– Присоединяйтесь к нам! – крикнул он, но не смог сохранить равновесие и упал лицом прямо на расставленные перед ним закуски.
Крон остановился.
– Приятного времяпрепровождения! Спасибо, но не могу. И так опаздываю на омовение Тагулы.
– К-как? – встрепенулся Бурстий. – Ч-что? Уже и-п-пора?
Крон улыбнулся и развел руками.
– Б-б-баст-турнак! – выругался заика Бурстий. – Я с-совсем з-забыл. Об-божди. По-йдем вместе. С-с-сейчас допью, и п-п-пойдем.
И он принялся шумно хлебать из своей чаши. Срест с урчанием поворочался в закусках и с трудом сел. Лицо его было перепачкано горчичным соусом, под левым глазом прилипла раздавленная лепешка, а ко лбу – листок зелени. Он попытался встать, но у него ничего не получилось.
– Эй, кто там! – гаркнул он. – Поднимите меня! Пока к нему бежали рабы, Алоза ухватился за его плечо, рывком встал и снова завалил Среста. С минуту Алоза стоял пошатываясь, словно утверждаясь на ногах, – худой, высокий, жилистый, в короткой тунике, и, нагнув голову, недобрым, мутным взглядом смотрел в сторону Крона. При этом его нижняя губа все сильнее оттопыривалась на опухшем лице. Наконец его шатнуло вперед, он крепко, как за опору, ухватился обеими руками за рукоять меча и зашагал к Крону. Но шел Алоза не к нему. Он прошагал мимо и остановился возле Атрана, вперив в него неподвижный взгляд из-под спутанных, жирных, выцветших до цвета соломы волос.
– Твой раб? – спросил он.
Крон промолчал. Атран стоял перед Алозой, держа перед собой за ножны меч сенатора, и смотрел на претора открытым взглядом.
– Наслышан… – процедил Алоза и принялся обходить Атрана, словно желая осмотреть его со всех сторон.
Атран медленно поворачивался вслед за ним.
– Хорош… – Оттопыренная губа Алозы свесилась еще ниже. – Без ошейника и нагл, словно вольноотпущенник первого дня.
– Я надеюсь, сенатор, – спросил он, по-прежнему глядя на Атрана, – ты не будешь на меня в претензии, если я его когда-нибудь зарублю?
– Боюсь, что это тебе не удастся, – усмехнулся Крон. – Он владеет мечом не хуже тебя.
– Кто – раб?! – Алоза от изумления даже протрезвел. – Раб поднимет меч на гражданина Пата?
– Стоит ему только захотеть, – ответил Крон, – и я дам ему вольную по первому его требованию. Каким угодно числом.
Алоза потерял дар речи.
Тем временем четверо рабов наконец поставили на ноги огромную тушу Среста.
– Прочь! – зычно гаркнул Срест.
Одним движением плеч он разметал рабов, державших его под руки, и тут же плашмя рухнул вперед, подмяв под себя тщедушного Бурстия.
– Вот незадача! – хохотнул он, проползая по Бурстию подобно дорожностроительному комбайну. – Голова вроде бы светлая, а ноги не держат!
«И почему они так много пьют?» – в который раз с тоской подумал Крон.
– К сожалению, меня ждут, и я уже опаздываю, – он поднял руку, прощаясь. – До встречи в термах!
Крон кивнул Атрану и зашагал по тропинке к термам.
– Советую твоему рабу не попадаться на моем пути! – прорычал вслед Алоза, на Крон только усмехнулся.
Тропинка вильнула в сторону, за кусты и вывела на мощеную аллею.
– Это правда, Гелюций? – спросил вдруг Атран.
Крон даже вздрогнул от такого обращения, но быстро подавил в себе желание одернуть раба, не назвавшего его господином.
– Что – правда?
– Что я могу получить волю, когда захочу? Крон спрятал улыбку.
– А ты можешь привести примеры, когда мои слова расходились с делом? – спросил он.
– Да.
От неожиданности Крон остановился.
– Когда же это?
– Когда вы обещали наказать меня прутьями.
Крон хмыкнул и снова зашагал по аллее.
«А ты хотел бы, чтобы я это свое обещание претворил в жизнь?» – чуть было не спросил он, но сдержался.
– Не путай, пожалуйста, мои желания с чужими, – сказал он. – Если я дал слово исполнить чужую просьбу, то я его сдержу, чего бы мне это ни стоило.
– Значит, я могу получить волю хоть сейчас?
– Значит, можешь.
Некоторое время они шли молча.
– Мой господин, – вдруг с жаром и мольбой проговорил Атран, и Крона покоробило теперь уже такое обращение. – Я знаю, ты добр и великодушен. Исполни еще одну мою просьбу. Отпусти со мной Калецию.
Губы раба дрожали.
– Нет, – отрезал Крон.
– Мой господин, – продолжал просить Атран, – ты богат, и тебе это ничего не будет стоить. Ведь дал же ты вольную Дискарне, хоть она и доносила на тебя. Отпусти со мной Калецию.
Кровь бросилась в лицо сенатору. За все годы рабства это была первая просьба Атрана. И Крон ощутил, в какую глубочайшую яму унижения шагнул этот гордый и независимый, несмотря на свое положение, человек. Человек, умевший даже слово «мой господин» произносить с достоинством.
– Нет, – глухо повторил Крон. – Я действительно богат, причем настолько, что ты себе и представить не можешь. Я мог бы скупить всех рабов Пата и дать им вольные грамоты. Но что бы это дало? Ты знаешь, как живут многие вольноотпущенники? Они ютятся в портовых кварталах, спят прямо на земле под открытым небом, питаюся подаянием и воровством, а за временную работу по разгрузке кораблей в порту каждый день между ними происходят драки. Они рады бы снова продать себя в рабство, они продают своих детей и счастливы, если им это удается. Если я отпущу тебя одного, то ты сумеешь и прокормить себя, и постоять за себя. Но если я дам вольную вам обоим, вы станете такими же изгоями, как и обитатели портовых кварталов. И придет время, когда ты, продавая своих детей в рабство, проклянешь тот день и час, когда я дал вам волю.
Сенатор оглянулся на Атрана. Раб шел следом, смотря на него молящими глазами. Доводов рассудка он не принимал.
– Мой господин… – снова попытался просить Атран.