плюсов нахожу гораздо больше…
– Возможно, знала? – Внёс поправку Эльдар.
– В смысле… Ах, понял… – Старик странно отреагировал на вопрос, и тут же ответил: – Она всё ещё жива, ей девяносто четыре, и до сих пор помнит тот случай у реки… Да и причину тоже. Единственное, не желает она признавать, что я жизнью не собирался кончать. Говорит мне, наверное, с самого рождения и по сей день: «В могилу меня сведёшь..!». Раньше не смешно было – сейчас, сами понимаете…
Эльдар улыбнулся подмеченному сарказму.
– Ну, а на самом деле меня решили утопить… Помимо того, что мать меня упрекала, она ещё и прощения постоянно просила за свою невнимательность… Так как я противником её (тому) браку был, (а он таки состоялся), отчим на меня зуб заточил.
– А бабка причём? – Не унимался Эльдар.
Старик посмотрел глазами осуждающего человека.
– Нет, ну ты что совсем ничего не понял..? Он хозяйство на себя решил взять…
– Так вам было, где-то двадцать пять лет, вы, что с хозяйством справиться не могли..?
– Какие двадцать пять? – Взгляд старика, словно, затерялся за ширмой прошлого.
– Если вы говорите, что были таким как я…
– Не говорил! – Возмутился старик.
– Как же? Вы так и выразились: «…молод был, как ты»… то есть я.
– И…
– Что и..? Вы так сказали..!
– Ты меня не путай… У меня память феноменальная…
«Ох, он даже такое слово знает…» – Удивился Эльдар, а понимая, что ничего «феноменального» нет, как и смысла спорить, решил изогнуться:
– Хорошо. Видимо я что-то вообразил.
– То-то… На чём я остановился…?
– Хозяйство на себя решил взять… – Помог Эльдар феноменальной памяти…
– Да. Я же тогда мал был…
– Ага…
Старик острым взглядом оглядел Эльдара, бросив глаз на брезент, вздохнул.
– Одной ночью я проснулся от ужасного неудобства и сильной тряски. Открыл глаза в полной темноте – думал: ослеп. А ощутив неподвижность – понял, что связан по рукам и ногам, и не просто, а в мешке. Также был перевязан рот, поэтому оставалось только мычать. Кто-то огрел меня по спине, – значит лучше лежать молча…, но я замычал пуще. Удары посыпались один за другим… Я слышал, как скрипели колёса телеги, фыркала лошадь (причём наша), трещали сверчки, как колотилось моё сердце. Проехав же ещё немного, остановились. Никто не сказав ни слова, ни полслова стянули меня с телеги, взвалили на чью-то спину, и зашагали неизвестно куда. Там повязали на ноги верёвку, и подвесили вниз головой. Потом стали опускать, всё ниже и ниже, пока не намокла голова. Меньше было бы проблем, если б не мешок, – даже вытаскивая голову из воды, я задыхался. Вокруг лишь сверчки и всплеск воды – люди молчали (до сих пор не знаю, сколько их тогда было). Я же, как не старался, потерял сознание.
Очнулся я на берегу. Рядом со мной отчим сидел, в стороне мать разговаривала с дедом Матвеем. Голова ужасно болела и пекло ноги, – за них я был подвязан. Я помнил и помню по сей день, как всё было, но не помню то, что мне довелось услышать. Мне рассказали, как я сам повязал на себя камень, и бросился в воду… Не верю я тому. Въелись в мою память глаза отчима, которому не надо было ни в чём мне признаваться, ни о чём меня предупреждать, – я убеждён – это его рук дело…
Старик замолчал, уткнувшись в землю.
– А что с бабкой?
На вопрос старик поднял голову, округлил глаза, и возмутился:
– Вот сдалась тебе моя бабка..! Померла спустя месяц после того – чокнулась окончательно.
– А с отчимом, как потом жили?
– Полгода я жил, будто в рот воды набрав. Мать думала, что я, как бабка – одуреть решил, но я заговорил, когда отчим на войну ушёл. Откуда и не вернулся, в чём и была моя радость. А мать замуж так и не вышла.
Старик изогнул дугой губы в немом заключении, что и подтвердил словами:
– Так что вот так, не могла твоя сестра утопнуть… Или ей это далось с большим трудом.
Медленно встав с чурбана, старик пошёл к выходу, опираясь на ружьё. Воцарилось молчание. Эльдар уже не хотел ничего говорить, старик не собирался. Эльдар желал остаться один. Но незваный гость остановился.
