Кровавый блюз

Ярко освещенная сцена. Софиты поливали жарой. Свет, будто тяжелое ватное одеяло, падал на плечи и обжигал кожу, дешевые лампы без ультрафиолетовых фильтров.

Разряженные дамы и джентльмены сидели на мягких диванах, у каждого в руках белая чековая книжка, неоном светилась в темноте и табличка с номером. Они пришли сюда совершить пару покупок, так просто, между делом и от скуки.

Нет, вы не ослышались, детей продавали. Вернее, усыновляли за вознаграждение.

Любая богатая дамочка могла при желании обзавестись живой игрушкой. Вирус Смерти мешал завести ей своих собственных детей. То, что делало нас почти бессмертными, препятствовало зачатию, пара могла быть вместе долгие годы, даже десятилетия, но так и не сделать ребенка.

У таких, как я, уже почти взрослых вампиров нет шанса быть усыновленными. Все хотят себе маленького пухлощекого амурчика с большими влажными глазками на розовощеком личике и тельцем со складочками и подушечками. Такие вампирчики вызывают сердечный трепет у скучающих от безделья богатеньких дам. Они нужны им, чтобы часто прикладывать детский пухлый ротик к своей шейке и груди, позволяя впиваться в кожу мелким неокрепшим клыкам и получая от этого извращенное удовольствие.

Когда меня только нашли в трущобах, и я попала на этот помост в первый раз, какая-то дамочка в мехах хотела купить меня. Но я была настолько худа, грязна и отвратительна в своем злословии и диком состоянии, что она передумала. Защелкнула ридикюль, откуда уже было вынула деньги и, повернувшись ко мне спиной, пошла прочь. Ее даже не сильно волновало, что я на тот момент была самым маленьким ребенком в городе, младше ей не найти. Потом я выросла, так и не обретя семью. Уличная банда стала моей семьей и родственниками, и единственными, кому я была не безразлична.

У таких, как я, стремительно вымахавших в росте кобылок, с торчащими из слишком короткой одежды руками и ногами шансов найти родителей нет.

За нами охотится другой сорт богачей. Скучающие бездельники мужского пола и извращенцы всех сортов.

Нас выгнали на помост. Я получила увесистый толчок в спину от злобной куклы. Эта гадина стояла за сценой и с ехидной ухмылкой наблюдала за действом.

«Ты пожалеешь!» – поймав мой взгляд, прошептала она одними губами и улыбнулась сладко, предвкушающе. У меня по спине пробежали мурашки от этой гримасы.

Помимо меня на помосте стояло пятеро сирот разного возраста. Одна девочка еще совсем малышка. Двое мальчишек вытирали сопливые носы рукавом – отловленные на улицах беспризорники. И большая редкость: испуганные двойняшки стояли, крепко сжимая ладони друг друга. Среди этой малышни я уже почти взрослая, но переставшая расти из-за отсутствия питания.

Начались торги. Жаркая схватка жадных, не желающих уступить друг другу людей. Первой была продана девочка за баснословную сумму. Счастливая покупательница, топая каблуками, выбежала на сцену и подхватила купленного ребенка. Малышка была слишком маленькой, чтобы что-то понять. Она доверчиво обняла шею своей новой матери, ее пугал гул голосов и громкие выкрики цены.

Двух сорванцов продали так же быстро, но они не особенно расстроились. По их ехидным улыбкам я поняла, что они очень скоро убегут, прихватив с собой особо ценные вещи их новых хозяев.

Я зажмурилась, когда в зале раздались истеричные крики и плач разлучаемых близняшек. Два надзирателя тянули их в разные стороны, оторвав от земли, пытаясь расцепить руки. Дети плакали, не желая расставаться. В конечном итоге подоспел еще один тюремщик, закрыл своим телом их от зрителей и со всего размаха ударил электрошокером по рукам. Потребовалось три удара, чтобы дети расцепили ладони. Брата и сестру продали по отдельности, ни у кого не хватило денег на совместную покупку.

Зрители и покупатели недовольно галдели, обсуждая, приглушенный гомон неодобрения и суеты – единственная реакция покупателей на произошедшее.

Настала моя очередь. Последний лот, как объявил распорядитель. В зале воцарилась тишина. Я послушно вышла вперед, зевая и почесываясь.

Ну, сейчас вы у меня получите. Все огребут – и распорядители, и богатенькие покупатели. Я была готова на все и беспрестанно повторяла про себя: пять минут позора, и ты свободна, пять минут… Борись! Борись до конца за свою свободу. Хрен кто меня купит, не видать приюту денег за меня, как своих ушей.

Я подняла взгляд и обомлела.

