Свисая с плеча, я слышала только недовольное бормотание под нос да хруст ледяной корки под яростно вышагивающими ногами.
Мы прошли несколько кварталов, когда дверь какой-то мастерской открылась от пинка, послышался истерично дребезжащий колокольчик, и меня швырнули внутрь.
Я очутилась на полу с завернутыми «в колбаску» ногами. А мое чудовище застыло в дверях, обеими руками опираясь на косяк.
– Что это такое? Что такое? – закудахтала тучная дама, затянутая в скрипучий корсет.
– Это ваша новая ученица. Она будет учиться шитью. Полезно для монашек! Которые не получают удовольствия. – Лавочница даже и не подумала возражать, увидев, кто стоит в дверях. – Страдай, моя куколка, голодай, работай, мерзни! Карабкайся изо всех сил на самый верх, а я посмотрю на это! Будет даже забавно! И помни про наш уговор! – И обо мне забыли, швырнув еще один кошелек тучной хозяйке. Та ловко поймала одной рукой и прижала к колышущейся груди. – Плата за проживание и год обучения. – Лавочница, не удержавшись, заглянула в кошель. Зазвенели две монеты – гораздо меньше, чем предлагало мне это чудовище. – Я навещу мою протеже, когда она мне понадобится!
– Да, мой лорд! Слушаюсь! – как солдат, отчеканила торговка, готовая на все, разве что под козырек не взяла, вернее под чепчик.
* * *
Когда, хлопнув дверью, мой мучитель и по совместительству спаситель испарился, кстати, как-то быстро, я облегченно выдохнула, не подозревая, что мои приключения в этом мире еще только начинаются и я не последний раз вижу наглое чудовище.
– А ну вставай, чего расселась?! – недовольно бросила мне женщина, подбрасывая на ладони два золотых, растянутых на год. Как я поняла, вся моя цена в этом мире. – Ходют тут всякие уличные замарашки, а я подбирай их потом! – Кажется, женщина ворчала для вида, истинной злобы в ее голосе не было.
Я встала, плащ с меня упал, и женщина возмущенно затрясла тремя подбородками, а я, взглянув в окно, захлопала глазами и протерла их.
Не помогло.
Напротив магазина на фонарный столб лез… человек?
Из-под коричневой рабочей куртки свисал лоснящийся хвост, кончики пальцев венчали цепкие когти, почти как у ночного чудовища, только мельче.
Свет в этом чудном городе гасили вручную.
Уличный фонарщик открыл дверцу, затушил огромную свечу, горящую внутри, и слез с лестницы. Закинув ту на плечо, развернулся, и мы встретились взглядами.
А лицо точь-в-точь человеческое, только с боков по щекам немножко шерсть свисает и кожа ближе к кремовому оттенку, чем к розовому. Зато грива волос, собранная на затылке в хвостик, такая гладкая и лоснящаяся, что хочется сказать «Грр!» и запустить в эту шевелюру пальцы.
Зверолюд больше походил на ласку. Юркое, верткое существо, да парень, пару секунд назад слезший с фонаря, так и выглядел – вертлявый и вороватый.
Этот типчик, разглядев через оконное стекло мое неглиже, нагло так ухмыльнулся, поправил кепарик, по обеим сторонам от которого торчали шелковистые уши, и, подмигнув мне, похабно осклабился.
До меня внезапно дошло, что я свечу голой грудью в окно.
Закрывшись руками, я резко обернулась к шокированной хозяйке лавки и окончательно потеряла свою челюсть.
Тучная женщина, поджав красные губки, возмущенно трясла своими подбородками и нервно дергала носом, будто крольчиха. Как раз на этого зверя она больше всего была похожа. В седых, начесанных пышно волосах, собранных на макушке в дульку, виднелись два длинных уха, отброшенных назад. Я не сомневалась, что где-то в необъятных складках юбки прячется куцый маленький хвостик. В остальном эта женщина практически не отличалась от меня, разве только светлой кожей да бледными глазками с красноватой, как у альбиносов, радужкой.