– Я живу за вишнёвым садом. Не сложно отыскать – Герасим там один…, если помощь понадобится… и извини за нос… – Закончив, он стал толкать дверь, – та не поддавалась.
– Ну вот, я ж говорил: не выберемся.
– На себя тяните. И, какой нос?
– Мой не в своём деле…
Большая часть двери была присыпана снегом. Метель утихла, лишь падали редкие снежинки. Уже вечерело.
Под тем же снегом дремал мальчишка. А над ним пытался увидеть следы Николай. Метель занесла всё.
Эльдар Романович почти уснул. Он думал.
Невзирая на множественные имущества, огромные капиталы и чуть ли не безграничную власть, Эльдару Романовичу всё же не терпелось легализовать свою коллекцию. Он видел себя подобно Третьякову, подобно Рериху, подобно Гастону Бакману. Чем он хуже мадам Тюссо или того же Виктора Жуэ с его усопшими душами. И многих других… Тем более, что его коллекция – это нечто невообразимое, непохожее не на что другое. Хотя это могло казаться только ему. Что все? Тот же Виктор Жуэ, собравший на стене кучку старого, кем-то испорченного тряпья и макулатуры, назвав всё это последствиями следов мучающихся в чистилище душ, пытавшихся воззвать к миру живых. Как не крути, а трудно поверить в то, что кто-то когда-то узрел чудо, а заезжий странник, проникшись историей того, подхватил её и понёс в мир, чтобы все знали, что есть на свете чудеса и, что просто так человек не умирает, но душа вечна. Не правда ли странно посмотреть на прожженную тряпку или книгу, и слепо поверить в прикосновение чьей-либо души… ну, или ещё кого-нибудь, не попытавшись разобраться. Все артефакты всегда служили по большей степени инструментом для повышения рейтинга религиозной организации. А Эльдар Романович совсем не преследует цель – доказать невообразимое своей коллекцией…
Святик тоже спал, склонившись над столом, когда в соседней комнате, точно, охраняя странного пришельца, чутко дремал кот с всё ещё испачканным носом, а где-то спали его хозяева.
Спало опустошённое уже не издательство «Нос».
И не спала только мать Святика – она не могла дозвониться ни к мужу, ни к сыну. Звонки с новостью о розыске Савика вводили её в необузданную панику.
книга вторая «рабство»
Основа современного рабства состоит в долге. Найдя способ наложить на людей долг, ты привяжешь их к себе. Чем выше будет размер долга, тем больше гарантий назваться системой. Будучи системой, ты сможешь владеть, как народом, так и их лидером…
Чтоб обвести вокруг пальца, необязательно нужна ложь, нужно верно распорядиться правдой…
Ящик…
(«Почта памяти»; Труба на крыше)
Проснувшись за письменным столом, Святик с большим трудом и адской болью в шее поднял голову, оставляя её в том же положении, в котором она лежала на столе. Плечи затекли не меньше, и в пальцах стало покалывать. Посмотреть прямо было невозможно – позвонки, точно, срослись вместе и приросли к основанию черепа, при этом, словно, внимание всей нервной системы сосредоточилось на шее. На часах, на которые только и оставалось смотреть, стрелки указывали одновременно на цифру семь, а солнце, изливающееся в окна, старательно доносило о наступившем утре. Наконец.
Именно так и подумал Святик: «Наконец…».
Окончание бесконечной ночи можно было сравнить с долгожданной свободой из тюремного заточения. Опять-таки, Святика никогда не заключали, но ощущения его были далеко не из приятных, стоило ему лишь о том подумать, по телу пробегал мороз, и сводило под коленками, наваливалась паника. Ему очень не хотелось бы оказаться на скамье подсудимых, – представляя это, он был уверен, случись так – он неизбежно загремит в тюрьму. Наверное, это очередная фобия, так как в тюрьме он боялся умереть. Если поковыряться в голове хорошенько, Святик мог бы сказать, что проще найти себя сумасшедшим, нежели признать нормальным, глядя на малое количество здравых мыслей. Но возможно такой, как раз, и должна быть норма? Чёрт его знает.
Короче, хорошо, что ночь прошла. На часах – 6:35. Теперь бы домой и в душ. Душ – это самое вожделенное желание. Но наступил ли конец неожиданностям, – Святику оставалось лишь предполагать.
В дверь постучали.