Знакомая фигура. Непослушное сердце екнуло и пропустило удар. В душу закралось нехорошее предчувствие. Это стоит моя погибель, мой конец. Переломный момент в моей дерьмовой жизни. Больше ничего не будет по-прежнему, судьба изменится здесь и сейчас. Только непонятно, что меня ждет впереди. Избавление или еще большая боль.

Мужчина с поджатыми губами гневно смотрел на меня, а я на него со сцены. Мы замерли в немом противостоянии.

Темные прямые волосы с одинокой седой прядкой, прямой нос, узкие губы. И взгляд, злой, ненавидящий, можно сказать – презрительный.

Мне стало нехорошо.

Но я гордо задрала подбородок и вернула ему ненавидящий взор с таким зарядом нелюбви, что его должно было проесть до костей. Однако на незнакомца это не возымело никакого действия.

Мне стало обидно: такая ненависть, такое презрение… Мы даже не знакомы! За что? Какое ему до меня дело?

Хватит разглядывать, прекрати, остановись! Мне хотелось крикнуть ему в лицо на весь зал, громко, зло, пополам с самой отборной руганью, которую я слышала от контрабандистов. Но я не могла. Черные глаза все так же подавляли, угнетали, облучая меня потоками ненависти. Шныряли по мне, цеплялись за мою убогую сиротскую одежду, руки с обломанными ногтями, волосы, которые я не удосужилась расчесать.

Я основательно готовилась к аукциону и приводила себя в негодность, намеренно лишая товарного вида. Кто же знал, что мне встретится подобный взор, перевернувший все нутро? Хотелось сжаться в комок спрятаться, забиться в темный угол, но софиты безжалостно освещали сцену, лишая ее малейшей тени.

Не знаю, сколько мы так стояли. К темноволосому подошел его собутыльник, виденный мной около банка, – беловолосый вампир. Он тронул друга за руку, и тот наконец-то отвел от меня свой месмеризирующий взгляд.

Все расселись по местам. В темноте зала не было видно рядов удобных мягких сидений, предназначенных для покупателей.

Начались торги. Вялые и безынтересные.

Рефери надрывался, описывая мои достоинства и ловко обходя недостатки. Но зрители без интереса гомонили и зажигаться азартом покупки ненужной им вещи не хотели. Я про себя улыбнулась и демонстративно встала в позу: руки скрещены, тело вяло и расслаблено, изогнулось буквой «зю», выказывая ответное презрение. Я подумывала, не плюнуть ли на пол для большей убедительности или харкнуть, как портовые грузчики, но не была уверена, что у меня получится с первого раза.

– Двадцатку дам, – выкрикнул кто-то, и зал засмеялся.

– Пять тысяч, – голос, жесткий, решительный ворвался в мое сознание. Я подняла глаза, но ничего не увидела: темнота и тени, яркий прожектор бил прямо в глаза. Кто этот идиот, готовый столько заплатить?

– Слишком дорого за уборщицу, – раздался голос того же остряка. Зал загоготал.

Дробный стук ног, и кто-то подлетел к ведущему аукциона.

Лицитатор[4 - Лицитатор: – ведущий аукциона.] свесился со своей тумбы, слуга жарко зашептал ему на ухо и замахал руками. Бумажка перешла из рук в руки.

Аукционист выпрямился и объявил:

– В связи с новыми обстоятельствами мы прекращаем сегодняшний аукцион!

Загудели голоса, зашаркали ноги.

Покупатели стали лениво расходиться, обмениваясь мнениями, хвастаясь покупками.

Мимо сцены прошла женщина, купившая маленькую девочку. Вампирочка доверчиво обнимала ее за шею и посасывала гемоглобиновую конфету на палочке. Все это время покупательница не отпускала ребенка с рук и прижимала ее к себе.

«Может, хоть ей повезет», – подумала я, провожая пару глазами.

Мне не разрешили вернуться к остальным. Вампирша, худая, с сухими сморщенными губами, ни дать ни взять крыса, справила мне документы, нетерпеливо сунула в руки. И махнула рукой в сторону, прогоняя меня с глаз долой, из сердца вон.

Когда меня увели надзиратели, я торжествующе кривила губы в радостном оскале.

«Шиш вам, а не деньги! Меня никто не купил!» – ликовало мое сердце.

Два надзирателя встали по обе стороны, еще двое сзади, один спереди показывал путь. В тот момент меня почему-то не смутил тот факт, что вокруг меня слишком много народу. Я искренне верила, что никому не нужна и купить меня не захочет никто.

Как я ошибалась!

***

Одни коридоры сменялись другими, я уже готова была увидеть общие спальни для сирот, но они все не появлялись.

Вместо этого очередной проход вывел меня и вертухаев к выходу на задний двор. И вот тут-то я почувствовала неладное.

Напротив входа стояло черное бронированное авто с приглашающе открытой дверцей, как пасть у чудовища. Я шарахнулась назад, но крепкие руки толкнули меня в спину, направляя к машине.