И вот в этот-то момент я осознала: надо было брать деньги! И валить, как можно скорее и дальше! Это не просто другой город, неизвестное мне место где-то у нас на Земле, это совершенно другой мир, планета, измерение! В нашем ни в одном уголке ничего подобного не существовало! Теперь я не сомневалась: «Дороти, ты уже не в Канзасе!»
А ночной незнакомец и в самом деле был чудовищем! Настоящим зверем! Со всеми хищными повадками и звериными замашками!
Узнав правду, я стала боятся его еще сильнее.
За моей спиной, как бы отмечая мой позор, на весь город пробили часы. На улицах утренний свет постепенно разгонял туман.
Этот бой словно разбудил женщину и заставил наброситься на меня.
– О-о! Одежда-то твоя где? Негодница! – всплеснула руками хозяйка, специально уронив с носа пенсне, не желая видеть подробное безобразие.
– Он разорвал, – только и смогла вымолвить я в оправдание. Правильно, главное – свалить вину на чудовище и выйти сухой из воды! Мне еще в этом мире как-то выживать надо, к тому же чудовище улетело, но обещало вернуться.
– А-а! – Женщина схватилась за объемную левую грудь: кажется, я добила свою новоприобретенную домохозяйку. – Какой ужас! Стыд, позор! Кого мне подкинули на порог?!
Меня так и подмывало предложить: а ты деньги верни, и я уйду! Но что-то мне подсказывало – женщина не расстанется даже с медяком.
– Я сваливаю! – был мой вердикт, стоило увидеть в окне еще по утреннему времени редких звероподобных прохожих и экипажи, запряженные чешуйчатыми лошадьми.
Где же я очутилась? Что это за странный мир? С такими жестокими правилами и страшными людьми?!
– И куда ты пойдешь? В бордель, по рукам? – продолжала верещать домоправительница, как заправская зайчиха в силках, осознав, что сейчас потеряет меня, а значит, упустит денежки. – Хочешь подцепить чешуйчатую гниль? Месяцами мучиться, загнивая заживо, и подохнуть где-нибудь в подворотне? На окраине Лондона?
– Кукую гниль? – возмутилась я и одновременно испугалась.
– Ту самую, – уничижительно попеняла мне хозяйка лавки, – что все безродные драконицы вроде тебя подцепляют, если не ведут себя осторожно и разумно!
– Я человек! – возмутилась я, понимая, что и хозяйка, и ночное чудовище приняли меня за одного из жителей этого мира. И как это только наш властный и глазастый не разглядел в темноте, что я другой породы? Зазря своими наглыми зенками светил, пялясь куда не следует, а главного так и не увидел.
Я удрученно вздохнула, подумав: «А если бы рассмотрел – безжалостно бросил бы на улице!»
Лавочница не унималась:
– Вижу, ты совсем без мозгов! Этот господин дал тебе шанс вырваться из грязи, а ты норовишь нырнуть в нее с головой! Запачкать свою чешую! Опозорить род!
Меня остановили не слова про шанс, а упоминание чешуи, это-то тут при чем?! Я же не рыба!
Замерев в дверях, я пораженно обернулась. Не двинулась ли тетка умом? Может, все здесь, в этом городе, ненормальные?
А женщина спокойно подошла и, мягко отняв у меня дверь, прикрыла ее.
– Не нужно это тебе! – уже спокойно, с добротой в голосе сказала женщина. – Никто и ничто не стоит того, чтобы потерять себя! Пойдем напою чаем, да одежду тебе кой-какую необходимо подобрать. А то срам-то какой!
Кажется, лавочница окончательно убедилась, что я двинулась умом, и решила говорить со мной, словно я душевно больная.
– Ты хоть что-нибудь умеешь делать?
– Не знаю… – ошалело ответила я, увлекаемая за собой доброй женщиной.
– Ну хотя бы шить мы тебя научим, и то хлеб. Все лучше, чем на улице себя продавать. Ума не приложу, как могло такое случиться! Что подобная тебе оказалась на улице одна-одинешенька! Без семьи и защиты! Да еще попасть в руки этого!
Я тоже не понимала, но приходилась мириться с жизненными обстоятельствами, пока не разберусь в происходящем.
Подбородки лавочницы продолжали возмущенно трепыхаться все то время, пока, закрыв от посторонних взглядов, она вела меня в подсобное помещение.
* * *