Шею понемногу боль отпускала.
Правому глазу что-то мешало, – не понимая, что, Святику не удавалось освободиться от назойливой помехи. Стараясь размять залежавшиеся шею и плечи, он медленно и тем, и другим вращал. Каждый раз, когда голова смотрела вправо, что-то мешавшее глазу становилось настырнее…
…в дверь постучали снова…
Святик уже встал из-за стола, ощутив, как его ноги затекли не меньше прочих частей тела. Сделав очередной оборот головой, он заметил нечто длинное и тонкое, зацепившееся ему за волосы, щекоча бровь и глаз, спускаясь на плечо. Ухватив нечто, Святик стянул с себя длинный волос – тёмный и толстый… Он вспомнил вчерашних лошадей, сначала животных, потом костюмированных.
«Конский, что ли..?» – Подумал Святик.
Стук в дверь раздался опять.
– Да, иду… – Занервничал Святик, отвечая, а встав, кинул волос на стол.
– Вы всё ещё в кальсонах или можно войти..? – Прозвучал женский голос, заставив Святика растеряться и осмотреть свою внешность.
«Ну, мои штаны, в принципе, явно приличными не назовёшь…» – осудил мысленно свой туалет Святик. А не найдясь с неоспоримым ответом, просто сказал: «Входите…», распахнув настежь дверь. Тут же взъерепенился кот, поднялся странно на задние лапы, и быстро ушёл прочь. Кот, наверняка, проспал всю ночь под дверью. И на пороге этой же двери стояла Любовь Герасимовна.
Святик смутился.
А ведь голос именно тот, что прозвучал днём раньше в телефоне. Как так? – Оставалось лишь подумать.
Святик поднял левую руку, затем за ней – правую. Разводя свои конечности, скорчив по-идиотски пальцы, не понимая, что делает, он ляпнул вопросом, точно, лошадь на землю из-под хвоста:
– Вы, что, того..?
Осознавая свою реплику уже на многоточии, Святик поспешил исправиться:
– На самом деле?… – Но и тут видя неудачу в ретировке, добавил: «Ну…» – чем окончательно растерзав себя, как филолога, решил молчать.
Пауза затянулась. Любовь Герасимовна вдруг стала улыбаться, отчего у Святика запекли щёки и уши, и странно забилось сердце, вскипятив кровь в животе… Таких ощущений он не переживал никогда.
За окном послышался крик кота, Любовь Герасимовна озабочено посмотрела вокруг себя, а одновременно с ней из-за её спины показалась «золотая» голова Елисея, его брови образовали «крышу» над округлёнными глазами. Он глянул на бабушку, тут же побежав на улицу.
Вызванные ощущение – незнакомые для Святика, – исчезли вместе с умчавшимся прочь Елисеем, лопнули, скорее, как мыльный пузырь, где-то внутри заставив вздрогнуть.
Любовь Герасимовна теперь смотрела на Святика, тем – прежним немым взглядом.
– Так вы говорите? – Выдавил из себя уже внятный вопрос Святик. А Любовь Герасимовна отрицательно покачала головой, не заставляя мучиться в догадках своего гостя. Её рука поднялась в сторону убежавшего внука.
– Это говорил Елисей?
В ответ последовал кивок головой.
– Но вы всё слышите…
Снова кивок в ответ.
– Так как же…? – Святик впервые искал затерявшиеся слова.
Любовь же Герасимовна теперь кивнула вопросительно.
– Да я вот… вашего внука…
Святика перебил отрицательный жест указательным пальцем. И он на это смутился, словно, окончательно, промолчав в замешательстве с минуту-две.
– А кто? – Тихо произнёс спустя время.
Далее последовали примитивные жесты, чтоб понял Святик, – жесты, которыми оперируют все простые люди.
– Сын что ли?! – Будто не своим голосом прозвучал Святик…, получив вновь ответ.
– Ну, и ну… А почему Елисей сразу с вами общался, как с бабушкой…
На это Любовь Герасимовна махнула рукой.
Вбежал взмыленный мальчишка, таща на руках всклокоченного кота. Тот, прижавшись к Елисею, таращился на гостя.
Входя в комнату Любовь Герасимовна сделала несколько жестов руками.
– Бабушка спрашивает: почему вы ходите в кальсонах?
Святик посмотрел на себя, и перевёл взгляд на мальчишку.
– Скажи, что я сам не знаю, как так вышло.
Любовь Герасимовна покосилась на Святика, и он вспомнил, что она слышит, – извиняясь, прикрыл глаза.
– Ты почему маму бабушкой называешь?
Елисей быстро посмотрел на Любовь Герасимовну. Она ему улыбнулся еле заметно.
– Чтоб вас не травмировать…
– Ах, значит, теперь я должен был, по-вашему, отреагировать спокойно…
Любовь Герасимовна замахала руками.
– Я бываю резкой. Не отрицаю. Если вас это задело, то прошу простить меня. Так всё-таки, зачем вы ходите в неприличной одежде? Ведь в кабинете произвели впечатление довольно воспитанного молодого человека…
Святик хлопнул себя по ногам.
– Сам, признаться, не знаю, как так вышло.
Любовь Герасимовна состроила на лице выражение спорной брезгливости. И тема данного вопроса на этой ноте была закрыта.
Пробежавшая мысль о кабинете заставила вспомнить ящик.
– Помните ящик в кабинете?
Руки вновь поднялись, замерев в воздухе, как если бы способный говорить, приоткрыл рот для вступления, но цепляясь за какую-то мысль. Любовь Герасимовна долго ждать не заставила.
– Это затея моего отца. – Сказанное Елисеем завязло в молчании. Святик стал думать: когда отец этой женщины был с ней рядом?
– Вы, наверное спросите о моём отце… А точнее, нашей совместной с ним жизни…
Не считая данную ситуацию сверхъестественной, а просто логическим мышлением, Святик согласился с выводами.
– Я встретила своего отца спустя несколько лет после смерти матери. Он пришёл за мной в интернат, когда мне исполнилось четырнадцать лет. Вернее, он пришёл не сразу. Причины их разрыва с матерью я не знала, как не знаю и по сей день. Мне было три года, когда отец куда-то уехал. И вот он вернулся. Каким образом он узнал, где я и о случившемся с матерью – мне оставалось лишь размышлять, – отец от вопросов увиливал. Такая себе, знаете ли, черта, – видимо от него Елисею досталась. – Переведя жесты, Елисей посмотрел на мать с возмущёнием. Святик соглашаясь, улыбнулся. Она продолжала: – Откуда-то появился человек с тем самым ящиком… он достал из него письмо, а ящик попросил себе. Я не протестовала, да и, зачем он мне. Письмо развернула, когда незнакомец ушёл.
Текст содержал в себе извинения человека называющего себя моим отцом. Он не объяснял никаких причин своего исчезновения, лишь просил разрешения прийти, и если я того захочу – забрать меня к себе. А мне и сомой сидеть в приюте было не комфортно. Когда все находили себе друзей, я до последнего оставалась одна, что и привело к неприятностям. На меня стали косо смотреть – поначалу, затем говорить оскорбления, и, в конце концов, дошло до рукоприкладства. Так что там мне делать было нечего. Я согласилась.
Вернулся тот же человек, что приносил ящик. Он же сказал, что займётся оформлением документов. Выглядел он странно. Вроде, как все, но смотрел он по-другому, – будто видел плохо. Очков он не носил, но глаза… понимаете, так бывает, когда человек одновременно смотрит сквозь вас, только при этом ещё вас же и осматривает для изучения.
Далее об отце: это был уже старый человек – он был на много старше моей матери. И ему отказали бы также, как и бабе Вале. Но имелось различие между ними – за бабой Валей не стоял настолько сильный человек, как за моим отцом. Да, этот человек не имел тогда ещё той силы, что сейчас… Но уже тогда он добился многих успехов. Отец в письме попросил моего ответа – каким бы он ни был. Поэтому человек вернулся. Персонал улыбался ему во весь рот, точно был то министр. Мне после его визита принесли толстую чистую тетрадь, когда я попросила всего один чистый лист. Человек мог забрать меня не передовая письменного ответа – просто, устно, на словах. Ведь документы у него были уже на руках. Оставались формальности. Спустя два дня я увидела отца. Престарелый человек сидел в машине, он ждал, когда я выйду с вещами. Хотя, какие там вещи – они уместились в один небольшой кулёк.
Отца я видела редко. Чаще виделась я с его другом.
Отец был слаб, и так как хотел для меня хорошей жизни, невзирая на свою слабость, задумал забрать меня из интерната. А я, когда выросла, поняла, что если бы не его друг у него не вышло бы ничего.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Приобретайте полный текст книги у нашего партнера:
